Великий герцог Мекленбурга - Оченков Иван Валерьевич - Страница 11

Над всей этой ситуацией следовало поразмыслить. Я искренне сочувствовал своим предкам в их нелегкой борьбе за независимость своей родины, но сам вмешиваться не хотел. Я считал что довольно и того что отпустил чуть ли не лучшее свое воинское подразделение. То, что они и так справятся со своими проблемами, я знал, а вот найдется ли мне место в освобожденной России, был не уверен. В конце концов, можно ведь родине и по-другому помочь. Скажем, развернуть боевые действия в Прибалтике и отвлечь, таким образом, короля Сигизмунда от московских дел. Опять же насколько я знаю, шведы эти земли, и так завоюют, чего бы ни поторопить. Да и деньги, что не говори, в семью. И вот тут была проблема, чтобы ударить по южной Эстляндии, занятой поляками, из Новгорода, надо было пройти мимо Пскова. В Пскове же сидел самозванец с довольно сильным отрядом, который вполне мог испортить мне всю малину. Выбить его из города? Светлая мысль, вот только он довольно хорошо укреплен и даже через полсотни лет куда более многочисленным войскам Алексея Михайловича взять его не удалось, когда Псков восстал. Откуда знаю? Книжку в детстве читал об этих событиях. Да и зачем брать, чтобы шведов оттуда потом колом было не выгнать?

Так уж сложилось, что в Европе военное время это лето. Зимой же вояки расползаются на зимние квартиры, зализывают раны, пропивают награбленное, короче, отдыхают от ратных трудов. Иное дело Россия, народ в ней неприхотливый, может спать в снегу, греться у костра, питаться тем, что подстрелит в лесу. Зимнее время самое подходящее для набега, пока враг заперся в городе можно перешерстить окрестности на предмет материальных ценностей у населения. Пожечь посады, угнать пленных, да мало ли чего. Тактика эта прямо скажем татарская, но и поляки и особенно литвины тоже так умеют. А вот города брать зимой трудно, для этого нужна артиллерия, а попробуй дотащи ее по сугробам. Осадные работы, опять же, как вести коли земля промерзла? Вот опять горючими слезами оплакал неразумный герцог мекленбургский, что отпустил русскую хоругвь. Но что же делать, слезами делу не помочь и полк (не весь) бодро шлепает в сторону небольшого городка Порхова, что в восьми десятках верст от Пскова. Солдаты, впрочем, недурно одеты, на санях везут припасы. Овчинные полушубки и костры не дадут замерзнуть, в котлах варится сытная похлебка, а от обязательной чарки кровь быстрее бежит по жилам.

Порхов городок не велик, но главное не город, а хорошо укрепленная хоть и небольшая крепость. Каменный замок в форме неправильного пятиугольника с одним скругленным углом на берегу реки Шелони . Гарнизон хоть и невелик, а опытен, так что с наскока не взять. Впрочем, я пока не собираюсь его брать. Мои солдаты став под городом разворачивают лагерь, обыватели похватав самое ценное прячутся в замке со стен которого на нас настороженно смотрят бородатые ратники. Едва мы показались, в сторону Пскова ускакал гонец предупредить. Мне, собственно, того и надо.

Едва услышав что шведы осадили Порхов самозванец велел седлать коней что бы бежать в сторону Гдова. Надежды на псковитян которых он нещадно притеснял и грабил у него не было никакой, поэтому при малейшей опасности он постоянно менял место. Запахнет жареным в Пскове отойдет к Ивангороду, осадят Ивангород побежит в Псков, прихватив награбленное. Вот и сейчас не дожидаясь развития событий, Лжедмитрий III рванул из города в сопровождении своих казаков. Основой отряда самозванца были "воровские" донские казаки. Впрочем, где они сейчас не воровские? Все они и донцы, и запорожцы, и волжцы, и терцы ринулись в изнемогающую от распри страну в чаянии зипунов. Жгли, грабили, убивали, насиловали, уводили полон. Не гнушались разорять православные монастыри и грабить церкви. Как там сказал, точнее скажет поэт? "Блажен кто посетил сей мир в его минуты роковые". Ну-ну!

