Волнолом (СИ) - Прягин Владимир - Страница 17

- Вы меня с кем-то спутали. Я не владею светописью.

- Нет, Генрих, не спутала. Я же вижу - вы прекрасно поняли мою мысль.

- А я вижу перед собой сумасшедшую, которая убивает людей. И самое лучшее, что сейчас можно сделать, это отвести вас в контору, - он ухватил ее за плечо. - Чтобы кошмар закончился.

- Увы, Генрих. От визита в контору я вынуждена пока отказаться.

Она подняла свободную руку и провела указательным пальцем перед его лицом сверху вниз. Будто желала начертить прямо в воздухе вертикальный штрих - символ 'лед', одиннадцатую руну старшего алфавита. Генрих почувствовал, что не может пошевелиться. Даже выругаться не получилось - язык будто примерз к гортани.

- Все хорошо, не пугайтесь, - 'фаворитка' ободряюще кивнула ему. - Вам понятен смысл этой демонстрации? Ах да, простите, говорить уже можно.

- Понятен...

- Тогда можете разжать пальцы и отпустить меня.

Генрих отдернул руку и уставился на Сельму во все глаза. То, что она сейчас сделала, было невероятно.

Чтобы задействовать светопись, требуется носитель, твердый материал - дерево, металл, камень. На поверхности делаются насечки, которые удержат чернильный свет. На этой аксиоме построен весь теоретический курс, вся система преподавания. А 'фаворитка' играючи обошла ограничение - буквально на пустом месте. И так же легко отменила действие. Это ведь...

Да, вот именно.

Это именно то, чего пытались добиться в ходе того приснопамятного эксперимента - под наблюдением лучших специалистов, с использованием всех ресурсов конторы. С добровольцами творили такое, что четверо из пяти вскоре сошли с дистанции. Остался лишь Генрих. Он боялся тогда, что сдохнет, валялся в полубреду, и все же услышал однажды, как кто-то из наблюдателей произнес недоверчиво: 'Качественный скачок'.

А на следующий день Его Величество дал отбой. Решил, что страна к таким вещам еще не готова. И сейчас, глядя на Сельму, Генрих подумал, что, возможно, король был все-таки прав.

- Как? - спросил он. - Как ты этому научилась?

- Я просто поняла главное. Надеяться можно лишь на себя. Надеяться и терпеть - и тогда получится то, во что другие не верят. Пусть даже для этого потребуются годы.

- Ты трансформировала свой дар в одиночку? Без посторонней помощи? Знаешь, мне с трудом в это верится. Кто-то должен отслеживать со стороны, корректировать...

- Правда? Ладно, давай сравним. У тебя имелись такие корректировщики, целая свора. И чем они тебе помогли? Будь честен сам с собой, Генрих. Тебя оскопили. Без дара ты просто огрызок, червяк, который боится выползти за порог. Последние двадцать лет ты не живешь, а в лучшем случае существуешь.

- Тебе кажется, что ты хорошо меня знаешь?

- Я знаю о тебе более чем достаточно. Ты очень помог мне - я, глядя на тебя, поняла, каких ошибок следует избегать, чтобы жизнь не пошла насмарку. В этом смысле ты был моим маяком. Я думала о тебе каждый раз, открывая канал.

Генриху сразу вспомнились слова генерала, произнесенные на месте убийства: 'Вас тут не было, это ясно. Была словно бы мысль о вас'. Ну да, при таком расходе энергии даже мысль обретает реальный отсвет.

И кстати, о побочных эффектах.

- Объясни про чертополох. Почему он прорастает там, где ты побывала? У профессора - просто джунгли. Или ты настолько свихнулась, что специально его выращивала?

Она поморщилась:

- Генрих, ну что за глупости? Ты и сам догадываешься, что в доме он материализовался случайно. И нужен был совсем не для этого.

- А для чего?

- Это символ, на который замкнут канал. Простой, но изящный ход, который, признаюсь, тешит мое тщеславие. Невзрачный цветок, способный сотворить чудо.

- Не понимаю.

- Поймешь и оценишь, увидев целиком всю картину. Потерпи, я ведь обещала, что осталось недолго.

В парке все так же звучали веселые голоса, кто-то смеялся. Бренчали струны, вызывая аплодисменты. Но в закуток, где лежал убитый, никто ни разу не заглянул. Люди словно сговорились обходить его стороной - или просто не замечали. 'Фаворитка' позаботилась, не иначе.

