Визит из невыразимого (СИ) - "Pinhead" - Страница 57

— По-моему, ты преувеличиваешь, Джинни.

— Я преувеличиваю?! Я преувеличиваю?! Она же в точности, как ты. Такая же. Снаружи добрая и мягкая, а внутри — как стена. Высокая металлическая стена, без единой выбоинки, без единой трещинки, идеальная, гладкая стена. С этим невозможно соперничать. Она сама себе всегда была единственным соперником. И только сама себе могла помешать взять то, что всегда любила. В этом была моя единственная надежда. Я надеялась, надеялась, надеялась. Что она не решится. И шел год за годом, а она так и не решалась. И я не решалась из-за этого. Она ходила вокруг тебя, а я ходила вокруг вас обоих и терпела. Ждала. Понимая, что пока она не примет окончательного решения, мне лучше даже не соваться. Боясь, что полезь я раньше, это могло спровоцировать ее уже, наконец, сделать что-то. Я наблюдала за всеми перипетиями в этой вашей троице и ждала. Иногда обречено, иногда с отчаянной надеждой. В конце концов, я даже сама захотела ее подтолкнуть, провоцировала разговорами о тебе. Но она была абсолютно непрошибаема. И тогда я, наконец, решилась.

— Подожди, Джинни, но ведь у тебя были другие парни. Ты всегда пользовалась успехом. Почему ты говоришь, что постоянно сидела и ждала?

Она затушила окурок о стол и отвернулась.

— Не хотела тебе говорить. Вот об этом точно не хотела.

— О чем?

— Понимаешь… с возрастом, когда я уже начала созревать, кое-что… вернулось. Из того, что я ощущала, когда дневник овладел мною. Я стала чувствовать себя… развращенной. Это перло из меня с такой силой, что я едва сдерживалась. Мне хотелось демонстрировать себя, показывать, выворачиваться наизнанку, чтобы парни сходили с ума, чтобы у них слюни текли в три ручья, я начала делать… такие вещи! Я начала вести себя почти как шлюха. Ты просто представления не имеешь о том, что я стала вытворять. А оно всё никак не могло успокоиться, то, что во мне сидело. Я совсем потеряла осторожность, до такой степени, что даже Рон узнал о моих художествах.

— Рон узнал?

— А с чего бы он, как ты думаешь, так сходил с ума от бешенства, стоило ему увидеть меня с каким-нибудь парнем?

— Подожди, но когда мы поженились… ты же была девственницей, Джинни!

— Гарри, не будь ребенком, как будто нет других способов заниматься этим, кроме как…

— Значит… ты и в этот год… В этот учебный год?..

— Пойдем! — она схватила его за запястье, увлекая за собой. — Покажу тебе кое-что.

Она привела его в спальню, вытащила из-под кровати чемодан, с которым вернулась из Хогвартса, открыла замки и достала оттуда довольно большую коробку, в которой что-то гремело и перекатывалось.

— Смотри! — она распахнула крышку, и он сначала не понял, что видит. Яркие, словно детские игрушки, предметы были свалены там разноцветной грудой, и только когда он узнал форму одного из них — ярко-фиолетового, слегка колышущегося — он отпрянул, и его лицо само собой стало заливаться краской.

— Охренеть! — только и смог он выдавить из себя, не решаясь даже прикоснуться к тому, что видел. Его шокировало даже не то, назначение чего было понятно сразу, а некоторые другие предметы, с которыми он просто не мог себе представить, что делать в этомсмысле.

— Налюбовался? — она захлопнула крышку. — Я не изменяла тебе, Гарри Поттер. Ни разу.

— Откуда всё это у тебя?

— Ты же не думаешь, что магазин Джорджа торгует только детскими приколами? Там есть кое-что и для взрослых.

— Ты покупала это у своего брата?! — у него глаза чуть на лоб не полезли.

— Не будь дураком! Заказывала анонимно. Если сделать предоплату, доставку осуществят куда угодно. Хоть под дерево в лесу. Между прочим, на твои деньги. Спасибо, что посылал.

— Охренеть! — повторил он, присаживаясь на кровать.

Она села рядом, сложив руки на коленях, и вдруг начала всхлипывать. Выражение снова сделалось совершенно детским, как в тот момент, когда он подошел к ней на чердаке.

