Трезвенная жизнь и аскетические правила: Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Ма - Вафидис Эмилиан - Страница 8

Однако главная причина ухода из монастыря заключается в страстях. Уйти — это значит поддаться всем страстям. Монах чувствует, что не может смириться, что для него несносно послушание, которое на него возложили, чувствует, что его ожидает одно мучение, и потому решает: лучше уйти, чем мучиться. В своих действиях он руководствуется человеческой логикой, которая является крайним заблуждением. Нет для человека большего несчастья и более трагического самоубийства, чем такой уход из монастыря. В подобных случаях святитель Василий Великий поступал вопреки заведенному в общежительных монастырях порядку, который установился под влиянием преподобного Антония Великого. Обладая проницательностью, святитель Василий был сторонником того, чтобы более не открывать монастырских врат перед теми, кто ушел из монастыря. Это последнее, к чему может прибегнуть монастырь, чтобы уберечь от погибели и согрешающего брата, и остальных. Но святой Антоний, который был пустынником и жил в те времена, когда общежительное монашество еще только зарождалось, рассуждает иначе. Видя, как много демонов с их ловушками угрожает монаху и как легко они могут вы манить его из обители, он говорит: «Когда возвратится, прими его с радостью, как отец блудного сына, чтобы не пришла в смятение его душа и он не предался греху окончательно». Святой делает последнюю попытку вернуть монаха в духовный двор, куда он был введен руками игумена и словом преподобных отцов.

Совсем не общайся с мирянами, но и не подражай фарисею, который все делал напоказ. (9)

Первоначально общение с мирянами было делом одного только привратника. Со временем монастыри стали стараться оказывать посетителям особое гостеприимство, но при этом возникало множество недоразумений и трудностей, так как людей в монастыри приходило не меньше, чем сейчас. Мы знаем, что святой Феодосий в первую очередь построил гостиницу, а потом уже монастырь. К нему шли больные, бесноватые, слепые, глухонемые. Их было так много, что обитель не могла обслуживать их силами одного-двух человек, и даже сам святой Феодосий служил им. Однако монахи чувствовали, что, с одной стороны, они теряют своего игумена, а с другой — что сами впадают в суетность. В конце концов все же водворился мир: было устроено нечто вроде архондарика, где назначенные братья занимались приемом посетителей, будучи как бы заботливыми руками и сострадательным сердцем всего братства.

«Совсем не общайся с мирянами», потому что как вор опустошает твой дом, так и общение с ними опустошит твою душу, и ты наполнишься мирскими представлениями, в которых кроется причина всякого зла и греха.

Если, зная все это, мы чувствуем потребность в общении с мирянами, то почему бы нам не вступить в брак, не взять на себя общественные обязанности и не приобрести определенные права? Мы пришли в монастырь для того, чтобы стать ангелами! Ангел — это служитель, а не приятель. Когда мирянин приходит в монастырь, мы принимаем его и прислуживаем ему в архондарике. Но одно дело — служение, а другое — тесное дружеское общение. Служение принимает на себя соответствующий служитель. В общении же мы раскрываем свое сердце, что подрывает устои монашеской жизни. Мы не можем проводить время с мирскими людьми, если только нас не попросит об этом игумен или мы не возьмем на это благословение. Но не будем думать, что после такого общения мы возвратимся такими же, какими были. Невозможная вещь! Когда мимо проезжает машина и обдает тебя грязью, ты становишься весь черный. Так происходит и с душой, когда ты общаешься с миром. Поэтому необходимо, чтобы архондарик находился вне монастыря. Если это именно так и устроено, а мы все же вступаем в общение с мирскими людьми, то у нас нет никакого оправдания. Всякая попытка оправдаться означает, что мы не имеем расположения жить во Христе.

Связать себя пристрастными отношениями с кемлибо можно и мысленно, можно в сердце, по телефону, через переписку — однако все это чуждо истинному монаху. Если я хочу достичь святости, уподобиться святым отцам, то я не могу пренебречь этим правилом святого Антония Великого.