Впереди и сзади своего "войска" "Псковский Вор" пустил по сотне казаков налегке. В середине же в сопровождении самых верных людей шел он сам и вел тяжело навьюченных коней с награбленным в Пскове. Вот и сам самозванец в богатой шубе, не иначе снятой с какого-то важного боярина. Голова покрыта собольей шапкой украшенной каким-то немыслимым пучком перьев и жемчужных нитей. Красавец, что тут скажешь! Впрочем, красоваться тебе недолго осталось, не знаю как кара господня, а я до тебя почти дотянулся.

Взмах руки и по казакам хлещет залп, с двух сторон дороги. Падают люди, взвиваются на дыбы лошади. Ржание коней перемежается криками умирающих и руганью живых. Барабанная дробь и мои драгуны начинают сжимать кольцо. Казаки, положив коней, пытаются отстреливаться из ружей и луков. Паника в их рядах прекратилась, они ждут подмоги. Ну, ждите, ждите! Стрельба моих драгун становится все чаще, недостатка в порохе у нас нет. Но вот, наконец, возвращается воровской авангард. Казачки со свистом и улюлюканьем атакуют заслон из моих драгун, а те не выдержав их атаки, отходят в лес. Вот встрепенулся и самозванец, размахивая саблей, пытается организовать контратаку. Вот воодушевившиеся воры, вскочив на коней, или оставаясь пешими, начинают теснить нас. Наступает кульминация боя и в этот момент на казаков обрушивается эскадрон моих кирасир. Я нарочно пропустил вражеский авангард, чтобы он, пройдя вперед и вернувшись на помощь своим, утоптал дорогу в снегу. И теперь мои мекленбуржцев не остановить. Закованные в броню, на хороших конях они разрезают отряд самозванца как нож масло. Первые шеренги едва доскакав до воров делают залп из пистолетов и тут же с палашами наголо атакуют в конном строю топча конями пеших. Конные казаки, очевидно знакомые с тактикой польских гусар или турецкой тяжёлой кавалерии пытаются раздаться в стороны, но их тут же берут в клещи мои драгуны. Сотня казаков шедшая в арьергарде увидев, кто их атакует с ходу разворачивает коней и уносит ноги. Я иду вперед со своими драгунами, тех кто сдается вяжем, тех кто пытается кидаться на нас с саблями стреляем. Бой окончен, ибо то, что сейчас происходит уже не бой, а резня. У самозванца по моим подсчетам было около шести сотен людей, примерно трети удалось уйти, более сотни погибло, остальные сдались. У меня было три сотни драгун и столько же кирасир. Что же не дурно!

Пока мои орлы сгоняли в кучу пленных и сортировали трофеи, ко мне притащили связанного Лжедмитрия.

- Кто таков?

- Я государь московский Дмитрий Иоанович - начинает вор с легкой истерикой в голосе. - Спасся я Москве от Шуйского, и потом...

Не, эту фигню я слушать не намерен, делаю знак драгунам, и самозванец затыкается от удара под дых.

- Послушай меня урод! Я понятия не имею, кто был тот человек, которого короновали в Москве как царя Дмитрия, но это точно не ты. Кроме того его все равно убили и в этом нет никаких сомнений. Потому как если московские бояре что и делаю хорошо, так это убивают. Того мерзавца которого все называли "Тушинским Вором" тоже убили. И знаешь, что я тебе скажу? Тебя тоже убьют, поскольку имя, которое вы все принимаете, определенно приносит несчастье. Не хочешь называть себя дело твое, но если ты еще раз назовешь себя царем Дмитрием, я прикажу тебя выпороть! А теперь расскажи мне любезный, о чем это вы с полковником Горном договаривались.

Когда мы подошли к Пскову я приказал поднять белый флаг, вызывая горожан на переговоры. После некоторой заминки открылись ворота и из них вышли несколько человек. Я принял их с максимально возможной в моем положении любезностью.

- Кто ты и чего от нас хочешь? - Спросили меня делегаты от города.

- Я великий герцог Мекленбургский Иоганн Альбрехт III. - Отвечал я им. - Нахожусь на службе шведского короля Густава Адольфа, а к вам прибыл для поимки человека называющего себя московским царем. Этот человек, очевидно, самозванец и вор. Такие как он сеют смуту и мешают дружбе между Русью и Швецией.

- Хороша дружба. - Горько усмехнулся один из псковичей, седой как лунь старик, видимо посадский староста. - Осадил Порхов, к Пскову с воинской силой пришел. Ну, да ладно, нету у нас царя Дмитрия! Бежал он и весь сказ!