- Скажи, Сельма, а ты действительно знакома с кронпринцем? В смысле, с нынешним королем?

- С кронпринцем - да, с королем - еще нет.

- Любишь загадывать ребусы?

- Обожаю.

- Ты замышляешь что-то против королевской семьи?

- Ах, милый Генрих, - она подмигнула, - я на такие мелочи не размениваюсь.

- Боюсь даже спрашивать, что для тебя - не мелочь.

- Пустить историю по новому руслу. Или, как выразились бы современные умники, заставить ее свернуть с колеи, ведущей в тупик.

Его разобрал нервный смех:

- Ты действительно ненормальная.

- Как и ты.

- Не равняй себя со мной. Ты - убийца. Мне отвратительны твои действия.

- Правда? - ее голос зазвучал вкрадчиво. - Нет, Генрих, тебе даже запах нравится.

- Что? Какой запах?

- Тот самый. Помнишь - медвяный, легкий? Так ты его описывал. Хотя остальных от него тошнит.

От такого абсурдного довода Генрих несколько растерялся и не нашелся, что возразить. Сельма с интересом наблюдала за ним. Потом сказала:

- Да, мы на одной стороне. Ты подсознательно это чувствуешь, но пока отказываешься принять. А это очень важно, поверь.

- Ты пришла сюда ради этого?

- Чем не причина? Хотела познакомиться лично. Удачно, что ты сегодня тоже решил проветриться.

- И я еще должен верить, что ты за мной не следишь.

- Нет, не слежу, - она говорила терпеливо, будто с ребенком. - Вот за твоим генералом - присматриваю. А ты, повторяю в десятый раз, мой союзник. И если надо, то найти тебя - не проблема. Вот как сейчас.

- Откуда ты вообще меня знаешь?

- Пообщалась с одним из тех, кто двадцать лет назад устроил над тобой вивисекцию. Он рассказал много интересного.

- Да ну? Вот так взял и выболтал подробности о секретном проекте? Что-то меня терзают сомнения.

- Зависит от того, как расспрашивать, - она пожала плечами. - Пришлось постараться, зато теперь я знаю твою историю. С тобой тогда поступили подло, решили все за тебя. Думаю, пора это исправить.

- Каким же образом? - он усмехнулся. - Снимешь клеймо?

- Нет, - сказала Сельма будничным голосом. - Ты сам его снимешь, если захочешь. Это должно быть твое решение. А я просто его ослаблю. Пожалуйста, молчи и стой неподвижно.

Она сняла перчатку, поднесла руку к его лицу и легонько прикоснулась ко лбу. Генрих хотел отшатнуться, но понял, что его опять обездвижили. Почувствовал кожей между бровей прикосновение ее пальцев - кажется, Сельма чертила руны, одну прямо поверх другой.

Во лбу появилось жжение - сначала легкое, потом все сильнее, будто к коже приложили раскаленный железный прут. Генрих зашипел, попытался дернуться, но невидимые путы держали крепко.

Боль туманила разум. С миром вокруг происходило что-то неправильное - противоположная стена отодвинулась в невообразимую даль, а Сельма исчезла из поля зрения, хотя по-прежнему была рядом. Воздух перед глазами смерзся в мутное зеркало, в котором Генрих увидел свое перекошенное лицо. Стекло покрылось чернильной изморозью, и по нему пробежала вертикальная трещина, рассекшая лоб зеркального двойника. Тот заорал беззвучно, и Генрих заорал вместе с ним, а потом сознание отключилось.

Придя в себя, он понял, что стоит, опершись рукой о стену, и жадно глотает ледяной воздух. Кожа на лбу саднила, как заживающая царапина, но недавняя боль ушла.

- Ну наконец-то, - сказала Сельма. - Я уж думала, до вечера простоишь.

- Что ты... - он никак не мог отдышаться. - Что ты сделала?

- То, что и обещала. Твое клеймо треснуло. Дальше справишься сам - будет трудно и больно, но, надеюсь, смелости у тебя все же хватит.

- Бред какой-то...

- Да-да, понимаю, начинается интеллигентская рефлексия. Но это, пожалуйста, без меня, - она усмехнулась. - Все, Генрих, давай прощаться. Холодно, сил нет - я уже вся трясусь.

Придерживая одной рукой воротник, а другой - полы шубы у бедер, Сельма пробежала мимо него. Обернувшись, бросила: