Вымпел мертвых. Балтийские стражи (СИ) - Буланов Константин Николаевич - Страница 65

   Еще при первой беседе с насевшими на него дипломатами, Иениш застолбил за собой право на все добытые в боях трофеи, каких бы размеров или какой бы ценности они ни были, согласившись оставить Абиссинцам лишь то, что они сами же захватили на суше и оба столь немало потрудившихся минных катера. Все же остальные суда и корабли, не принимая никаких возражений, он либо уже успел оформить на имя своего пароходства, как это произошло с захваченными судами, либо собирался сделать это после подписания сторонами конфликта мирного договора, оставляя на время боевые корабли под защитой вполне легитимного военно-морского флага Абиссинской империи. И то, что частному лицу в соответствии с законодательством Российской империи не дозволялось владеть артиллерийским вооружением и уж тем более крейсером, остановить его явно не могло. Как ни крути, но Виктор Христофорович был моряком до мозга костей и если, пребывая на государственной службе, ему так и не удалось оказаться первым после Бога на борту настоящего крейсера, то сидевший на мели "Пьемонт" всем своим видом говорил, что давняя мечта получила право на воплощение. Печалило же в этой ситуации, помимо все еще существующей неопределенности, лишь понимание каких немыслимых денег будет стоить исправление того, что они сами же и сотворили со всеми этими кораблями.

   Впрочем, не было худа без добра. После стольких лет прошедших со времени трехлетнего кругосветного путешествия Иениш вновь повстречался со Степаном Осиповичем. Причем, случившейся встрече неимоверно рады оказались оба, хотя и не сильно сошлись во время памятного похода на "Витязе". Но памятные чтения тогда еще капитаном 1-го ранга Макаровым Устава, больше смахивающие на богослужения в соборе, а также многократные стрельбы минами Уайтхеда и постановки учебных минных заграждений ныне вспоминались Иенишем с немалым теплом, ведь полученный именно тогда опыт весьма немало способствовал его удачным действиям уже на двух войнах.

   Макаров же куда больше воспоминаний прошлого, тяготел к делам нынешним. Точнее, недавно завершившимся. Не сумев обнаружить Иениша на Дальнем Востоке, дабы с чувством, с толком, с расстановкой расспросить его о всех перипетиях боев с японцами, контр-адмирал решил отыграться за оставшееся весьма неудовлетворенным чувство любопытства ныне. Сколько десятков часов провели они вместе в адмиральском кабинете на борту "Николая I" не смог бы сказать ни один из них. Но, ни одна минута этого времени не была принесена в жертву праздности, за исключением разве что коротких перерывов на обеды иди легкие перекусы. Каждую минуту, каждую секунду они по косточкам разбирали действия всех людей, отдельных кораблей и эскадр в сражениях, через которые прошел Виктор Христофорович со своими людьми и после продолжительных, а порой и весьма бурных дискуссий совместно составляли доклад, что был обязан всколыхнуть застоявшееся болото Адмиралтейства. Ведь в результате выходило, что, за редким исключением, Русский Императорский Флот был абсолютно не готов к современным сражениям. И прекрасно зная, насколько тяжело проворачивались шестерни в этом громоздком государственном механизме, оба уже сейчас хватались за головы, представляя себе тот огромный объем работы, что требовалось бы проделать, позволь им кто-нибудь стать исполнителями всех этих реформаторских начинаний. И дело тут было даже не в деньгах, которых вечно не хватало. Умы людей имеющих право принимать решения - вот на что требовалось повлиять в первую очередь и что виделось обоим наиболее трудным, практически нереализуемым, действом. Слишком многое, как в армии, так и во флоте, решалось офицерами, генералами и адмиралами все еще мыслящими реалиями Крымской войны, тогда как неумолимо бегущее вперед время диктовало уже совершенно иные условия выгрызания победы у сравнимого по силе противника.

   Да и собственные производственные мощности России явно не имели никакой возможности способствовать делу строительства того флота, что оба посчитали минимально необходимым в складывающихся международных отношениях. Ведь тот же броненосный "Рюрик", что столь сильно нервировал итальянского адмирала, у тех же англичан не вызывал особых опасений, поскольку, как и многие другие русские корабли, строился и вводился в строй слишком долго. И те характеристики, что еще пять лет назад казались превосходными, ныне вызывали лишь тихие вздохи разочарования. Нет, ни в коем случае нельзя было сказать, что новейший русский броненосный крейсер являлся гадким утенком. "Рюрик" являлся превосходным, красивым и сильным кораблем способным догнать и пустить на дно большую часть ныне существующих крейсеров, не говоря уже о транспортах, для охоты на которые он и создавался. Но до того как "русский волк" вышел в свой первый дальний поход, английские "судостроительные селекционеры" не только вывели достойную породу новых "сторожевых псов", но и спустили их на воду, нивелируя достижения офицеров Корпуса Корабельных Инженеров Российского Императорского Флота. И столь нерадостные дела обстояли во всех сферах военного кораблестроения России. Новейшие корабли закладывались либо в качестве подражания типам и конструкциям уже появившимся во флотах прочих мировых держав, либо в попытке соединения ежей с ужами, ярким представителем чего являлся тот же "Рюрик" и заложенные в прошлом году крейсера-броненосцы.

