Записки из чемодана
Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его - Серов Иван Александрович - Страница 14

1 сентября 1939 года без объявления войны Польше, Гитлер двинул войска в Польшу. Англия и Франции 3 сентября объявили войну Германии.

Затем через несколько дней в Киев внезапно приехал 1-й замнаркома внутренних дел Союза Меркулов. У меня уже были готовы материалы на активных украинских националистов и на поляков, которые засылали в СССР агентуру и вели антисоветскую работу.

Меркулов мне сказал, что 17 сентября наши войска займут восточные области Польши, где живут украинцы, а на Белорусском направлении, где живут белорусы. Затем приступили к подготовке оперативных групп НКВД, с тем чтобы каждая из них с приходом в город сразу же приступала к выявлению и изъятию враждебных нам лиц[36].

В ЦК КП(б)У, когда я зашел, то тоже велась подготовка, но там только готовили штаб по руководству, а до деталей не доходили. Я сказал Хрущеву, что неплохо бы и в городе подготовить людей, как это сделали мы в НКВД.

Он небрежно ответил: «Там, на месте назначим». Конечно, для него 34-летний нарком, видимо, не гармонировал. Но что поделаешь, я ведь не сам напросился.

Перед выездом к польской границе 15 сентября мы собрали всех чекистов и проинструктировали по всем вопросам. У многих глаза расширились, когда все было сказано.

Неслыханное дело: взять у Польши 6 областей и присоединить к Украине и 4 области — к Белоруссии[37].

На следующий день ко мне потянулись с вопросами. На некоторые я и сам не мог ответить, так как такой практики у меня не было. Оказывается, присоединение западных областей было оговорено в договоре с немцами.

Ну, мы начали активно собирать данные о вражеской агентуре на территории Польши, о белоэмигрантах и другие данные, чтобы сразу и захватить их.

Когда мы приехали в Проскуров Каменец-Подольской области, там собрались Хрущев, Бурмистенко, Корниец, Гречуха, Тимошенко (командующий КОВО).

На рассвете войскам была дана команда перейти границу с Польшей и двигаться по разработанным штабом КОВО направлениям. Предварительно авиаторы отбомбили железнодорожные станции и места дислокации польских войск. Я со всей оперативной группой направился на Гусятино, Чертков и далее — на Тернополь[38], с тем чтобы быть в центре событий.

При пересечении границы я встретился с Буденным, который с усиленной охраной также двинулся посмотреть Польшу. Он все выспрашивал меня, можно ли ехать дальше, не опасно ли и т. д. Он мне сказал: «Спросил разрешения „хозяина“ (Сталина) и хочу посмотреть, что тут будет твориться».

Когда наши войска сосредоточились в исходном положении, и была дана команда отбомбить польские части, одновременно выступать, я с небольшой группой сотрудников двинулся через польскую границу в районе Гусятина. Пограничники были уже поставлены в известность[39].

В местности Гусятино мы не встретили поляков военных никого. Разговаривая с местными жителями, к нам прибежала одна запылившаяся полька и говорит, что у нее в сене спрятался жандарм. Все жители хором начали просить задержать его, так как это вредный человек.

Мы пошли в сарай. Все тихо. Я крикнул: «Выходи!» Тихо. Я еще раз сказал: «Выходи, иначе вилами будем щупать сено». Первый удар вилами попал в сапог жандарму, и он выскочил из сена. Мы отобрали у него оружие и отправили пограничникам для задержания, а сами поехали вперед.

В Копычинцах уже было много народу. Польские офицеры быстро сообразили и переоделись в санитаров госпиталя, во врачей с повязками Красного Креста и др. В Копычинцах так много их застряло, что пришлось всех оставить под охраной на месте (был приказ интернировать офицеров, жандармов и полицейских). Одному поляку-подполковнику я поручил возглавлять всех оставшихся и отвечать перед советским командованием о полной сохранности госпиталя и всех военнослужащих. Поехали дальше.

