Теория Девушки: Предварительные материалы - "Тиккун" - Страница 5

У Девушки есть чувство баланса, которое сближает её, однако, не с танцовщицей, а с бухгалтершей.

Улыбка никогда не служила в качестве аргумента. Черепа тоже могут улыбаться.

Чувственность Девушки состоит из знаков и иногда — даже из простых сигналов.

Везде, где этос ослабевает или разлагается, Девушка предстаёт в качестве носителя мимолётных и бесцветных нравов Спектакля.

Предполагается, что Девушка не понимает вас.

Пристрастие Девушки к актёрам или актрисам объясняется согласно основным законам магнетизма: так же, как они являются позитивным отсутствием всяких качеств, ничем, принимающим любую форму, она является негативным отсутствием качества. Кроме того, актёр является тем же, чем и Девушка, её отражением; он же является и её отрицанием.

Любовь представляется Девушке отдельным видом деятельности.

Смех Девушки несёт в себе всё уныние ночных клубов.

Девушка — это единственное насекомое, согласное на энтомологию женских журналов.

Подобно беде Девушка никогда не приходит одна.

Везде, где господствуют Девушки, их вкусы также должны господствовать — именно это и определяет вкусы нашего времени.

Девушка — это наиболее чистая форма овеществлённых отношений, она является их истиной. Девушка — это антропологический сгусток овеществления.

Спектакль щедро вознаграждает, хоть и косвенным образом, конформизм Девушки.

В любви более чем где бы то ни было Девушка ведёт себя как бухгалтер, постоянно полагая, что она любит сильнее, чем любят её, и что она даёт больше, чем получает.

Между Девушками существует невдохновляющая общность действий и выражений.

Девушка является онтологически девственной, девственной в плане всякого опыта.

Девушка может изобразить заботу, когда кто-то действительно несчастен; это один из видов её враждебности.

Девушка не замечает течения времени, в лучшем случае она волнуется о его «последствиях». Иначе как бы она могла говорить о приближении старости с таким негодованием, как будто речь идёт о совершённом против неё преступлении?

Даже тогда, когда она не стремится соблазнять, Девушка действует как соблазнительница.

Есть что-то профессиональное во всём, что делает Девушка.

Девушка не перестаёт хвастаться тем, что у неё есть «практический смысл».

В Девушке даже самый заурядный морализм принимает блядский вид.

Девушка несёт на себе всю тяжесть экономики. Но несмотря на это она не игнорирует ничего, кроме возможностей от неё избавиться.

Девушка — это реальность абстрактных кодов Спектакля.

Девушка занимает центральный узел современной системы желаний.

Всякий опыт девушки тотчас сливается с предварительным представлением, которое она о нём имела. Любые отступления от конкретных схем, всякая оживлённая часть течения времени и вещей известны ей как несовершенства, ухудшения абстрактной модели.

Девушка — это улыбающаяся злоба.

В мире есть существа, рождающие желание медленно умереть у них на глазах, но Девушка возбуждает лишь стремление завоевать её и наслаждаться ею.

Девушка совокупляется не для того, чтобы выразить свои чувства к другому, а чтобы избежать своего невыносимого небытия.

Так называемая эмансипация женщин заключалась не в освобождении их от сферы домашнего хозяйства, а скорее, в расширении этой сферы на всё общество в целом.

Перед любым человеком, который пытается заставить её думать, Девушка никогда не замедлит похвастаться своей практичностью.

В той же мере, в которой она скрывает не свой секрет, но своё бесчестье, Девушка ненавидит неожиданности, особенно когда они не запланированы.

«Влюблённость — лучшее лекарство против стресса».

Девушка не перестаёт повторять: она хочет быть любимой такой, как она есть, то есть как небытие, которым она является.

Девушка — это живая и непрерывная интроекция всех возможных подавлений.

«Я» Девушки такое же толстое, как журнал.

Ничто в поведении Девушки не имеет своих собственных причин, всё подчиняется господствующему определению счастья. Присущая Девушке чуждость себе самой граничит с мифоманией.

В конечном счёте Девушка фетишизирует «любовь», чтобы не подниматься до осознания полностью стандартизированной природы собственных желаний.

«Мне до пизды свобода, пока я счастлива!»

«ХИМИЯ СТРАСТИ: в наши дни всё объяснимо, даже влюблённость. Давай, до свидания, романтика! Этот „феномен“ — не что иное, как серия химических реакций».

Будучи отторгнутыми друг от друга, любовь и задница Девушки становятся двумя пустыми абстракциями.

«Пример киногероев витает подобно призраку, когда подростки обнимаются или когда взрослые прелюбодействуют» (Хоркхаймер / Адорно, Диалектика просвещения).

Девушка купается в дежавю. Для неё первый раз прожитое — это всегда как минимум второй раз представленное.

В действительности не было никакого «освобождения секса» (каков оксюморон!), а было лишь устранение всего, что являлось преградой тотальной мобилизации желания на службу товарному производству. «Тирания удовольствия» провозглашает не удовольствие, а тиранию.

Девушка умеет делиться чувствами.

В мире Девушек половой акт предстаёт логичной санкцией за всякий опыт.

Девушка «довольна жизнью», по крайней мере, она так говорит.

Девушка устанавливает отношения лишь на основе строгого овеществления и дурной субстанциональности, благодаря чему общество уверено, что то, что объединяет людей, лишь разделяет их.

Девушка оптимистична, радостна, позитивно настроена, довольна, полна энтузиазма, счастлива; другими словами, она страдает.

Девушка производится там, где нигилизм начинает говорить о счастье.

В Девушке нет ничего необычного, в этом заключается её «красота».

Девушка — это оптическая иллюзия. Издали она ангел, а вблизи — она демон.

Девушка не стареет, она портится.

Достаточно хорошо известно, что Девушка думает о беспокойстве.

Воспитание Девушки идёт в обратном направлении по отношению ко всем иным формам воспитания: немедленное совершенство, изначально присущее молодёжи, а дальше — усилия, чтобы поддерживать себя на вершине этой изначальной ничтожности, и, наконец, крах перёд лицом невозможности повернуть время назад.

При виде издалека небытие Девушки выглядит относительно пригодным для обитания и иногда даже комфортабельным.

«Любовь, Работа, Здоровье».

«Красота» Девушки — это никогда не красота её самой, не её неповторимая красота. Наоборот, это красота без содержания, абсолютная и освобождённая от всякой индивидуальности красота. «Красота» Девушки — это лишь форма небытия, закреплённая за Девушкой форма проявления. И потому она не может говорить без придыхания о «красоте», поскольку её собственная никогда не является выражением существенного своеобразия, но чистой и призрачной объективностью.

«Основная идеологическая путаница между женщиной и сексуальностью... только сегодня приобретает всю свою полноту, поскольку женщина, некогда порабощенная как секс, сегодня „ОСВОБОЖДЕНА“ как секс... Женщины, молодёжь, тело, высвобождение которых после тысячелетий рабства и забвения составляет поистине самую революционную возможность и, следовательно, самую главную опасность для всякого установленного порядка, интегрированы в общество и рекуперированы как „миф эмансипации“. Женщинам дают потреблять Женщину, молодёжи — Молодёжь и благодаря этой формальной и нарциссической эмансипации успешно предотвращают их реальное освобождение» (Жан-Триссотен[5] Бодрийяр, Общество потребления).

Девушка предлагает недвусмысленную модель столичного этоса: холодное сознание, живущее в изгнании в пластиковом теле.

«Слишком круто!!!» Вместо того чтобы говорить «очень», Девушка говорит «слишком», и в действительности она столь незначительна.