Тайный агент Господа - Гомес-Хурадо Хуан - Страница 31

№ 3643: Входите, входите.

Д-р Фаулер: Я пришел навестить вас, поскольку вы отказываетесь разговаривать с отцом Конроем.

№ 3643: Он вел себя возмутительно, и я действительно попросил его уйти.

Д-р Фаулер: Что именно вас так возмутило в его поведении?

№ 3643: Отец Конрой ставил под сомнение непреложные истины доктрины христианства.

Д-р Фаулер: Приведите пример.

№ 3643: Он утверждает, что дьявол — всего лишь символ, общее понятие, значение которого переоценивают! С удовольствием посмотрю, как это понятие вонзает ему в зад трезубец.

Д-р Фаулер: Полагаете, вы будете там, чтобы увидеть это?

№ 3643: Я просто так выразился.

Д-р Фаулер: Вы верите в ад, не так ли?

№ 3643: Всей душой.

Д-р Фаулер: Считаете, вы его заслуживаете?

№ 3643: Я воин Христа.

Д-р Фаулер: Это еще ничего не значит.

№ 3643: С каких пор?

Д-р Фаулер: Воину Христа ни рай, ни ад не гарантированы, отец Кароский.

№ 3643: Достойному воину — да.

Д-р Фаулер: Отец, я хочу оставить вам книгу, которая, мне кажется, принесет вам пользу. Ее написал святой Августин. Это книга о смирении и стремлении к внутреннему совершенству, о работе души.

№ 3643: Я с радостью ее прочту.

Д-р Фаулер: Вы верите, что отправитесь на небеса после смерти?

№ 3643: Я уверен.

Д-р Фаулер: Тогда вы знаете больше меня.

№ 3643: …

Д-р Фаулер: Предлагаю рассмотреть гипотетический вариант. Предположим, что вы находитесь у врат рая. Бог кладет на одну чашу весов ваши добрые дела, а на другую — дела скверные. И чаши весов находятся в равновесии. И тогда Господь разрешает вам призвать любого человека по вашему желанию, который помог бы разрешить сомнения. Кого бы вы назвали?

№ 3643: Я точно не знаю.

Д-р Фаулер: Разрешите напомнить вам некоторые имена: Леопольд, Джеми, Льюис, Артур…

№ 3643: Эти имена ни о чем мне не говорят.

Д-р Фаулер: …Гарри, Майкл, Джонни, Грант…

№ 3643: Замолчите.

Д-р Фаулер: …Пол, Сэмми, Патрик…

№ 3643: Я сказал, замолчите!

Д-р Фаулер: …Джонатан, Аарон, Сэмюэль…

№ 3643: Хватит!

На заднем плане слышен короткий приглушенный шум борьбы.

Д-р Фаулер: То, что я сжимаю большим и указательным пальцами, — ваша трахея, отец Кароский. Излишне говорить, что будет еще больнее, если вы не угомонитесь. Поднимите левую руку, если вы меня поняли. Хорошо. А теперь повторите жест еще раз, когда немного успокоитесь. Мы можем подождать столько, сколько необходимо. Уже? Хорошо. Вот возьмите, выпейте воды.

№ 3643: Спасибо.

Д-р Фаулер: Сядьте, пожалуйста.

№ 3643: Мне уже лучше. Не знаю, что на меня нашло.

Д-р Фаулер: Мы оба знаем что. Также мы оба знаем, что мальчики из списка, который я назвал, не скажут ничего хорошего в вашу пользу, представ пред Вседержителем, отец.

№ 3643: …

Д-р Фаулер: Вы ничего не хотите добавить?

№ 3643: Вы ничего не знаете об аде.

Д-р Фаулер: Вы так думаете? Ошибаетесь, я видел ад собственными глазами. А сейчас я выключу запись и расскажу историю, которая вас, несомненно, заинтересует.

Штаб-квартира ОИНП

Виа Ламармора, 3

Четверг, 7 апреля 2005 г., 08.32

Фаулер отвел глаза от снимков, разбросанных на полу. Не выказав желания их поднять, он с достоинством вошел в комнату, непринужденно ступая по фотографиям, как по ковру. Паола подумала, что это, возможно, и был недвусмысленный ответ на обвинения Данте. В течение нескольких последующих дней у Паолы не раз возникало ощущение, будто она имеет дело с человеком столь же умным и неординарным, сколь опасным и непостижимым. Фаулер был исполнен противоречий и загадочен, как древний иероглиф. Но утром в четверг над всеми остальными чувствами превалировал затаенный гнев, от которого у нее слегка вздрагивали губы.

