Зов странствий. Лурулу (ЛП) - Вэнс Джек Холбрук - Страница 30

«Я от рождения неспособен поддаваться иллюзиям», — заявил Шватцендейл.

Гартовер улыбнулся: «В некоторых случаях скептицизм — не более чем догматическое невежество».

Шватцендейл не уступал: «Мне приходилось иметь дело с несколькими злодеями. Эти люди насквозь проникнуты злом, зло им свойственно так же, как воде свойственно быть мокрой, а космосу — бесконечным. Каждое их слово, каждый их жест, каждый фибр их души источали зло и служили злу. Вы могли бы гипнотизировать их сколько угодно — без всякой надежды на их исправление».

Гартовер переводил взгляд с лица на лицо: «Вы все придерживаетесь такого мнения? Никто из вас не верит в гипноз?»

Винго серьезно ответил: «Я всегда считал гипноз чем-то вроде салонного фокуса. Мудрецы говорят об «универсальном принципе», которому, по их словам, подчиняется всё. Когда мы возвысимся до седьмого уровня, мы постигнем истинный смысл добра и зла. Ни о каком гипнозе при этом не упоминается».

«Глубокий взгляд на вещи, что и говорить», — Гартовер повернулся к Мирону: «А вы?»

Мирон на некоторое время задумался, после чего выпалил: «Подозреваю, что многие из ваших так называемых «пациентов», после того, как их отсюда выпустят, выбросят гипноз из головы и вернутся к умерщвлению бабушек».

Гартовер вздохнул и взглянул на капитана: «Вы тоже так думаете?»

Малуф пожал плечами: «Так же, как любой другой, я сомневаюсь в эффективности гипноза, хотя у меня нет достаточного опыта, чтобы делать по этому поводу какие-либо окончательные выводы».

Гартовер рассмеялся: «Нам не удастся друг друга убедить — не сегодня, во всяком случае. А теперь позвольте предложить вам прохладительные напитки и закуски».

Суперинтендант Рефункционария провел гостей в свою частную трапезную и, попросив его извинить, удалился, чтобы сделать какие-то приготовления.

Четыре астронавта смотрели по сторонам с нескрываемым восхищением. В трапезной, по-видимому, сохранился старинный интерьер дворца Фанчен-Лалу. Стены были обшиты панелями из бледного дерева оттенка слоновой кости и украшены изящными изображениями корзин с букетами, выложенными из микроскопических цветных стеклянных трубочек, подсвеченных изнутри. Стол представлял собой цельную пластину полированного темно-коричневого дерева больше полутора метров в ширину и метра четыре в длину, покрытую сложной, нигде не повторяющейся резьбой. Под потолком висела люстра уникальной конструкции. Шесть горизонтальных стеклянных дисков, почти метрового диаметра каждый, были разделены вертикальными промежутками высотой примерно в ладонь. Диски медленно вращались с различной скоростью и в различных направлениях. По каждому диску пробегали волнообразные потоки света различных оттенков. Мирон пытался определить зависимость расцветки и последовательности потоков света от скорости и направления вращения дисков, но после того, как десятый раз убедился в ошибочности очередной гипотезы, решил, что цвета генерировались методом случайной выборки.

Гартовер вернулся с большим подносом — на подносе стояли несколько бутылей вина, окруженные маленькими пирожными: «Прошу прощения за задержку — наш кухонный персонал проходит обязательный курс ораторского красноречия. Да-да, смейтесь, если хотите! Но мы считаем, что способность к самовыражению — необходимый элемент гармонично сбалансированной личности».

«Не сомневаюсь, что вы правы, — вежливо согласился капитан Малуф. — Мы восхищались настенными панелями и резьбой на столе. Все это сделано из местных материалов?»

«Каждая деталь! Туземная флора на удивление разнообразна. Например, дерево, из которого изготовлен этот стол, произрастает в море. Его корни погружены в дно на глубине больше ста метров, а массивный ствол устремляется ввысь. Во всех направлениях, на расстояние до тридцати метров, от ствола расходятся нити, поглощающие подводный свет. Когда ствол достигает поверхности моря, он разрастается горизонтально, образуя круглую жесткую площадку, а из центра этой площадки поднимаются десятки гибких жгутов, поддерживающих плодоносные органы. Чудесное растение, каждая часть которого находит полезное применение! По сути дела…» Гартовер вскочил на ноги: «Кажется. я могу предложить вам подобающие случаю сувениры». Он подошел к стоявшему в углу серванту, порылся в ящиках, вернулся к столу с четырьмя пузатыми деревянными баночками и раздал их гостям.

