Возвращение (СИ) - "Nothing-Happens-to-Me" - Страница 15

– Джон… Джон… Джон…

*

«Придумаешь, как вернуть его обратно…»

Шерлок вздыхает. В конце концов, это нерационально – бороться с проблемой вместо того, чтобы попытаться предотвратить ее появление.

Все еще тяжело прижимая Холмса к постели разгоряченным телом, Джон целует его благодарно и нежно, и, читая во влажных, сияющих лазурью глазах то, что предназначено и ему, и не ему одновременно, детектив по-прежнему ни в чем не уверен.

*

Беда редко предупреждает о себе заранее, вот и Лестрейд, возникнув ранним субботним утром в квартире на Бейкер-стрит, никак о себе не предупредил.

*

– Инспектор?.. – сердце детектива ухает вниз, оставляя в груди свербящую, болезненно разбухающую пустоту. – Как вы сюда попали?..

– Что?.. – Лестрейд недоуменно оглядывается, сжимая в руках бумажную папку. – А… Это… было не заперто.

Миссис Хадсон. Магазин. Теплый хлеб к завтраку.

– Кофе, Грег?.. – Джон поднимается из-за стола и достает еще одну чашку. – Позавтракаешь с нами?

– Крепкого чая, если можно, – Лестрейд плюхается на стул. – Всю ночь не спал…

Прямиком с места преступления. Убийство. От предчувствия катастрофы у Шерлока леденеют руки.

– Тогда я поставлю чайник, – Джон отворачивает кран холодной воды.

– Шерлок… – инспектор устремляет на Холмса усталый взгляд. – Мне очень нужна твоя помощь…

Все, на что оказывается способен детектив, это отрицательно помотать головой.

– Шерлок, пожалуйста. Я знаю, ты пока не работаешь, только Майкрофт мне не объяснил – почему.

Вода льется и льется, с бульканьем наполняя чайник.

– Я прошу, выслушай, – Лестрейд достает из папки несколько фотографий. – Это Сильвия Лайт, сегодня ночью обнаружена мертвой в своей постели. Задушена. В полицию позвонил муж, сказал, что нашел ее, вернувшись из командировки. Он коммивояжер, разъезжает по пригородам, продает пылесосы. Так вот, Шерлок, я нутром чую, что это он. Я знаю, что это он. И никакой зацепки, ничего, что могло бы сойти за мотив… Обычная супружеская пара, бездетные, средний достаток, соседи говорят, даже не ссорились.

Очень медленно, словно против воли, Шерлок опускает голову, смотрит на рассыпанные по столу фотографии – молодая женщина в нижнем белье распростерта на кровати, посиневшее лицо перекошено в предсмертной гримасе.

– Он – убийца, Шерлок. Но я не могу этого доказать, а время уходит. Посмотри, просто посмотри, вдруг мы что-нибудь упустили…

– Любовник.

Собственный голос кажется громом среди ясного неба. Господи, неужели он произнес это вслух?!!

Кровь жарко ударяет в голову, и Холмс в ужасе оборачивается к Джону. Тот не двигается, замерев над раковиной. Вода, журча, переливается через край чайника, искрящимся водопадом стекая по белому пластиковому боку.

– Любовник?.. – Лестрейд возбужденно перебирает фотографии. – С чего ты взял?..

И внезапно Шерлок осознает, что второй шаг сделать значительно легче.

– Ее белье, – тихо поясняет он, уже не глядя на Джона. – Новое и, я уверен, очень дорогая марка. Не думаю, что со средним достатком можно просто так позволить себе что-то подобное. Кроме того, макияж…

– Черт! – инспектор поспешно засовывает фото обратно в папку. – Если только он не задушил ее, увидев сумму на чеке. Спасибо!

Лестрейд выскакивает за дверь, Уотсон аккуратно ставит в раковину наполненный до предела чайник и молча покидает кухню.

*

Дорога на эшафот оказывается немилосердно короткой, несмотря на то, что Шерлок еле-еле передвигает ноги. Поднявшись по лестнице, он останавливается перед приоткрытой дверью, медлит, глубоко вздыхая, и, наконец, заходит в комнату к Джону.

Уотсон стоит, отвернувшись к окну, плечи сгорблены, руки в карманах джинсов. Холмс весь поджимается, открывает рот, изо всех сил стараясь вытолкнуть наружу напрочь застревающие в горле оправдания, но тут Джон оборачивается, смотрит на него с тоскливым спокойствием:

– Можешь не мучиться, подбирая слова, Шерлок. Я давно знаю, что ты – это ты.

