Стратегия обмана. Трилогия (СИ) - Ванина Антонина - Страница 192

   Белые кровопийцы отвернулись и, так ничего и не сказав, пошли прочь, скрывшись в траве. Они явно направлялись в сторону города.

   - Это же, - пролепетала Лили, - гипогеянцы, да?

   - Конечно, а кто же еще.

   - Просто я никогда их не видела. Так странно.

   - Не видела? - удивилась Манола. - А как же перерождение, перед этим ты точно должна была их видеть.

   - Какое перерождение? - не поняла её слов Лили.

   - Когда ты стала альварессой, - пояснила монахиня. - Когда тебя привели в Гипогею, ты же видела их?

   - Меня никуда не приводили.

   Манола непонимающе помотала головой.

   - Как так? А как же ты переродилась?

   - Я была дома, - как само собой разумеющееся, отвечала Лили, - я умирала от пули снайпера, а папа сделал мне операцию. После неё я и стала пить кровь.

   - Ничего не понимаю, - честно призналась Манола. - Какой дом, какая операция?

   Но после получасовых расспросов, ситуация не прояснилась. Лили упрямо говорила про какую-ту операцию, после которой не только начала пить кровь, но и вовсе стала выглядеть иначе. Манола же на собственном примере убеждала её, что все альвары перерождаются в Гипогее после того, как их выберут сами гипогеянцы или альвары, что живут на поверхности. Она, например, переродилась под Пиренеями, но никак не в монастыре, в котором жила в ту пору. И внешность Манола тоже не сменила, потому и выглядит точно так же, как и в смертной жизни.

   - А почему эти гипогеянцы испугались креста? - неожиданно сменила тему разговора Лили. - Или это тебя они испугались?

   - Ничего они не боятся, - строго произнесла Манола, - ни Бога, ни дьявола. А крест им не приятен еще с тех пор, как христиане пришли в эти земли и запретили индейцам приносить кровавые жертвы этим белокожим лже-божкам. С тех пор они и ненавидят христиан. Потому сейчас в Сальвадоре национальная гвардия и убивает священников, чтобы эти кровопийцы насладились их кровью.

   - Ты думаешь, национальная гвардия убивает людей специально для гипогеянцев?

   - Пути Господни неисповедимы. И дела дьявольские тоже. Кто знает, что есть следствие, а что причина. Главное, что люди умирают за веру и за свободу, и некому их защитить на этой земле.

   Когда рассвело, женщины вышли к дороге и направились в город. Лили уже валилась с ног, когда они, наконец, пришли к квартире Манолы. Вымывшись и отдохнув, Лили принялась строить планы, как забрать с виллы свои вещи, и, главное, документы.

   - Я пойду с тобой, - вызвалась Манола. - Если что-то случится, я буду знать, что тебе нужно помочь. И помогу.

   - Спасибо тебе, - улыбнулась Лили. - Только, пожалуйста, одень что-нибудь поверх платья.

   - Зачем?

   - Чтобы закрыть крест. Если Роберто поймет, что ты монахиня, он устроит скандал, или... - свою мысль она предпочла не договорить.

   - И не подумаю, - твёрдо заявила Манола. - Я христианка и не вправе скрывать свою веру. Скрывают только дурные вещи.

   - Но если Роберто...

   - Я не боюсь, - продолжала настаивать Манола. - Меня он убить не сможет.

   - А если...

   - Все страдания даются нам для испытания. Их не надо страшиться, а принимать с благодарностью и преодолевать.

   Доехав на автобусе до района, где стояла вилла, женщины отправились к дому Роберто. По счастью майор был на службе, и потому Лили беспрепятственно провела Манолу на виллу. Вместе они собрали вещи и тут же покинули дом.

   Расстались они в аэропорту, где Лили купила билет на ближайший рейс до США.

   - Почему туда? - даже расстроилась Манола.

   - Не знаю. Надо же куда-нибудь уезжать. Может быть, скоро подамся в Европу. А что думаешь ты?

   - А что я?

   - Может, тоже уедешь подальше отсюда. К брату в Рим, например. Если дело в деньгах, ты не думай, я оставлю тебе сколько нужно.

   - Нет, ничего не надо. Моё место здесь.

   Лили сочувственно посмотрела на монахиню и спросила:

   - Ты уверена?

   - Как никогда ранее. Я была в Никарагуа, пока не пала диктатура, останусь и здесь, пока не настанут последние дни хунты.

