Не магией единой (СИ) - Петровский Александр Владимирович "Алекс" - Страница 50

— Представь себе, боюсь, — буркнул Ник, но всё же залез под одеяло и повернулся ко мне спиной, даже не пожелав спокойной ночи.

Я немного огорчилась, что его отец, одновременно купец и дипломат, не смог научить сына самой обычной вежливости. Хотя, может, и научил, но Ник — стражник, а почти во всех отрядах стражи вежливо разговаривают только с начальством, вот парень и разучился.

А как вообще получилось, что сын торгового представителя, дипломата, который по рангу лишь чуть-чуть уступает посланнику — простой стражник? Торговый атташе говорил, что его сын служит в охране, но тогда я на его слова не обратила внимания. В королевстве ни один сын ни одного дипломата не мог бы оказаться в страже или войске, разве что офицером. Но Ник — не офицер. Неужели Иной мир так отличается от нашего?

— Ник, ты не спишь? — спросила я, слегка толкнув его в спину.

— Спал, — недовольно ответил он. — Но ты меня разбудила. У меня был очень тяжёлый день, да ты и сама просила меня лечь и уснуть. Что такого срочного случилось, Алиса?

— Скажи, как вышло, что твой отец — торговый атташе, а ты — простой стражник?

— До утра никак нельзя было подождать?

— Ну, скажи, пожалуйста!

— Ладно, слушай, — он повернулся ко мне лицом. — Все, кто работает в нашим посольстве — это четыре семьи. Моя мама — атташе по науке. Жена посла — атташе по культуре. Секретарь посольства, та самая, которая шокировала тебя одеждой — дочь посла. Десяток охранников — дети и племянники. Мы все провели по три месяца в тренировочных лагерях спецназа. Опытным спецназовцам мы, конечно, здорово уступаем, но против гражданских и большинства обычных солдат смотримся довольно неплохо. Дипломатов, собственно, и отбирали из тех, у кого были родственники, способные охранять посольство.

— Вас обучали два года назад? Когда открыли посольство?

— Остальных — да, а меня — позже. Два года назад мне было всего шестнадцать, у нас подростков в армию не берут, так что я работал в посольстве курьером. По-вашему, посыльным. А ещё заочно заканчивал школу. А ещё командир нашей охраны занимался со мной рукопашным боем. А потом, когда мне исполнилось семнадцать, я отправился домой, в смысле, в свой мир, в спецназ, на подготовку. Папа был против, мама плакала, но поделать они ничего не могли. Знаешь, Алиса, это были три самых жутких месяца в моей жизни. А потом вернулся сюда, чтобы служить в охране. Уже почти год отслужил. Осталось немного.

— Спецназ — это, наверно, как у нас особые отряды?

— Если там очень сильные бойцы, то да.

— А почему только четыре семьи?

— Всё ради секретности. Торговля с вами нам очень выгодна. Но только до тех пор, пока о вас ничего не знают наши конкуренты, они же враги. Ваши соседние королевства не упускают случая чего-нибудь у вас отхватить при первой возможности, и наши соседи ничем не лучше. Поэтому о существовании вашего мира у нас знает меньше сотни человек. А о том, как сюда попасть — едва ли десяток.

— Если это так секретно, почему ты рассказываешь мне?

— Доверяю тебе безгранично, — хмыкнул он.

— А если серьёзно?

— Секретность — по ту сторону портала. Здесь глупо скрывать, что ваш мир существует.

— Я не о том, что от меня надо скрывать, что я существую, — мне не удалось удержаться от хихиканья. — Но ты же выдаёшь мне секретные сведения.

— Что в этом секретного? Ваш король это знает, принц — тоже, ваша спецслужба — обязательно, иначе они даром едят свой хлеб. Папа сказал, что я сам должен решать, что могу тебе говорить, а что — нет. Вот я и решил. А теперь, если ты не против, я немного посплю.

Он снова отвернулся и, похоже, заснул. А я заснуть никак не могла. Жутко хотелось разбудить его ещё раз, но заглянула в ближайшее будущее, и увидела, что это бесполезно. Попыталась навести на себя сонное заклятие, но оно мне почти никогда не удавалось, не удалось и сейчас. В детстве помогало считать лошадей, обычно к двадцатой лошади я уже спала, но сейчас воображаемые лошади нагло отказались куда-то идти мимо меня. Стояли целым табуном, и щипали траву. Тогда я вообразила стаю волков, чтобы сдвинуть лошадей с места. Волки их разогнали, даже кого-то, кажется, загрызли, и убежали в лес, а я осталась ни с чем.