В одной из деревень я обратил внимание на развешанные на домах флаги желто-красно-черного цвета. Остановился поговорить с крестьянами. Спрашиваю: «Части Красной Армии прошли?» Отвечают: «Нет, вы первые».

Меня это смутило, так как на этом направлении 24 польская кавалерийская дивизия уже себя проявила, оказывая сопротивление. Я слышал стрельбу, и нам попадались раненые красноармейцы.

Затем я спросил: «Что это за флаги?» Мне, улыбаясь, ответили, что это национальный флаг организации украинских националистов ОУН, возглавляемой Бандерой. Вот тут-то я только и разобрался. Целая деревня поддерживает оуновцев, лозунг которых — «Самостийная Украина». Я подумал, что нам придется помучиться с этими самостийниками. Так оно потом и оказалось.

Выехав из деревни в сторону Тернополя, я увидел по дороге, параллельно идущей, движение большой колонны войск. Полагая, что наши уже своими боковыми отрядами прошли и по нашей дороге, я двинулся вперед. Проехав километров 10–15 сбоку дороги, увидел на опушке польское подразделение с кухней. Шоферу даю команду развернуться и следовать обратно.

Дело происходило в лесной части. Адъютанту сказал, чтобы смотрел по сторонам, а сам — вперед. Отъехали два километра, смотрю — из леса выходят два военных с винтовками, но не видно — наши или поляки. Я шоферу говорю: «Давай полный газ!» В это время поляки (я уже разглядел) встали посредине дороги и взяли винтовки наизготовку.

Положение создалось неприятное. Остановиться — значит, захватят. Если вступить в бой — неизвестно, чем кончится. Не остановиться — откроют огонь и могут пристрелить. Раздумывать некогда, говорю шоферу: «Гони быстрее!»

Солдаты сблизились и выставили винтовки. Я успел крикнуть: «Газу давай!» — и проскочили мимо них. Я рассчитывал, что сильная пыль за машиной да неожиданное движение шофера не дадут возможности полякам быстро среагировать.

Так и получилось. Когда мы проскочили, раздались хлопки выстрелов, которые не попали в нас. Этот случай заставил призадуматься: можно попасть в неприятность. Пришлось выбирать другую дорогу, по которой уже прошли наши войска.

К вечеру подъехал к окраинам Тернополя, вокруг были наши войска. Увидел там и своих сотрудников оперативной группы, предназначенных для работы в Тернополе. Наши части остановились вокруг Тернополя ввиду того, что там остались польские части и оказывали сопротивление.

Встретился с командиром корпуса. Посоветовал до наступления темноты войти в город. Он отдал соответствующее приказание на наступление, и через час части пошли, постреливая. Мы — за ними. Когда входили в город, то из 2–3 этажей из костелов поляки открывали огонь. Пришлось прижиматься к домам. Однако добрались до центральной улицы. Нашел бывшее полицейское управление и приказал разместиться опергруппе.

Стати поступать задержанные нашими войсками жандармы и полицейские. Сначала их размещали внизу, а затем заняли лестницу 2-го этажа, а потом — во дворе и на улице. Часов в 9 вечера из аптеки и других домов, расположенных напротив полицейского управления, поляки открыли сильный пулеметный огонь по нашему помещению.

Я выскочил вниз, наших никого, только жандармы и полицейские трусливо жались к стенам. Взгляды злобные, я приказал всем сесть. Выскочил на улицу, слышу стоны раненых. Нашел одного сотрудника, он мне рассказал, с чего началось.

Я приказал найти всех сотрудников опергруппы (они были в тюрьме, откуда уходившие поляки выпустили всех уголовников и оуновцев) и занять на ночь окопы, уже вырытые перед зданием, где мы находились, с тем чтобы внезапно нас не захватили. Через час я проверил, на месте ли сотрудники, и вместе с ними просидел в окопе до утра. Стрельбы больше не было.

Когда рассвело, то из нашей группы было убито два сотрудника и один старшина войсковой части. Я приказал сейчас же вырыть три могилы, и решили тут же похоронить их около деревьев. Часов в 8 вечера доложили, что могилы вырыты, можно хоронить.