Сталин. Охота на «Медведя» - Лузан Николай - Страница 10

В 1927 году Ежова выдвинули на должность помощника заведующего организационно-распределительного отдела ЦК ВКП(б), и оно стало поворотным в его судьбе. Оказавшись в Москве, да еще в составе партийного аппарата, он почувствовал себя как рыба в воде. Смехотворный рост – злые языки шутили: «Нашего Колю можно заметить по тени или по шороху», неброская внешность и тихий нрав делали его в глазах ярких и амбициозных коллег неконкурентом в борьбе за близость к НЕМУ – Вождю. Ежов же, до поры, до времени терпел насмешки коллег, тихим сапом карабкался по аппаратной лестнице и дорос до должности заместителя председателя Комитета партийного контроля при ЦК ВКП(б) – партийной инквизиции. На ней он, возможно бы, и застрял, если бы не случай.

1 декабря 1934 года был убит первый секретарь Ленинградского обкома и горкома партии Сергей Киров. Его убийство стало трамплином для прыжка Ежова на самую вершину властной пирамиды. 2 декабря он в составе партийно-чекистского десанта, возглавляемого Сталиным, высадился в Ленинграде. Ежову поручили по линии Комитета партийного контроля провести проверку состояния дел в ленинградской партийной организации. Он с полунамека понял Сталина и, подобно Малюте Скуратову, принялся безжалостно искоренять политическую вольницу и фронду в партийных организациях Северной столицы.

Но не только этим Ежов глянулся Хозяину – Сталину. В отличие от начальника УНКВД по Ленинградской области, заслуженного чекиста Филиппа Медведя, расценившего действия Леонида Николаева, приревновавшего Кирова к своей супруге – Мильде Грауде, как уголовное преступление, Ежов ухитрился разглядеть за спиной убийцы-ревнивца далеко идущий заговор, направленный против «товарища Сталина и проводимой им линии на индустриализацию и коллективизацию страны». И не просто заговор местных партийных оппозиционеров, а заговор нити, которого вели за границу к заклятому врагу Вождя – Троцкому. Этим Ежов сыграл на руку Сталину, не первый год пытавшегося дискредитировать политических оппонентов в лице Зиновьева и Каменева.

Усердие, проявленное Ежовым при зачистке политического поля от конкурентов, Вождь учел в своем новом кадровом пасьянсе. Ключевое место в нем занимал действующий нарком НКВД Генрих Ягода, руками которого он расправился со сторонниками Троцкого. В последнее время Ягода, заигрывавшийся с «новой оппозицией», стал опасен. В его руках находился не только грозный Наркомат внутренних дел, но и серьезный рычаг воздействия на армию и флот, через подчиненную ему военную контрразведку. Чтобы лишить Ягоду этой опоры, Сталин использовал хорошо отработанную схему. 26 сентября 1936 года по «рекомендации» политбюро ЦК ВКП(б) для укрепления «важной народно-хозяйственной отрасли», Ягоду перевели на должность наркома связи СССР.

В тот же день хозяином Лубянки стал Ежов, и те, кто еще вчера барственно похлопывал его по плечу, теперь за версту раскланивались. С момента назначения он, как и Сталин, получил доступ к «особым материалам». Сообщения тайных осведомителей, агентов, записи телефонных переговоров, данные перлюстрации почтовой переписки были аккуратно пронумерованы и подшиты в «особые папки». Годами в них копилась подноготная на партийных функционеров, героев и народных кумиров, чтобы, когда придет час, по одному движению пальца Вождя, а теперь и его – Ежова – низвергнуть их в земной ад. Ад, который после бегства Люшкова к японцам теперь грозил ему самому.

– Сволочь, я ж тебя с того света вытащил! У-у… – взвыл Ежов.

Зазвонил телефон ВЧ-связи. Он бросил яростный взгляд на аппарат и схватил трубку. В ней раздался голос Горбача.

– Товарищ нарком, докладывает начальник управления…

– Какой ты, на хрен, начальник! Козел! – сорвался на визг Ежов: – Упустил Люшкова! Из-под самого носа упустил! Ты за это ответишь!

– Товарищ нарком. Товарищ нарком…

– Какой ты мне, на хрен, товарищ! Я тебя под трибунал отдам! Чекист долбаный. Все вы, сволочи, одним миром мазаны!

– Мне… мне полдня не хватило, полдня, – потерянно лепетал Горбач.