— Он испортил меня, Гарри! Эта дрянь испортила меня! Я стала такой грязной, я сама превратилась в грязь под ногами! Я ничего не могу до сих пор с этим поделать. Я чувствую себя испорченной! Я не хочу… всего этого, но оно прет из меня, как… как сладкая блевотина. Меня тошнит! Я всегда хотела быть только с тобой, Гарри, но оно заставляет меня, вынуждает меня мечтать о других. Я иногда чувствую, что готова… подставить зад первому встречному волшебнику… магглу… женщине! Я ненавижу себя за это! Ненавижу!

Он поддался невольному порыву и обнял ее за плечи.

— Ну же, перестань! Ты не виновата. Это всё хоркрукс. Возможно, тебе стоит обратиться на этот счет за помощью к… специалистам?

— Вот моя помощь! — она схватила его за руки. — И вот! — ее ладонь опустилась ему между ног.

Она вскочила, уже рыдая.

— Я не знаю, что я теперь буду делать!

— Но почему же ты тогда уехала на этот год?! — спросил он недоуменно. — Если тебе так этого не хватало?

— Почему?! Потому что я боялась! Мне было страшно, Гарри!

— Кого?

— Ее!

— Что за…

— Послушай, это страшно, когда ходишь под взглядом такого человека, зная, что отбираешь у него самое дорогое. С самого начала, когда я только решилась, я чувствовала это. Я знала, что она принимает наши с тобой отношения как должное, что она отдавала тебя добровольно, но всё же. Это как… дразнить дракона! Даже если ты знаешь, что это добрый дракон. Даже если он в клетке, на цепи. Но ты делаешь ему больно, а он терпит. И даже если кажется, что его терпение бесконечно, в какой-то момент всё равно становится страшно. Потому что знаешь, что он может в любой миг, в любую секунду просто сорваться, прихлопнуть тебя лапой, и конец! Поэтому я уехала. Я сама сперва не понимала настоящую причину, думала, что хочу закалить себя, наши отношения, а потом до меня дошло. Я подсознательно хотела дать ей еще время, потому что боялась. Боялась, что после наших свадеб она, наконец, опомнится. В этот самый год. И не хотела, чтобы это случилось в тот момент, когда у нас могут появиться дети.

«Дракон?!» Он вдруг вспомнил Гермиону в намоченных штанах, беспомощно хлопающую глазами, и едва не расхохотался.

— Дракон?! Ты о ком говоришь? На свете добрей и порядочней ее человека не сыскать! Да она умоляла меня, чтобы я от тебя не уходил. Рыдала от горя из-за этого. Как можно ее бояться? Она… она…

— И что, ты согласился? — спросила Джинни, саркастически глядя на него сквозь висящие на глазах слезы.

— Ты знаешь — я не мог. Я признался ей в любви. Первый признался, и только тогда услышал, что, оказывается… все эти годы…

— «Оказывается»! — передразнила она его. — Чертов болван! Не мог сообразить раньше!

— Да, я болван! И мне теперь расплачиваться за это.

— Тебе расплачиваться? Получаешь, наконец, любимую женщину, и говоришь — «расплачиваться»! А что же тогда делать мне?

— Кто тебе сказал, что я ее получаю? — спросил он угрюмо.

— В смысле? — она вопросительно приподняла бровь, всхлипывая и с силой проводя по носу ладонью.

— Она останется в семье.

— ЧТО?! — Джинни приоткрыла рот. — Какого…

— Да. Вот так, — он развел руками.

— Но как?!

На мгновение он замялся, судорожно раздумывая, сообщать ли ей причину. Потом решил, что довольно глупо скрывать то, что в любом случае обнаружится уже довольно скоро.

— Она беременна.

Джинни побелела. И он не мог понять от чего. От шока или от ярости. Она подскочила к нему, схватила за рубашку и стала трясти изо всех сил с совершенно безумным оскалом на лице.

— Какого хера ты столько тянул?! Какого хера ты, мудак, столько тянул?! Какого хера?!

Он пару секунд и слова не мог вымолвить. Голова болталась из стороны в сторону, от изумления он даже не пытался сопротивляться.

— Дж… Джи… Джинни! Да что с тобой происходит?! — наконец, завопил он.

Она сразу же отпустила его, дыша так, словно только что отпахала тяжеленную тренировку. Медленно покачала головой, облизывая губы.

— Прости. На меня просто… накатило. Не обращай внимания. Правда, Гарри! Не обращай внимания. Я не в себе.