   Конечно, можно было говорить, что у России попросту не было иного выхода, поскольку противников в мире у нее хватало, а вот денег, без которых нельзя было построить не то что броненосец, а даже утлую лодчонку, не хватало никогда. И чтобы противостоять немецким броненосцам на Балтике, а также иметь возможность прерывать английскую торговлю в водах трех океанов и десятков морей требовалось построить либо два корабля абсолютно разного класса, денег на которые как раз не хватало, либо один, но содержащий в себе характеристики боксера-тяжеловеса и шустрого егеря. Но теперь, зная о незавидной судьбе "Рюрика" и "Осляби" в грядущей войне, Иениш превратился в самого ярого противника подобного подхода выбранного адмиралами русского флота. И во время бесед с Макаровым, всеми силами старался склонить того на свою сторону. Пусть Степан Осипович и не входил в узкий круг людей определяющих будущее отечественного флота, не даром же именно находящимся под его командованием флотом то и дело затыкали всевозможные "внешнеполитические дыры". Да и информация о том, кем он считался у потомков, стоила отнюдь немало в плане грядущего обсуждения будущего флота, которое, по мнению Иениша, несомненно, должно было состояться в весьма узком кругу, где непременно должны были бы присутствовать он сам и император всероссийский, как люди знакомые с ТАЙНОЙ. И подобные беседы, надо сказать, проходили совсем непросто. Контр-адмирал и сам имел определенное представление о лучшем корабле будущего. Можно сказать, он обогнал время на сотню лет, ведь, по его мнению, корабль вообще не должен был нести брони, обеспечивая себе боевую живучесть лишь солидными размерами и наличием большого числа водонепроницаемых отсеков. Тот же эпизод с японским вспомогательным крейсером "Сайкё-мару", который пришлось добивать самоходной миной, лег на благодатную почву его мыслей, и Иенишу с немалым трудом удалось вернуть адмирала в конструктивное русло обсуждения концепции броненосного корабля.

   Не смотря на негласное звание самого активного и деятельного адмирала русского флота, даже Макаров, как и сам Иениш прежде, оказался ретроградом с зашоренным взглядом. Тот же новейший английский "Маджестик" или отечественный "Наварин" полагались им если не вершинами эволюции броненосного корабля, то близкими к этому. Даже не смотря на наличие в русском флоте трехбашенных броненосцев береговой обороны типа "Адмирал Грейг", а также появления у немцев их эволюционных потомков типа "Бранденбург", никто не рассматривал проекты кораблей с большим количеством башен орудий главного калибра. Те же немцы в конечном итоге вернулись к двубашенной схеме. И, надо сказать, у них были на то причины. Слишком тяжелыми выходили полноценные башни, слишком много места они занимали, а необходимость увеличивать для их размещения размеры корабля, мгновенно вызывала изжогу у всех облеченных властью принимать решения адмиралов. Ведь цена корабля рассчитывалась потонно, отчего в России до недавнего времени инженерам ставили строгие рамки водоизмещения корабля, за которые они не имели права выйти. Все это приводило к появлению не самых удачных образцов. Тот же балтийский "Гангут", прозванный "Одним недоразумением", черноморский "Двенадцать апостолов" или новые небольшие броненосцы береговой обороны, не смотря на причисление к роду броненосцев, вряд ли имели бы шанс уцелеть в бою с настоящим броненосцем. Ведь ни отбиться, ни убежать им было бы не под силу. Ну и развитие силовых установок тоже серьезно тормозило процесс перерождения броненосцев в линкоры. Однако, куда большую, нежели многие предполагали, палку в колесо эволюции броненосных кораблей вставляла система управления огнем. И немцы, и англичане, и французы пытались внедрить на своих кораблях центральную систему управления огнем и даже добивались определенных результатов. Вот только довести ее до ума смогли лишь к началу Первой Мировой Войны. И именно это планировал в корне изменить один из лучших специалистов в артиллерийском деле Российского Императорского Флота, каковым еще недавно числился Виктор Христофорович Иениш. И в отличие от всех прочих людей, имевших отношение к военному кораблестроению, он проектировал свой предельный и возможный на текущем уровне развития технологий корабль, отталкиваясь именно от возможности внедрения на нем Центральной Системы Управления Огнем. Что, в свою очередь, требовало максимально снизить количество типов установленных на нем орудий и по возможности размещения всего вооружения в снабженных электрической системой наведения башнях, чтобы даже из центрального поста управления огнем артиллерийский офицер имел возможность наведения всех орудий разом и ведения полноценного залпового огня. И в ущерб этой поистине вожделенной всеми военными моряками возможности он был готов принести в жертву, что скоростные характеристики корабля, что затраченные на его изготовление деньги.