Стратегия обмана. Политические хроники (СИ) - Ванина Антонина - Страница 68

— Какой нетривиальный взгляд на демократию, — съехидничал Сарваш.

— Да, — не понял его подколки Синдона, — потому что мафия это только малая часть того, что я могу…

— Ну, малой я бы её называть не стал. Между прочим, на её долю приходится 4 % ВВП Италии.

— Пусть так, но есть силы куда могущественнее и важнее. — Тут Синдона стал как никогда серьёзен. — Я давно хотел поговорить с тобой об этом. Ты чертовски талантлив. Есть люди, которым ты сможешь быть полезным. А они всегда готовы ответить благодарностью за помощь.

— Мне уже жутко, — рассмеялся Сарваш. — Дон Микеле, куда вы собираетесь меня втянуть?

— Не втянуть, а предложить присоединиться к одному древнему и могущественному братству…

Дальше Синдона заливался соловьем о вольных каменщиках, а Сарваш слушал его в пол-уха. В последний раз вступить в братство масонов ему предлагали лет двадцать пять назад. И на подобные предложения он всегда отвечал одинаково:

— Боюсь, что вынужден отказаться.

Синдона окинул его недоверчивым взглядом и произнёс:

— Лучше подумай и хорошенько всё взвесь.

— Будет вам, дон Микеле. Нам с вами сейчас сподручнее думать, как расхлебывать кашу, которую вы заварили…

— Послушай меня, парень, — начиная злиться, произнёс Синдона, — такое предложение поступает только раз в жизни… — на этой фразе Сарваш ехидно улыбнулся, а Синдона, не замечая этого, продолжал — … и только от твоего решения зависит, будет твоя жизнь и дальше успешной, или же нет. Ты не понимаешь, от чего отказываешься.

— Возможно, — пожал плечами Сарваш. — Зато представляю, что будет, если соглашусь. — И он ненавязчивым жестом провел большим пальцем правой руки по горлу. — К тому же, я никогда не носил галстука, он, знаете ли, всегда норовит угрожающе сдавить дыхание.

По глазам Синдоны было видно, что намёк Сарваша на масонский символ галстука-удавки он распознал и понял.

— Может лучше поговорим о другом? — предложил Сарваш.

Синдона с мрачным видом принялся вырезать из листа бумаги квадрат и тут же начал складывать его по диагонали:

— Я уже сказал, Гамбино забирают свои деньги, а это гарантированный дефицит ликвидности.

— Зато вы не будете виноваты в том, что деньги мафии сгорят в вашем же банке. И, как следствие, вы проживете ещё долгую жизнь.

— Может, перестанешь умничать? Где мне взять деньги? Лучше об этом мне скажи, иначе проблемы начнутся уже в Италии.

Сарваш не стал разуверять дона Микеле, что проблемы гарантированно будут, не зависимо от того найдёт он деньги или нет. Но зачем раньше времени расстраивать и без того мрачного «Акулу»?

— Национальный банк Вестминстера, — был ему краткий ответ.

— Лондонский банк? А что, можно попробовать. Клиринг?

Сарваш кивнул.

— Ладно. Хорошо. В общем, иди, это дело я улажу сам.

Сарваш ничего не сказал, только повиновался. Когда он покинул кабинет, Синдона должен был обнаружить на своем столе фигурку оригами, но совсем не ту, что складывал сам — бумажная лиса навалилась на бумажного журавля, перекусывая ему горло.

Сарваш понял, что Синдона клюнул на его уловку и попытается забрать деньги у Лондона. Но именно что попытается. Англичане не дадут ему это сделать, потому что вчера получили от одного доброжелателя важную информацию об истинном, а не прописанном в пресс-релизах положении Франклинского национального банка. Всё-таки хорошо, когда у тебя есть связи во многих европейских банках, и ты знаешь людей, с которыми можно поделиться удобной для тебя информацией.

Звезда Синдоны неумолимо близилась к закату. Англичане «неожиданно» отказались выдать деньги по клирингу — как следствие, акционеры Франклинского национального банка не получили выплат по дивидендам. В Милане оба банка Синдоны еле держались на плаву. По совету Сарваша он произвёл их слияние. Теперь у него был один крупный банк с гигантским убытком в двести миллиардов лир.

Пока дон Микеле отчаянно искал спасения в Италии и клянчил деньги у правительства, в Нью-Йорке Сарваш не забывал о своей второй профессии, ни одному из смертных не понятной. По сути, она совпадала с основной, правда, обслуживать Сарвашу приходилось интересы исключительно альваров.

Вот и в один из августовских дней в офис Франклинского национального банка персонально к Ицхаку Сарвашу пожаловала Лили Метц — миниатюрная брюнетка с карими глазами и доброжелательной, но слегка грустной улыбкой.

