Стратегия обмана. Политические хроники (СИ) - Ванина Антонина - Страница 25

Свою первую шифровку Кастору-573 пришлось написать и заложить в тайник ровно через месяц жизни в Дерри: «Сволочи, пришлите денег, нечем платить за квартиру». Это была горькая правда. Кураторы оплатили жилье ровно на месяц и ни днём больше, будто и не дорожили новоприобретённым агентом. Алистрина же с первого дня появления в Дерри безуспешно пыталась найти работу хоть машинистки, хоть санитарки при госпитале, хоть уборщицы — но ничего не вышло. В Дерри она жила под легендой ирландки-католички, а в Ольстере, где правящая верхушка в подавляющем своём большинстве состояла из протестантов, католики были нежелательны ни на какой работе, даже низкооплачиваемой. Что-то подобное Алекс уже слышала про судетских немцев в Чехословакии, которые после распада Австро-Венгерской Империи по тем же националистическим мотивам на своей родной земле стали подобны неприкасаемым. Но это было лет тридцать-пятьдесят назад в дикой Чехословакии. А она здесь, в Великобритании, колыбели демократии и справедливости, но переживает то же самое сейчас.

Денег Алекс так никто и не прислал. Пособия по безработице едва хватало на скромную жизнь, учитывая, что ни фунта из неё не приходилось тратить на еду. С Джейсоном Алекс рассталась больше месяца назад. Ей очень хотелось крови. Она вспоминала уроки, что преподали ей белые кровопийцы в своих тёмных подземельях — меньше двигаться, больше лежать или сидеть, не тратить сил впустую. За две недели такого улиточного существования всё вокруг окончательно осточертело. Алистрине пришлось собрать вещи и идти искать квартиру подешевле и донора посговорчивее.

С сумкой наперевес, где лежали скромные пожитки, Алистрина забрела в толпу демонстрантов на площади. Алистрина было подумала, что люди протестуют против войны во Вьетнаме, но приглядевшись к плакатам и транспарантам, она прочла: «Один голос — один человек».

«Самое главное из всех гражданских прав — право жить».

«Не будет дискриминации при приёме на работу — не будет безработицы».

С последним Алистрина была согласна на все сто процентов, так как ничего актуальнее на сей момент для неё не было.

Алистрина приметила одного рыжеволосого парня в очках, что нёс плакат: «Покончим с махинациями с границами избирательных округов и имущественным цензом». Завязался разговор и Алистрина присоединилась к шествию:

— Шеймас Перри, — представился рыжий, — я из Североирландской ассоциации гражданских прав.

— Алистрина Конолл. — Она пожала ему руку. — А что не так с границами округов?

— Ты что, никогда не интересовалась выборами?

— Если честно, нет. Какой в них смысл, если всегда побеждают протестанты?

— А знаешь почему? В городской совет можно выбрать двадцать четыре депутата — от протестантов шестнадцать, а от католиков только восемь. И это при том, что нас, католиков, в Дерри в два раза больше протестантов. А всё потому, что во власти жулики и расисты. Они применяют джерримендеринг — делят избирательные округа так, что католикам никогда не быть в городском совете в большинстве. Англичане это делают давно и во всем. Когда они были протестантским меньшинством на католическом острове Ирландия, они решили поделить Ирландию так, чтобы стать протестантским большинством в маленьком Ольстере. Так и сейчас. Власти постоянно перекраивают карту округов, как только меняется расклад политических сил, лишь бы большинство в округе шло за юнионистами. Вот у тебя есть квартира?

— Я снимала, — Алистрина встряхнула плечом, указывая взглядом на сумку, — но сегодня пришлось съехать.

Активист Шеймас отреагировал странно, то ли обрадовался её трудностям, то ли вознегодовал от несправедливости:

— Вот видишь! Пока ты не владелец или не арендатор жилья, ты вообще не можешь участвовать в выборах. Правительство отняло у тебя право на достойную жизнь, а вместе с ним и право голоса.

Алистрина согласно кивала, и внутренне приходила в ужас от страны, в которую попала. Что это за британская демократия? Видимо как в Древней Греции, когда голосовал демос, а женщины и рабы прохлаждались в сторонке.

