Обязан жить. Волчья яма Повести - Силаев Борис Дмитриевич - Страница 27

Андрей поднялся со стула и бесшумно пересек кабинет по ковру. Он опустился в жесткое кресло полковника, осторожно взял в пальцы инкрустированную перламутром ручку и начал писать, низко склонившись над листом, старательно выводя буквы и от напряжения шевеля губами.

В кабинете было тихо. Полковник все так же задумчиво стоял возле пустых стульев, по-стариковски сгорбившись, вздернув широкие золотые погоны к розовым ушам. Фиолетов неподвижно смотрел в раскрытое окно.

Андрей не мог не обратить внимание на то, что полковник впервые сказал ему «вы». Является ли это предзнаменованием новых больших перемен? Возможно, вместе с соответствующим обещанным денежным вознаграждением и необходимым удостоверением бывший вор по кличке Блондин приобретает права на подлинную фамилию, человеческое достоинство и доверие других?

И как бы подтверждая мелькнувшие в голове Андрея мысли, поручик повернулся к нему.

— Федор Павлович, — проговорил Фиолетов. — Закончите писать и прошу зайти ко мне. Некоторые формальности, не больше.

Спустя час они вышли из «Паласа» вдвоем — оба небритые, сонные, медленно побрели по еще пустынным тротуарам. Солнце начинало накалять воздух. В тени домов стояла прохлада. Под ногами хрустели съежившиеся коробочки сухих листьев.

— Куда вы сейчас? — спросил Фиолетов.

— Есть у меня тут одна знакомая, — неопределенно ответил Андрей. — Случайно встретил. Сдает комнату.

— Она знает, кто вы такой? — поинтересовался поручик.

— Нет. Зачем ей это? — засмеялся Андрей. — Я для нее обычный человек. Пахан у нее очень строгий.

— Адрес придется сообщить, — сказал Фиолетов. — А ту вашу торговку краденым увезли в сумасшедший дом. Безнадежна совсем. Мы ее допрашивали. Свихнулась на почве любви. Что может быть более странным этого в наше время?

— Видели бы вы живого Забулдыгу, — буркнул Андрей.

— Есть гораздо важнее причины туда попасть, — весело перебил Фиолетов. — Например, хроническое отсутствие денег.

Поручик беззаботно засвистел, с любопытством поглядывая по сторонам.

— На свете много разных способов достать их, — равнодушно сказал Андрей.

— Конечно, — согласился поручик. — Но я предпочитаю самый верный — преданная служба: это бесценный капитал в рассрочку! Господи, как утомился. Ночь не сомкнул глаз. Те двое арестованных с электростанции… Устал. Сегодня крепко напьюсь, чтобы хоть на вечер забыться и отдохнуть. — Фиолетов кивнул на широкие витрины ресторана, закрытые опущенными жалюзи. — Вот мой ноев ковчег.

На площади они расстались, Фиолетов небрежно козырнул и зашагал вдоль домов развинченной походкой кавалериста и фланера.

Андрей повернул за угол и долго ходил по улицам, проверяя, не следят ли за ним. Город проснулся как-то сразу — еще час назад царила тишина и по безлюдным улицам прыгали воробьи, а вот уже несутся по булыжной мостовой грохочущие телеги, народ запрудил переулки, ведущие к базару, на площади послышались топот солдатских сапог и звуки духового оркестра. От движения пыль поднялась с дорог и деревьев, пронизанный солнцем воздух сделался мутным, желтым и горячим. В одном из просветов улицы мелькнул базар — разливное море голов. Оттуда дохнуло сплошным ревом возбужденных голосов. Обожженные засухой высокие акации стояли голые, земля под ними была вся устлана коричневыми дольками листьев.

Лев Спиридонович Курилев сидел у дальнего столика кафе «Фалькони» и с благодушием удачливого коммерсанта попивал кофе со сливками.

Андрей подошел к нему и увидел, как радостно дрогнуло лицо подпольщика.

— Ты жив, родной?! — пробормотал он, опуская счастливо вспыхнувший взгляд к блюдечку.

— И, думаю, надолго, — улыбнулся Андрей.

— Прекрасное занятие, — одобрительно буркнул Лев Спиридонович. — Что с тобой? Господи, во что они тебя превратили, мальчик. Краше в гроб кладут.