Шватцендейл снял крышку с полученной баночки и рассмотрел ее содержимое: «Что это такое?»

«Пыльца ультрамаринового дерева, пропитанная смолой того же дерева. Эту пыльцу называют также «дикой синькой» — иногда ее используют в церемониальных целях. Разумеется, она не токсична — совершенно безобидная мазь».

«Большое спасибо! — сказал капитан Малуф. — Эти красивые, тщательно изготовленные сосуды еще долго будут напоминать нам о вашем гостеприимстве. А ультрамариновая мазь всегда пригодится».

«В нашем инвентаре не значится ультрамариновая мазь, — задумчиво пробормотал Винго. — Необъяснимое упущение!»

Астронавты вернулись на борт своего звездолета, где паломники принялись упрекать их за то, что «Гликка» слишком долго торчит на Скропусе. «Возможно, вам некуда торопиться, но мы спешим! — страстно восклицал Детер Калаш. — Время течет, как песок сквозь пальцы! Мы обязаны доставить сакральные реквизиты в Бесовскую Высадку до того, как начнется Каскадное Соединение!»

Мирон успокоительно заметил: «Как вы видите, мы уже покидаем Скропус».

«И сразу направимся в Коро-Коро?»

«К сожалению, нет. По пути нам придется остановиться еще в нескольких местах».

Шватцендейл присоединился к Винго в камбузе и сидел со стаканом ромового пунша в руках, пока Винго готовил ужин. Ни один из них еще не составил окончательное мнение о том, что они видели и слышали в Рефункционарии. Выводы Винго носили, пожалуй, более умеренный характер: «Как минимум это благородное начинание, и преданность Юэля Гартовера своему делу похвальна. Может быть, не все его усилия пропадут даром».

«Надо надеяться, — проворчал Шватцендейл. — В противном случае он выпустит на волю толпу кровожадных психов».

Честное розовое лицо стюарда поморщилось — он сомневался: «Конечно, Гартовер выпустит их на волю! В этом и состоит его план. Он простит их ошибки, исцелит их от стыда — и, когда наступит время, они вернутся в лоно общества с высоко поднятой головой, чтобы приносить пользу!»

Шватцендейл высоко поднял одну бровь, его локти нервно подернулись: «Смотри в лицо действительности! Добрая половина его пациентов-правонарушителей не в своем уме! Разве ты не заметил, сколько там было субъектов в серых шапочках, непрерывно что-то напевающих себе под нос?»

«Неважно. Большинство преступников — преступники только потому, что часть их мозга атрофировалась в процессе развития».

«После чего Гартовер их гипнотизирует и превращает в кишмиш все, что осталось от их мозгов».

Винго поджал губы: «В том, что ты говоришь, есть определенный смысл. Но не забывай!» Стюард поднял пухлый указательный палец и повторил любимую поговорку: «Что вредно одному, то полезно другому!» Взглянув на часы, Винго спохватился: «Я опаздываю! Пора подавать ужин».

Шватцендейл вернулся к себе в каюту. Команда «Гликки» ужинала отдельно от пассажиров, потому что капитан Малуф любил, чтобы за едой соблюдались формальности.

Четыре астронавта заняли места за столом. Все они надлежащим образом переоделись к ужину; каждый выкрасил нос ультрамариновой мазью из пузатой деревянной баночки. Повернувшись к Винго, Шватцендейл нахмурился: «Ты пропустил место под самым кончиком носа».

«Прошу прощения», — Винго отвернулся, чтобы устранить эту оплошность.

«Так-то будет лучше», — одобрил Шватцендейл.

В капитанский салон заглянул Детер Калаш. Взглянув на команду, он удивился: «Что это вы все выкрасили носы в синий цвет?»

«Не приставайте с глупыми вопросами! Мы ужинаем!» — грубо отозвался Шватцендейл.

Мирон вежливо ответил: «Насколько я понимаю, это часть формального этикета. Никогда не придавал этому особого значения».