   На этом они расстались, тепло обнявшись, и пообещав не терять друг с другом связи.

   В день похорон архиепископа Ромеро, сто тысяч сальвадорцев собрались на площади у кафедрального собора. Манола чувствовала их настроение, их желания. Они пришли попрощаться с тем, кого называли апостолом ненасилия, пророком бедных и угнетенных. Они знали, что он отдал свою жизнь за каждого из них, за их будущее, за их свободу, и было бы предательством не продолжить его дело.

   Из всех епископов на эти похороны пришёл лишь один - остальные же поддержали власть, поддержали убийц. Но сальвадорцы следовали за траурной процессией именно потому, что были против власти убийц. Но даже в сей скорбный день те не дали о себе забыть.

   В заполнившей площадь толпе людей поочередно раздались три взрыва. В ужасе и панике все начали метаться, а из президентского дворца снайперы принялись стрелять по людям. Напуганные, они бежали в собор, чтобы найти там спасения, но по ним продолжали стрелять. Кровь лилась по площади и соборным ступеням.

   В день похорон епископа Ромеро погибло сорок сальвадорцев и ранения получили двести человек. Такой ненависти и презрения к живым и мёртвым сальвадорцы не смогли стерпеть.

   Партизаны больше не скрывались в подполье. С этого самого скорбного дня они вышли на бой с хунтой - убийцами и богохульниками.

   Только теперь Манола Мурсиа увидела просвет в затянувшейся непогоде. Когда гроза гремит со всей силой подобно артиллерийским орудиям, значит рано или поздно выльется кровавый дождь, и солнце вернётся на небо, чтобы осветить его и очистить от предательских облаков. Когда тирания достигла своего апогея, её стало невыносимо терпеть - с ней осталось только бороться, за лучшее и светлое будущее, ибо другое не имеет смысла.

   1979-80, Ольстер, Италия

   В день, когда Алекс как Алистрина Конолл получила разрешение штаба ВИРА вернуться из Европы в Белфаст, папа римский Иоанн Павел II посетил Ирландию. В новостных эфирах всех каналов передавали его обращение к двухсот пятидесятитысячной толпе: "На коленях молю вас, сойдите с тропы войны, вернитесь на путь мира".

   Сидя в штабе бригады, Алекс поняла, что за четыре года её отсутствия многое изменилось. Здесь было много молодых людей, которых не знала она, а они не знали её, вернее только слышали, что это старый боец Алистрина Конолл, которая начинала борьбу с лоялистами и англичанами ещё с маршей протеста, а потом несколько лет наводила шорох в Лондоне, пока у ВИРА были на это деньги.

   С осторожностью Алекс подкинула молодежи тему для разговора:

   - Мне одной кажется, или папа Войтыла суёт нос не в своё дело?

   - Не кажется, - отвечал молодой командир Макгиннесс, с которым Алекс-Алистрина была знакома еще с Дерри, когда он был еще моложе и возглавлял городской штаб. - Мне интересно другое, зачем он говорил это ирландцам в Ирландской Республике? Не на их территории идёт война.

   - Вот именно, - подхватил тему его адъютант Кевин, - для равновесия съездил бы после этого в Лондон и сказал бы то же самое в Гайд-парке.

   - Не положено, - с улыбкой заметила Алекс, - глава англиканской церкви - королева, без её разрешения папа даже в Ольстер не проедет, а если и будет в Лондоне, то не как глава католической церкви, а как глава государства Ватикан.

   - Это понятно, - кивнул Кевин, - я о другом. Вот предыдущий папа, вернее тот, что был до предыдущего, Павел VI, в такие тонкие вопросы, как оккупация Ольстера не лез и правильно делал. Просто молился за католиков и мир во всем мире, и нам этого было достаточно.

   - А то, что Иоанн Павел II призывает нас, - продолжил командир Макгиннес, - в одностороннем порядке сложить оружие и запросить мира, умным его заявление в наших глазах не делает. Ну, сложат ИРА и ВИРА оружие, и что дальше? Нас здесь просто перестреляет британская армия, потому что её складывать оружие никто не призовёт - королева молчит, потому что ей так положено по протоколу, а для англичан папа и его призывы пустое место. Вот и что теперь думать об Иоанне Павле II? Там, за железным занавесом, проблемы Ольстера видятся как-то совершенно иначе, или он просто набивает себе очки на миротворческих заявлениях, не особо вдумываясь в их содержание?