— Со мной это у них не выйдет. — Андрей сел за столик и потер воспаленные от бессонной ночи глаза. Он провел ладонью по колкой щетине и покачал головой: — Да, вид, наверно, непривлекательный… Пожалуйста, выслушайте меня внимательно.

Андрей коротко доложил о последних событиях. Курилев ложечкой ковырял свое пирожное, слизывая с кончика сладкий крем. Солнце палило сквозь листву дикого винограда, и на каменном полу веранды лежали дымные узоры.

— …Я, естественно, описал контрразведке не точные приметы Джентльмена. По моим данным им будет очень трудно найти вора, — закончил Андрей. — Вам же предлагаю — правильные. Вы сообщите эти данные как можно большему количеству верных людей.

— Ясно, — задумчиво протянул Лев Спиридонович, — значит, по-прежнему над подпольем висит топор. Продажа людей. Одна голова — восемь тысяч. Фирма… Трудно поверить. Какое изощренное негодяйство. Я догадывался, почему совершенно неожиданно двое наших товарищей с электростанции арестованы, но точно все-таки не знал.

— Я видел их, — сказал Андрей. — Они обречены. Помочь я бессилен. Аресты будут продолжаться, пока мы не завладеем альбомом.

— Значит, будут продолжаться расстрелы, — с горечью прошептал Лев Спиридонович. — У нас достаточно разветвленное подполье. Есть склады оружия, но мы скованы по рукам и ногам этой совершенно нелепой историей с альбомом.

— Не так уж она нелепа, — усмехнулся Андрей. — Первоначальные ошибки порождают будущие неудачи. Так мы вчера прозевали Лещинского, а сегодня, может быть, стоим на грани разгрома всей организации. Все взаимосвязано. Альбом пущен по рукам, и каждое перемещение его от сволочи к негодяю будет означать для нас новые провалы и расстрелы. Эстафета смерти. Не имеет значения, что эти негодяи — воры, спекулянты, контрразведка… Объявлена охота за черепами, и гон начался.

— Да, — согласился Лев Спиридонович, — необходимо понимать масштабы опасности. Положение… Между прочим, о девушке, которую ты тогда прислал ко мне…

— Она появляется здесь? — настороженно вскинул голову Андрей.

— Она мне понравилась, — уклончиво произнес Лев Спиридонович.

— Мне она тоже нравится, — сухо возразил Андрей.

— Насколько я понимаю, ее фотографии в альбоме нет?

— Вы что-то поручили ей? — со злостью спросил Андрей.

— Разве ты в ней не уверен?

— Как вы отважились подвергнуть риску ее жизнь? — вскипел Андрей. — Она еще совсем девчонка!

— Она нам очень нужна, — миролюбиво сказал Курилев. Андрей стиснул пальцы, отчужденно посмотрел на сидящего напротив него человека.

— Простите… Я имею право жить какое-то время, беспокоясь только о работе? Теперь у меня сердце не на месте.

— Ты любишь ее, — догадался Лев Спиридонович и задумался. — Понимаешь, она сама напросилась. Хотя ты прав. Я учту твои слова.

Андрей расцепил пальцы и потянулся к пачке папирос, выбрав одну, с наслаждением понюхал табак и продул мундштук.

— Лев Спиридонович, вы в коммерции собаку съели. Скажите, какие сейчас возможны законные пути доставания денег?

— Крупная сумма?

— Средняя. Но довольно солидная.

— И законно?

— Да.

— Таких путей нет, — решительно сказал Курилев. — Все, что делается у деникинцев, все противозаконно и пахнет уголовщиной.

— Это по нашим законам, — улыбнулся Андрей.

— А по ихним, — Лев Спиридонович загнул палец, — спекуляция… шантаж… ростовщичество… Мало? Воровство и бандитизм…

— А если серьезно?

— Пожалуй, самое распространенное — это спекуляция на поставках армии. В армейский котел гонят все — гнилые сапоги, лапти, английские шинели, прелое зерно…

— Что мне необходимо, если я захочу продать армии… Ну, допустим, пять вагонов лаптей?

— В первую очередь, — сразу ответил Курилев, — официальное должностное лицо, которое сможет вас рекомендовать военному интендантству. Так сказать, уважаемый поручитель.

— Что от меня имеет данное лицо?

— Комиссионные.

— Большие?

— Жить можно.

— Если данным лицом будет офицер контрразведки?