Словно мощный удар в грудь заставляет шарахнуться назад, на несколько секунд лишая дыхания. Холмс обессиленно приваливается спиной к стене, пока его мысли мечутся, будто всполошенные выстрелом птицы.

Знает?!! Знает. Невозможно. Возможно. Очевидно. Давно. Насколько давно? Когда? В какой момент?.. И понимая, что не в состоянии сам определить точку невозврата, Шерлок с трудом разлепляет онемевшие губы:

– Как… давно?..

Джон болезненно морщится, отводя взгляд:

– С того вечера, как первый раз поцеловал тебя на диване…

====== Часть десятая ======

Картина мира стремительно разваливается на отдельные составляющие, логические связи расползаются, словно гнилые нити, факты бессмысленными фантиками разлетаются по охваченным пожаром чертогам – Шерлок прижимает к пылающему лбу ледяную ладонь, но защитить разум от атакующего его огненного вихря эмоций не получается.

Изумление, стыд, гнев, обида, растерянность сливаются воедино, раскаленным кузнечным молотом ударяя по сердцу. Тяжкое, пугающее, невыносимо болезненное разочарование совершенно выбивает почву из-под ног, и в попытке ухватиться за что-нибудь более надежное и менее обманчивое, чем чувства, детектив изо всех сил концентрируется на том, чтобы создать новые логические связи взамен утраченных.

Джон сказал, что все понял в тот вечер, когда первый раз поцеловал его на диване.

Шерлок отчаянно мотает головой, не давая себе вновь отвлечься на сантименты.

Понял, когда поцеловал. Поцеловал и понял. Понял… потому что поцеловал?..

Чушь. Не сходится. Не может быть. Бессмысленно…

– Ты не все знаешь… – тихо произносит Джон, вновь с пристальным вниманием глядя на друга.

Само собой разумеется…

Шерлок кривит губы, желая изобразить презрительную усмешку.

Неизвестный, а следовательно, неучтенный факт – и вся цепочка выводов оказалась неверной. Он ошибся. Воспринял происходящее в неправильном свете. Выставил себя идиотом. Злость снова накатывает обжигающим валом, оскорбленное самолюбие заставляет высокомерно приподнять бровь.

– Дело в том, что я… – Уотсон замолкает, сглатывает, и, облизнув губы, продолжает обреченным тоном, – …уже целовал тебя прежде.

Под коленями слабеет. Холмс делает четыре нетвердых шага к кровати и плюхается на нее. Уже целовал. Конечно. Так и есть. Невероятное, но единственное логическое объяснение. Вот только согласиться с ним значит признать провалы в собственной памяти.

Джон никогда, никогда не целовал его прежде. Он никогда даже близко не был к тому, что Шерлок мог бы назвать поцелуем. Детектив зажмуривается, картины прошлой жизни – жизни с Джоном – пестрой лентой скользят перед его внутренним взором, и обнаружить истину оказывается неожиданно просто.

– Ирен Адлер… – сдавленным шепотом озвучивает он очевидное.

– Да… – Джон неловко улыбается, явно впечатленный скоростью разоблачения.

В его глазах расцветает знакомое восхищение, но сейчас оно вызывает лишь прилив отравляющей горечи, Шерлок морщится – и улыбка исчезает с лица доктора Уотсона.

– Ты прав, это было в тот день, когда она вколола тебе наркотик, – теперь Джон смотрит виновато и с вызовом одновременно. – Я привез тебя домой, ты был практически без сознания, а я… – он на мгновение отворачивается, – …я был зол. На нее. На себя. На тебя. Я… ревновал.

Их взгляды встречаются, и Холмс вздрагивает от разбегающихся по телу мурашек.

– Ты был не в себе, бормотал какую-то ерунду, и я… не удержался, – доктор Уотсон пожимает плечами. – Воспользовался твоим бессознательным состоянием, – отчеканивает он твердо, и у детектива не возникает сомнений: несмотря на признание неэтичности своего поступка, Джон не собирается жалеть о содеянном. – Естественно, ты ничего не запомнил.

Шерлок так близок к тому, чтобы истерически расхохотаться, что ему приходится зажимать себе рот ладонью. Он… запомнил. Он отлично помнит то странное, теплое, тревожаще интимное ощущение, с которым он очнулся в тот день, очнулся… и позвал Джона прежде, чем вообще сообразил, где он и что с ним случилось.