Освободи меня (ЛП) - Роджерс Эми.К. - Страница 13

- Нам нужно разобраться с этим, - сказал он.

- Нет, нам нужно, чтобы ты перестал. Не с чем разбираться. Я не чувствую...

- Даже не пытайся отрицать, - сказал он, обрывая ложь, которую она собиралась выплюнуть. - Очевидно, что ты все еще ко мне небезразлична, иначе не пыталась бы удрать отсюда.

- Я никуда не удираю. Мне надо было найти тихое местечко, чтобы просмотреть заметки к своей речи.

Он издал резкий смешок.

- Ну, если ты так говоришь.

От его самодовольного выражения в груди вскипела ярость.

- Все кончено.

- Черта с два, - прорычал Хадсон. Когда он потянулся к ней, она отшатнулась. - Не делай этого, Алли.

- Я ничего не делаю, Хадсон. Ты сам разбил мне сердце.

Алли услышала, как Хадсон резко втянул воздух, но прежде чем он успел что-то сказать, из-за угла появился Колин.

- Вот вы где, - обнаружив ее с другим генеральным директором Ингрэм, он замер на месте. - Мистер Чейз, я не знал... - он умолк на полуслове, заметив их эмоциональное и физическое противостояние. - Все в порядке?

- Все в норме, - сказал Хадсон, награждая ее нового ассистента взглядом, который запугал бы большинство мужчин. Но Колин даже не дрогнул и не сошел с места, вновь подтверждая, что инстинкты Алли были правы с самого начала.

Спустя пару напряженных моментов противостояния двух мужчин, Колин переключил внимание на Алли.

- Они вот-вот начнут презентацию. Могу задержать их, если вам нужно немного времени.

Алли посмотрела на Хадсона и, не отводя взгляда, ответила:

- Нет, мы закончили, - она повернулась и направилась вслед за Колином к ресепшену. Взгляд Хадсона прожигал ее спину, но она подавила желание обернуться.

Закончив выступать с речью, когда толпа встала, аплодируя, она не могла не заметить пустой столик в передних рядах.

(2) Жорж-Пьер Сёра́ - французский художник-постимпрессионист, основатель неоимпрессионизма, создатель оригинального метода живописи под названием 'дивизионизм', или 'пуантилизм'.

Хадсон остановился перед лифтом и засунул руки в карманы, полы его темно-синего плаща от Армани разошлись в стороны. Его взгляд был прикован к винтажной круговой шкале примерно 1930-х годов, которая медленно отсчитывала этажи. Стальные тросы с грохотом поднимали лифт все выше и выше по небоскребу, возведенному после эпохи Великой Депрессии и напоминавшего мужчину, который предпочитает гордиться внешним видом, нежели образовывать стабильную инфраструктуру. Хадсон был противником этой теоретической хрени. Но какая же ирония - пританцовывая на зыбучем песке, он вынужден был сохранять невозмутимое лицо.

Указатель продолжал скользить по полукругу, и с каждым этажом Хадсон продолжал обдумывать свое последнее слияние. Оно было глазурью на гребаном торте его портфолио, и он должен быть безумно счастлив. Но он не хотел очередного слияния на миллиарды долларов. Нет, чего он хотел, в чем нуждался - это женщина, которая избегала его любыми способами. А когда она все же встречалась с ним суровым взглядом, ее боль моментально отдавалась в его груди, раскалывая сердце на куски.

Короче говоря, его победа обернулась личной потерей, и от осознания этого скручивало живот.

Рядом несколько дорогих костюмчиков, собравшись в кучку точно питбули, вели обманчиво спокойную беседу. Хадсон знал, что ему стоило присоединиться к их понедельничному ритуалу, но в этот момент мог думать лишь об Алли и о том, как она выглядела, стоя в коридоре Института искусств пятничной ночью. Она похудела, проклятье, слишком сильно похудела, и хотя острый язычок плевался огнем, навернувшиеся на глаза слезы выдавали боль, скрывавшуюся внутри.

Звонок лифта вернул его в реальность, и когда двери открылись, его взгляд наткнулся на худенькую фигуру Алли. Узел в груди скрутился еще сильнее, и словесная перепалка рядом превратилась лишь в белый шум. Она не отвела взгляда, и на секунду казалось, будто она готова драться с ним на кулаках. Не было ни одного шанса, что она будет с ним или простит его, и все же его тело с подростковым упрямством реагировало на нее. Но единственная эмоция, мелькнувшая в ее глазах - это злость, ранящая столь глубоко, что он ощущал ее костьми.