Священник сел напротив Паолы, поставив рядом со стулом свой потертый черный портфель. В левой руке он держал бумажный пакет с тремя стаканчиками кофе. Один он предложил Паоле.

— Капуччино?

— Ненавижу капуччино. Вкус потом такой, точно наглоталась собачьей блевотины. Но все равно я выпью.

Фаулер молчал, и пауза затягивалась. Наконец Паола перестала притворяться, что читает досье Кароского, решив объясниться со священником начистоту. Она должна узнать правду.

— Итак? Разве вы не хотите?..

Она запнулась на полуслове. С того момента, как Фаулер появился в кабинете, она не смотрела ему в лицо. А посмотрев, обнаружила, что мысли священника витают очень далеко, за тысячи километров от Рима. Руки его дрожали, когда он подносил кофе ко рту. Лысина влажно поблескивала, покрывшись испариной, хотя было еще довольно прохладно. В глазах отражались чудовищные картины, виденные когда-то и всплывшие из глубин памяти снова, ибо забыть такое человеку не под силу.

Паола ничего не сказала, сообразив вдруг, что кажущаяся непринужденность, с какой Фаулер прошелся по фотографиям, была напускной. Она запаслась терпением и ждала. Священнику потребовалось время, чтобы прийти в себя. Когда же он справился с собой и заговорил, голос его зазвучал глухо и невыразительно:

— Очень трудно. Ты думаешь, что прогнал, победил призрак, но он является вновь, точно пробка, которую ты безуспешно пытаешься утопить в ванной. Она выскальзывает из рук и всплывает на поверхность. И маячит у тебя перед глазами…

— Выговоритесь, святой отец, вам будет легче.

— Можете мне поверить, dottora… Не помогает. Никогда не помогало. Не все проблемы можно решить, поговорив о них.

— Странное суждение для священника и невероятное для психолога. Но вполне естественное — для агента ЦРУ, обученного убивать.

Тень досады скользнула по лицу Фаулера, но он сдержался.

— Меня учили убивать не больше чем любого другого солдата. Я прошел специальную подготовку по тактике контршпионажа. Господь наградил меня меткостью, но я об этом даре не просил. И, предвосхищая ваш следующий вопрос, замечу, что не убивал никого с тысяча девятьсот семьдесят второго года. Насколько мне известно, я убил одиннадцать вьетконговцев, но стрелял только в бою.

— Вы сами записались в армию добровольцем.

— Dottora, не спешите осуждать, позвольте рассказать вам мою повесть. Тем, о чем я намерен вам поведать, я не делился никогда и ни с кем. Поэтому я прошу лишь об одном: выслушайте меня. Просить вас о доверии или сочувствии было бы слишком самонадеянно с моей стороны. Просто послушайте.

Паола медленно кивнула.

— Полагаю, что сведения обо мне вам скорее всего любезно предоставил суперинтендант. Если его информация почерпнута из досье Sant’Uffizio, она должна довольно точно отражать основные факты моей биографии. Я вступил в армию добровольцем в тысяча семьдесят первом году в связи с некоторыми… разногласиями с моим отцом. Я не хочу описывать весь ужас, каким стала для меня война, поскольку слова бессильны передать суть. Вы смотрели «Апокалипсис сегодня»^[59], dottora?

— Да, довольно давно. Меня потрясла жестокость фильма.

— Жалкий фарс. Вот что это такое. Бледная тень на стене по сравнению с тем, что происходило на самом деле. Я видел столько боли и жестокости, что хватило бы на несколько жизней. И там же мне открылось мое подлинное призвание. Это случилось не в траншее среди ночи, когда над головой свистели пули противника. И не тогда, когда я смотрел в лицо десятилетним мальчикам, увешанным ожерельями из человеческих ушей. А в тихом тылу, где я оказался вместе с капелланом моего полка. Я понял, что должен посвятить жизнь Богу и его созданиям. Так я и поступил.