Сарваш знал о Лили не так уж и много. Юная альваресса, почти дитя по меркам его годов. Красива, обворожительна, мила. Кажется родом из Германии. Был у неё в тридцатые годы интересный брак, с тех пор замуж она выходит регулярно, и так же регулярно пополняет личный счёт очередным наследством от очередного почившего супруга. В том, что её мужчины умирали с завидной регулярностью, можно было заподозрить коварный план в духе Борджиа. Но Сарваш вглядывался в её милой личико с правильными чертами и не мог разглядеть в Лили Метц злодейку. Уж скорее она пьёт кровь своих мужей, это было бы куда реалистичнее. Не многие альвары практикуют и даже понимают такие смешанные на крови и сексе отношения. Сарваш, например, не понимал.

— Я знаю, — опустив глаза, заговорила Лили, когда они остались наедине в переговорной комнате — вам, наверное, не совсем приятно моё присутствие здесь.

— Отчего же? — поинтересовался Сарваш. — Вроде бы мы с вами не в ссоре.

— Просто… Вы уже, наверное, слышали, кто был мои первым мужем.

Сарваш пожал плечами.

— Слышал, но без особых подробностей.

— А я слышала, что случилось с вами в войну…

— Ох, вы об этом… Лили, — Сарваш улыбнулся, чтобы ободрить совсем приунывшую женщину, — только не драматизируйте. В ту войну с половиной европейцев случались вещи похуже моих. Мне, правда, не на что жаловаться.

— И всё же, как должно быть это горько… вспоминать об этом.

— Но, я так понимаю, Лили, не ваш муж был комендантом Берген-Белзена.

— Нет, он всю войну прослужил в Берлине, в Имперской Канцелярии.

На последних словах она совсем сникла.

— Лили, что бы там не сделал ваш муж, вряд ли лично вы смогли приложить к этому вашу изящную ручку.

— И всё же… концлагерь… такое страшное место… Но ведь в Берлине никто об этом не слышал. — Она подняла на него ясные глаза, и с пылом произнесла. — Поверьте, я ничего не знала, никогда не слышала о концентрационных лагерях.

— Признаюсь и я до переезда в Берген-Белзен тоже ничего о них не знал. Только, пожалуйста, не смотрите на меня с сочувствием. Пребывание там стало для меня чем-то вроде приключения. Но лишь потому, что я альвар. Мои друзья по лагерю вернулись на свободу живыми и здоровыми, а вот Анна Франк умерла в одном из соседних бараков. Поверьте, среди персонала лагеря были добрые и отзывчивые люди. А что сталось с ними после войны, не хочу и думать. Уж если на то пошло, я не виню в своей неволе никого из немецких граждан. Единственные люди, кто перешёл мне тогда дорогу, это правительство Салаши, которое покусилось на завод, которым я тогда владел, и посол Валленберг, что отказался брать взятку за моё освобождение.

— Разве Валленберг не спасал евреев? — пораженно вопросила Лили.

— Так ведь не бескорыстно. Красная Армия арестовала его с немалым количеством золота, которое он собирался вывезти из Венгрии. Помнится, порой люди отдавали ему последнее, лишь бы бежать за границу. Так что не верьте сказке о благородном дипломате, её сочинили его идеологические вдохновители. Меня же они не жаловали и назвали отсохшей ветвью. Собственно, поэтому я и поехал не в Штаты, а в Берген-Белзен… Но хватит об этом, все закончилось двадцать девять лет назад. Я об этом давно не вспоминаю, и вы постарайтесь не думать о былом.

Кажется, женщина приняла его совет, и взгляд её заметно потеплел.

— Лучше скажите, с чем вы пришли ко мне? Желаете открыть счёт или доверить мне управление вашими активами?

— Я хочу то, что вы делаете всем.

Сарваш согласно кивнул. Все альвары, что обращались к нему, просили одного — сделать так, чтобы их банковские счета не были привязаны к имени в их текущем паспорте. Ведь вечноживущие в силу неувядающей внешности имеют обыкновение менять имена и места жительство по пять-десять раз в столетие. Но банковская система простых смертных не настолько гибка, чтобы выдавать по первому запросы деньги их истинному владельцу, особенно если официально он мертв. В былые века Сарваш сам часто сталкивался с этой проблемой и профессиональные навыки подсказали выход — создать запутанную систему счетов, в которой не найти ни конца, ни начала, какую можно сплести только зная банковское дело изнутри. Со временем об этом его навыке узнало всё сообщество вечноживущих, и среди них нашлось немало людей, озабоченных сохранностью нажитого веками состояния. Так Ицхак Сарваш стал банкиром альваров.