Если мы идем в архондарик несмотря на то, что никто из старших в монастыре нас туда не посылал, это равнозначно вкушению свиного мяса. Эти посетители, они твои друзья? Просто хорошие люди? Или плохие? Чужие они тебе? Или твои родственники? Родственников у нас нет, единственные наши родственники — это люди, близкие монастырю. Если кто-то сохраняет особое дружеское расположение к другому человеку и своем сердце, то он не может угождать Господу, ведь он обещал отречься от отца, матери, братьев, родственников — от всех. Монах не может испытывать к кому-то особую любовь, чувствовать себя кому-то обязанным или ответственным за того, кому когда-то помог. Все это мирские обычаи, которые не должны проникать в обитель. Свою любовь выражает монастырь, и он берет на себя все обязанности и ответственность перед кем бы то ни было. Другое дело, что монах может обратиться к соответствующему лицу в монастыре и получить разрешение пообщаться с посетителем, но при этом он должен следить за своим внутренним состоянием, испытывать свое сердце, потому что оценивать себя нужно не столько по внешним действиям, сколько по внутреннему состоянию.

Не позволяй женщине приблизиться к тебе и не допускай, чтобы нога ее ступила в твое жилище, потому что следом придет гнев. (10)

В тех краях, где жил преподобный Антоний Великий, не было таких мест, куда запрещалось входить противоположному полу. Там была пустыня, небольшие домики и монастыри, отчего и происходили столь часто случаи впадения монахов в блуд с мирскими женщинами или монахинь — с мужчинами, которые работали в окрестностях. Но женщина представляла собой большую опасность для мужчины, чем мужчина для женщины.

Если ты допустишь, чтобы женщина переступила порог твоей кельи, то «следом придет гнев» — за нею по пятам войдет страсть и приступит как к ней, так и к тебе. Гнев — это не кара Божия, но следствие отношений между мужчиной и женщиной. Девство — это не просто телесная чистота или чистота ума и сердца от помыслов, это также и чистота очей. Святой Антоний пытается помочь монаху понять, что нечистота может войти в его ум и сердце через зрение. Он имеет в виду не грех блуда, но само общение с женщиной, и говорит не столько о телесной чистоте, сколько о бесстрастии. Мы не должны допускать, чтобы ум наш скитался где-то, потому что так мы подвергаем себя опасности. Ведь женщине свойственна особенная эмоциональность, нежность и притягательность, отчего мужчина невольно испытывает к ней любовь и желание о ней заботиться. Тогда один становится пленником другого.

То же самое, но несколько в ином плане, происходит и с женщиной. Женщина чувствует потребность в любви и заботе. В мужчине преобладает рассудок, но и у него есть потребность выразить чувства своего сердца. Таким образом, он может стать игрушкой в руках женщины и впасть даже в самый великий грех. Грех, однако, заключается не только в совершении плотского греха на деле. Он состоит и в немощи разума, сердца или в расположении человека послужить женщине. Это великое зло, и здесь монаху необходимо внимание к себе. Именно поэтому Церковь никогда не предписывала мужчине управлять женским монастырем, встать во главе него могла только женщина. Мужчина был своего рода смотрителем, находился, так сказать, вне обители и над ней, чтобы наблюдать за отношениями между игуменией и монахинями, ведь, как правило, женщина с большим трудом подчиняется женщине: ее душа противится. Поэтому Церковь учредила должность смотрителей, духовников. Духовник был лишь совершителем исповеди, которая проходила в присутствии игумении или кого-то из старших. Все эти установления, конечно, устарели, но не может устареть их дух. Дух в Церкви един, он не изменяется.

То, к чему приводят отношения между женщиной и мужчиной, мы видим и на примере безбрачных клириков в миру. Едва только при них окажутся несколько девушек, которые проявят немного внимания, немного уважения, немного любви, как эти священнослужители становятся их жертвами. Они начинают думать об устроении монастыря, чтобы оградить своих чад от бед. Они трепещут, как бы их чад не забрал другой духовник. Когда мужчину, избравшего девственный образ жизни, покоряет ребенок или женщина, то он становится словно изъеденный червями. Его жизнь вращается вокруг них. Отношения с этими людьми влияют на все его решения и поступки. И даже если он и пытается жить по Евангелию, он уже не тот, кто свободно следует за Христом, куда бы Он ни пошел. Незаметно для себя самого он следует за женщиной или за детьми, занимаясь духовным попечением о них.