Сон идти ко мне не желал, и я решила поразмыслить над расследованием. Может, придёт в голову что-то умное, а если просто засну — тоже неплохо. Тем более, если верить моему видению будущего, всё нужное для того, чтобы изобличить убийцу, я знала ещё прошлой ночью. Это что-то такое, чего не знают сыщики, иначе они бы уже всё закончили сами. Так что известно мне, но не известно им?

А может, не одной мне, а нам с Ником? В видении он говорил «мы знали». Разбудить, расспросить? Наверно, не нужно, вряд ли он, проснувшись, скажет что-то полезное. Сначала попытаюсь разобраться сама. Ключевой вопрос — как убийца обошёл и заклятие правдивости, и моё чутьё на ложь? Никак, это невозможно. Значит, он сказал правду, но так, чтобы его неправильно поняли. Если в устах убийцы «я не убивал леди Эльзу» — правда, то убитая — не леди Эльза. Других объяснений я не нашла.

Как такое может быть? Сообразить не смогла, решила опять попытать счастья в ясновидении. У меня редко получалось заглянуть в чужое будущее или прошлое, но мало ли, вдруг удастся именно сейчас? Попробовала, и кое-что увидела.

Поляна в густом лесу. Две девушки сидят рядышком на стволе поваленного дерева. Они одинакового роста и сложения, в одинаковой одежде, и лица у них похожи просто неотличимо. Но я откуда-то знаю, что одна из них — Эльза, дочь герцога, а вторая — простолюдинка.

— Ты готовилась целый месяц, — говорит Эльза. — Теперь я дам тебе свои платья, драгоценности и немного денег, и ты отправишься в школу «Королевская кровь». Будешь там до каникул изображать меня. Ты — актриса, тебе это не должно составить труда. Одежда и ценности — твои уже сейчас. Но если ты провалишь роль или сбежишь, готовься к смерти — найдём даже за границей. Всё понятно? Вопросы есть?

— Всё понятно. Вопросов нет, — и по голосу фальшивую Эльзу не отличить от настоящей.

Актриса уходит по лесной тропинке. На поляну выходит юноша ослепительной красоты, Эльза с возгласом счастья бросается ему на шею и рассказывает, как она рада, что теперь будет жить с ним, а её строгий отец так ничего и не узнает.

Юноша достаёт хрустальный шар, с кем-то связывается, и спрашивает у него, всё ли тот видел и слышал. Получает ответ, что всё, и отключается. Юноша связывается с кем-то другим, и говорит на каком-то незнакомом языке, но я его каким-то образом понимаю. В его голосе сквозит огромное почтение, и он докладывает своему собеседнику, что их человек в школе приступил к выполнению задания. Я думала, что он имеет в виду актрису, но нет.

— Он магистр? — спрашивает начальник Тайной канцелярии чужого королевства, откуда-то я знаю, что это именно он.

— Магистр, — кивает юноша.

— А магистр чего?

— Не помню. Какая разница?

— И то верно, сынок, — кивает начальник и отключается.

Картина перед моими глазами расплывается, и я переношусь в комнату Эльзы. Самой Эльзы там, конечно же, нет и быть не может, на её кровати сидит актриса и кого-то ждёт. Раздаётся тихий стук, она вскакивает, подбегает к двери, распахивает её и бросается на шею пришедшему. Так он и входит в комнату, с повисшей на нём девушкой. Ставит её на кровать, целует в грудь и снимает с неё халатик. Она счастливо смеётся.

— Отвернись, — шёпотом просит магистр, я не узнаю его голоса, а лица мне не видно.

Девушка послушно отворачивается, магистр достаёт кинжал из ножен, и тут видит на столике кинжал Эльзы. Он возвращает в ножны своё оружие, и хватает чужое. Само убийство я не вижу, да и, если честно, не очень и хочется. Зато вижу, как убийца собирается выйти в коридор. Но оттуда вдруг доносятся чьи-то голоса, и перепуганный магистр запечатывает дверь заклинанием, распахивает жутко скрипящее окно и выбирается из комнаты через него. Он очень уверенно держится на стене, практически прилип к ней. Остановившись, он взглядом закрывает створки окна, и ползёт дальше.