Проклятье. Неужели пути назад не было?

Хадсон поднял два пальца, задерживая уже подходивших к лифту коллег-гончих.

- Езжайте на следующем, - произнес он резким низким голосом. С кивком его коллеги отступили, без сомнений, собираясь использовать дополнительное время, чтобы обсудить очередную цель в мире бизнеса.

Когда он вошел в лифт, Алли отошла к противоположной стенке. Его присутствие бесспорно разозлило ее. Ну и к черту, ее бесило уже то, что они дышат одним воздухом. Но даже в гневе она была самой прекрасной женщиной из всех, что он когда-либо встречал.

Двери закрылись, лифт пришел в движение. Хадсон повернулся лицом к Алли, ее неподвижное спокойствие служило ему напоминанием о последствиях его амбиций.

- Если ты собираешься уговаривать меня встать на твою сторону на завтрашнем собрании совета, то впустую потратишь время, - вызов сверкнул в ее глазах. - Это ужасная идея.

Черта с два. Его предложение ликвидировать газетное направление и полностью переключиться на цифровой формат было искрой озарения, не говоря уж о том, что это пойдет на пользу для сбалансирования счетов. Но в данный момент он меньше всего думал об электронных таблицах.

- Сейчас мне на это наплевать. Нам надо поговорить, - быстрым движением Хадсон вставил карточку в панель управления, и лифт остановился.

Бросив взгляд на панель, Алли расправила плечи.

- Мы уже говорили в галерее.

- Это был не разговор, - скорее, драка на словах.

- Я сказала все, что должна была, - она выглядела абсолютно собранной, но Хадсон видел, как вздымалась и опадала ее грудь, как побелели пальцы, стискивающие сумочку.

- Ты, может, и высказалась, а я нет. И ты выслушаешь меня, чего бы это ни стоило. Даже если придется застрять в этом долбаном лифте на весь день, - он постарался напомнить себе, что злость ничего не даст. Спокойное, уравновешенное доминирование было ключом к получению преимущества, вот только он давно миновал этот этап. С ней он чувствовал себя так, будто хватает пригоршнями песок, и каждая песчинка все равно утекает сквозь пальцы.

- Перестань пытаться контролировать меня, Хадсон, - повернувшись, Алли подняла подбородок. Злость ушла, сменившись маской полного безразличия. Проклятье, это рвало его на части. Он всегда предпочитал злость апатии.

Он глубоко вздохнул. Она собиралась притворяться, делая вид, что они лишь бизнес-партнеры, обреченные на недовольное сосуществование. Он должен был заставить ее отбросить щиты, впустить его. И если вывести ее из себя означало спровоцировать реакцию, так тому и быть.

- Наши отношения никогда не были такими, и ты это знаешь, Алессандра, - Хадсон едва заметно улыбнулся, прежде чем сбросить бомбу. - Ну, за исключением спальни. И если память меня не подводит, ты этим наслаждалась.

Он подготовился, ожидая, что его лицо обожжет пощечиной, но вместо этого ее зрачки расширились, взгляд остановился на его лице. Ее губы раскрылись, дыхание участилось. Он зацепил ее. Какое бы безразличие она ни разыгрывала, она реагировала на него. И чем дольше они стояли в считанных дюймах друг от друга, тем сильнее становилось желание, превращаясь в реальную угрозу.

Не упуская возможности, Хадсон мгновенно сориентировался. Он подошел ближе, понижая голос до низкого, соблазнительного мурлыкания.

- Такой ценой ты меня выслушаешь? - он провел рукой по ее ключице и выше, к шее. - Ты привязана к моей кровати, я накрываю тебя своим телом, - его рот находился в паре дюймов от ее губ, пальцы поглаживали нежную кожу затылка. - Все твои чувства обострились от моих прикосновений.

Глаза Алли закрылись, ее грудь вздымалась и опадала от каждого вздоха, которые она пыталась контролировать. Вблизи он мог видеть, как нежная кожа щек заливается румянцем, как трепещут опущенные ресницы.