Зеркало и чаша - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 36

• Предыдущая
• 36/110
• Следующая

Вскоре перед старостиной избой оказалась вся сельская молодежь — незамужние девушки, лет по тринадцать — семнадцать, и парни-подростки. Окинув их беглым взглядом, Зимобор выбрал шесть человек, нарочно указывая на тех, чья одежда была получше и побогаче. Расчет был двояким: если ему действительно придется везти их с собой, молодежь из более состоятельных семей окажется покрепче. А если родичи все-таки не захотят с ними расставаться, то...

Девушки плакали, только одна, шаловливая и резвая на вид красавица лет четырнадцати, с серебряными височными кольцами, вплетенными в кудрявые темно-русые волосы, показала ему язык. Эту он обязательно взял бы, даже если бы не богатство ее одежды и убора: за такую у арабских купцов гривну золотом можно выручить.

Задерживаться было нечего, и Зимобор приказал трогаться дальше. Но не проехал обоз и пары верст, как их догнали на двух санях два мужика с бабой. Они привезли по связке соболей, чтобы выкупить один дочь, другой парня. Зимобор мгновенно согласился на обмен и велел кметям выдать обоих.

— Что, далеко еще до Верховражья? — спросил Зимобор у мужика, пока его зареванная жена обнимала такую же зареванную и шмыгающую носом дочь. Обе были коренасты, некрасивы и очень похожи одна на другую.

— Далеко, — угрюмо ответил тот. — Завтра доедешь. Было бы ближе, стали бы мы тебя дожидаться.

— Неужели там такая крепость, что думаете отсидеться? — спросил Зимобор.

— Да уж не хуже других. Увидишь сам. Вот еще! — Мужик развязал мешочек на поясе и с трудом выискал там что-то. — Вот! — Он достал арабский дирхем, почти целый, с обрубленным краешком, и два серебряных височных кольца с подвесками, сорванных, судя по обрывкам шерстяных ниток, с женского убора прямо сейчас. — Еще Сухову девчонку отдай, вон она сидит, в сером кожухе. Ну, нету больше, Сухой чурами клянется, что нету, чтоб Макошь другим детям здоровья не дала! Восемь у него по лавкам, что он, нарожает тебе, что ли, серебра и соболей!

— А дирхем откуда? — Зимобор взял монету и повертел в пальцах. — Смотри, новая совсем, блестит как!

— Арабы ехали, незадолго перед тобой. Меха брали.

— Авось догоню! — Зимобор убрал дирхем и кольца в свой кошель. — Бери вторую, парой дешевле отдам! А за эту что же никто выкупа не присылает? — Он кивнул на кудрявую девчонку, которая тогда показала ему язык. — Неужели такая красавица отцу не нужна?

— Эта вообще не наша. — Мужик угрюмо глянул на девчонку. — Эта из Верховражья будет, к родне погостить приезжала. Везите ее теперь домой, там вам за нее выкуп и дадут. А потом догонят и еще дадут...

— Да уж вижу, вы догоняете! — Зимобор усмехнулся. К нему как раз вели еще одного мужика, в санях у которого лежала пара мешков, видимо с рожью, и несколько свертков льняной тканины. — А этот за кем?

— А его вон парнишка, где гнедая лошадь...

До следующего села довезли только кудрявую девчонку — остальных родители выкупили. За этой же никто не приехал, хотя отец, способный украсить свою дочь серебром и даже шелковыми полосочками на рубашке, вполне мог бы собрать несколько кун[11] для выкупа. Значит, она действительно была не из Занозиных сельчан.

Когда под вечер добрались до владений следующего гнезда, первое же село оказалось пустым. Казалось бы, дорога через покрытые глубоким снегом лесные просторы только одна — лед замерзшей реки. Зимобор никого из Занозиного села не выпускал, но все-таки у местных были свои охотничьи тропинки, и слух о его походе бежал впереди дружины. Избы стояли покинутые и холодные, хотя разная утварь и пожитки говорили, что жители тут есть.

— Сбежали, гады! — Красовит поддел меховым сапогом оброненный беглецами горшок, и тот покатился, громыхая по деревянному полу.

— В Верховражье свое подались! — Предвар кивнул. — Ну, хоть отдохнем на просторе.

Кмети и вой разместились в покинутых избах, хлевах и амбарах, и в первый раз за время пути по этим дальним местам, где не было погостов, почти все разместились под крышей. Спали хорошо, дозоры не замечали ничего подозрительного, а утром поехали дальше.

После полудня впереди действительно показался городок. Он стоял на мысу над крутым берегом, и его было видно издалека. С одной стороны его защищал высокий обрыв над рекой, с другой — почти такой же глубокий овраг, где летом, видимо, тек замерзший сейчас ручей, а со стороны берега был насыпан вал и стоял частокол. Таким же частоколом поселение на мысу было обнесено со всех сторон, и самих построек нельзя было увидеть. Место и впрямь было удобное, недаром его выбрали под жилье еще в незапамятные времена люди неизвестно какого племени. Причем все желающие жить под защитой стен внутри уже не помещались, и с наружной стороны выстроилась даже небольшая слобода из пяти-шести в беспорядке разбросанных дворов. Все дома были пусты.

Со льда обходная тропинка вела на гребень берега. Оставив обоз на льду, Зимобор повел дружину наверх. Со стороны берега в частоколе имелись ворота, собранные из толстенных дубовых плах и окованные для надежности железными полосами. Разумеется, ворота оказались закрыты.

Держа щиты наготове, дружина приблизилась на расстояние выстрела. Между бревнами частокола мелькало движение — там кто-то был. К воротам Зимобор сначала послал Ранослава с зеленой еловой лапой и двумя отроками, которые с двух сторон прикрывали его щитами.

— Здесь ли сидит Оклада? — закричал Ранослав, приблизившись к воротам шагов на десять. — С ним хочет говорить смоленский князь Зимобор Велеборич!

— Это ты, что ли, князь? — крикнул ему со стены молодой парень, кудрявый, с лихо заломленной шапкой, румяный от мороза.

— Не я, а Зимобор Велеборич! — важно ответил посланец. — А я боярин его, сотник Ранослав. Князь вон где. Где ваш староста Оклада?

— Оклада наш здесь. Чего хотите?

— Ты, что ли?

— Не я, а отец мой.

— Давай сюда отца. Стану я со всяким мальцом беспортошным разговаривать!

— Сам без портков скоро будешь! — заорал парень, видно обидевшись.

— Давай сюда отца! Или он нас испугался? Скажи, пусть не боится, не тронем!

— Здесь я! — Рядом с парнем возникла другая голова, бородатая и в настоящем железном шлеме восточной работы. — Оклада меня зовут, Дорогунич сын.

• Предыдущая
• 36/110
• Следующая