Марш в защиту гражданских прав двигался в сторону центра города. Оборачиваясь, Алистрина вчитывалась в плакаты, что несли позади: «Дайте людям жильё за доступную плату».

«Скажем нет дискриминации и апартеиду в Ольстере».

Впереди послышались крики и ругань. В рядах демонстрантов началась суета. Алистрина не сразу поняла, что происходит, но когда увидела, как полицейские выхватывают из толпы демонстрантов и принимаются методично избивать их дубинками, смекнула, что пора делать ноги.

Люди заметались, кто-то побросал плакаты, а кто-то стал отбиваться ими от озверевших стражей порядка. Алистрина принялась искать взглядом своего нового знакомца и в людской суете едва заметила, как он, согнувшись от боли, стоит на четвереньках, а полицейский пересчитывает дубинкой его ребра. Алистрина не стала долго раздумывать, а просто опробовала приём рукопашного боя. Она запрыгнула увлекшемуся стражу порядка на спину и слегка придушив, вырубила его одним ударом. Во всеобщей свалке никто её маленькой победы не заметил — ни свои, ни, что главное, чужие. Она поспешила к рыжему парню. Откашливаясь, он шарил рукой по асфальту в поисках своих очков. Алистрина нашла их первой и поспешила водрузить их ему на нос.

— Шеймас, плохо тебе, да? Пошли отсюда скорее.

Парень с трудом поднялся на ноги — сбитое дыхание ещё не пришло в норму. Алистрина перебросила его руку через своё плечо и потянула в закоулки, в надежде затеряться в хитросплетении маленьких улочек.

Минут через пять парень немного отдышался и от женского плеча учтиво отказался. Они стояли одни во дворе серого унылого дома, впрочем, весь католический район города был полон однотипных унылых серых домов.

— Тебя по голове не ударили? — переводя дыхание, спросила Алистрина.

— Нет, — сбивчиво выговорил Шеймас.

— Точно?

Он кивнул.

— Это хорошо. Внутри что-нибудь болит?

— Только спина. Специально подставил, чтоб не отбили чего.

— Ладно тебе отнекиваться, — не поверила она. — Я же вижу, как ты дышишь. Небось, первый удар был в живот. Тебе надо в больницу. Вдруг разрыв внутренних органов.

— Нет уж, — отмахнулся он, — дома отлежусь.

— Где ты живешь? — тут же спросила Алистрина. — Я не навязываюсь, но дай мне посмотреть, что с тобой, иначе мне будет неспокойно.

Шеймас охотно согласился. Он привел её в скромную квартирку неподалеку. Алистрина тут же скомандовала ему лечь на кровать и расстегнуть рубашку. Тщательно ощупав живот, она с облегчением заключила.

— Разрыва паренхимы нет. Считай, легко отделался.

— Ты доктор?

— Бывшая медсестра.

— Нежные у тебя руки.

Алистрина недоверчиво и слегка удивленно посмотрела на него. Шеймас улыбался мило, по-мальчишески.

— Знаешь, тут сдается квартира, как раз за стенкой — указал он кивком головы себе за спину. — Не дешево, но и вовсе не дорого.

Алистрина смерила его лукавым взглядом, и Шеймас тут же смутился:

— Я б тебе и так сказал, ещё на марше, — пробубнил он, потупив взор, — но, сама понимаешь, не успел.

В тот же день Алистрина и Шеймас стали соседями. Вечером он пригласил её к себе посмотреть новости по телевизору. В его квартире было ещё трое молодых людей — приятели Шеймаса из ассоциации, такие же активисты, как и он сам. Все живо обсуждали, спорили и строили планы на следующий день.

Первым делом в новостях показали самое животрепещущее событие дня — избиение Королевской полицией Ольстера мирной демонстрации в защиту гражданских прав.

— Это просто зверство, — возмущался Шон из комитета Дерри по жилищным действиям. — Мало того, что нас увольняют и выгоняют из квартир, запрещают голосовать, так теперь ещё чуть не забили насмерть за то, что нам это не нравится.

— Надо продолжать протесты, — вторил ему Финбар из комитета Дерри по вопросам безработицы. — Завтра выйдем на улицы снова.

— Тебя, наверное, полиция сегодня обошла вниманием? — съязвила Алистрина.