– Полдня ему не хватило. Я когда тебе приказал быть в Хабаровске?

– Двенадцатого, товарищ нарком.

– Так где ж ты сутки болтался?! Где?

– Товарищ Фриновский распорядился, чтобы…

– Что?! Тебе что, нарком уже не указ?

– Никак нет. Разрешите объяснить?

– Пошел ты на хрен! Мало я вас, чекистов, стрелял!

– Товарищ нарком, я Люшкова из-под земли достану!

– Ну, смотри мне, Горбач, если обделаешься, то я тебя… – выматерившись, Люшков швырнул трубку на аппарат, принялся лихорадочно разгребать бумаги на столе, нашел список отозванных из-за границы резидентов и, кроша грифель карандаша, написал: «Расстрелять».

Те немногие из чекистов, кто чудом уцелел во время репрессий, ставшие свидетелями воцарения Ежова, вспоминали: первым делом он спустился в расстрельные камеры внутренней тюрьмы и распорядился сменить истрепанные пулями пеньковые канаты на стене, к которой ставили приговоренных к расстрелу. Новый нарком готовился к поголовному укосу противников Вождя, известному в советской истории как «Большой террор».

Перед тем как чудовищная кровавая волна накроет всю страну и погребет под собой миллионы жертв, Ежов получил от Вождя карт-бланш на уничтожение всех тех, кто сомневался в его непогрешимости. Эти невиданное возвышение и полномочия были подкреплены воистину царским подарком, о котором не могли мечтать даже заслуженные боевые генералы. 28 января 1937 года на плечи бывшего рядового 3-го пехотного полка еще той, императорской армии, скатилась маршальская звезда – Ежову было присвоено высшее специальное звание в системе органов государственной безопасности – Генеральный комиссар.

Новая должность пробудила Чудовище, дремавшее в глубине этого невзрачного человечка. Первым делом 28 марта 1937 года он лично арестовал своего предшественника – Ягоду. Бывший нарком, во многом преуспевший в создании машины по борьбе с контрреволюцией и антисоветским элементом, подвергнутый жестоким допросам, быстро поплыл. Ежову и его подручным не пришлось прибегать к изощренным пыткам, Ягода дал «развернутые признательные показания об участии в «правотроцкистском антисоветском блоке», а в последующем выступил с обличением его участников на открытом судебном процессе.

13 марта 1938 года военной коллегией Верховного суда СССР за «организацию троцкистско-фашистского заговора в НКВД, подготовку покушения на т.т. Сталина и Ежова, подготовку государственного переворота и интервенцию» Ягода был приговорен к высшей мере наказания и на следующий день расстрелян. Режиссуру «открытого судебного процесса», написанную в кремлевском кабинете Сталина, Ежов исполнил точно до буквы, до запятой. Не только Ягода, а и остальные подсудимые, участники «правотроцкистского антисоветского блока» – Бухарин, Рыков и другие – дружно каялись в преступлениях, которых не совершали, но это не спасло их от смерти.

Колесо репрессий продолжало катиться по стране, одних давя в кровавую массу, а других превращая в лагерную пыль. Параною заговоров, владевшую советскими вождями, не остановила даже угроза надвигающейся войны: на Дальнем Востоке грозно бряцал оружием японский самурай, а в Западной Европе стремительно набирал силу фашизм. В этих условиях волна репрессий обрушилась на командный состав Красной армии. Ежов и его подчиненный-подручный начальник Управления особых отделов НКВД СССР (военная контрразведка) комиссар госбезопасности 2-го ранга Израиль Леплевский вскрыли «зреющий в Красной армии военно-фашистский заговор». Тысячи командиров и политработников по ложным обвинениям были арестованы и брошены в тюрьмы.

Ежов принимал непосредственное участие в допросах и с особым садизмом истязал в прошлом заслуженных маршалов, генералов и наркомов. Многие, не выдержав чудовищных издевательств, превращались в человекоподобное существо. И тогда Ежов, упиваясь властью, вымещал на них свою физическую неполноценность: топтал несчастных ногами, испражнялся и выбивал зубы мраморным пресс-папье. Позже результаты этой «работы по очистке рядов Красной армии от «врагов народа» подвел нарком обороны маршал Семен Тимошенко. В ноябре 1938 года на Военном Совете народного комиссариата обороны (НКО) он с гордостью доложил: