Червонная Русь - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 38

• Предыдущая
• 38/84
• Следующая

Князь Вячеслав поджидал своего беспутного зятя, но это вовсе не было его единственным занятием. Празднуя свое возвращение в город, он что ни день устраивал пиры, приглашая на них туровцев всех родов и званий, сам принимал приглашения бояр, вместе с дочерью посещал службы в обоих городских монастырях, Борисоглебском и Варваринском. Во всех туровских церквах служили благодарственные молебны о счастливом возвращении князя из похода, и город старательно делал вид, что вовсе и не думал приглашать на стол Юрия Ярославича. И Вячеслав Владимирович делал вид, что обо всем забыл, никого не упрекал в измене и приглашал даже тех бояр и старост, которые изменили ему. Только тысяцкий, выбранный мятежным вечем, был им смещен и заменен на прежнего Иванку Чадогощича.

Дней через пять в Туров прибыли несколько посланцев от Юрия Ярославича – один из его воевод, Премил Метиславич, и отец Никифор, игумен Васильева-Червоннского монастыря, где князь Юрий нашел приют. Они передали, что сам князь Юрий едет за ними следом, если Вячеслав Владимирович не откажет ему в приеме. Князь Вячеслав передал, что ожидает гостя.

В тот же день он был зван на пир к боярину Воинегу Державичу – тому самому, который первым послал ему вслед весть об измене. Жил он на Тынине, одном из посадских концов. Ехать туда надо было через торг, где по случаю пятницы толпилась прорва народу.

Прямо от стен детинца начинались возы и волокуши. На низинке у реки, за жердевой загородкой, мычал и блеял скот. Смерды из окрестных сел и весей, привезшие продавать заготовленные за зиму меха или остатки съестных припасов, вздорожавших по весне, меняли свой товар на красивые городские ткани или хорошие железные лемехи[46] и ножи, превосходившие качеством изделия сельских кузнецов, которые ковали только зимой, а летом так же работали в поле, как и все прочие.

На торгу было тесно, и ехать приходилось шагом, дожидаясь, пока верховые кмети впереди расчистят дорогу. Прямислава, не слишком уверенно сидящая в седле, беспокоилась, как бы кого не задавить, – несмотря на усилия кметей, теснивших толпу щитами, бестолковый черный люд так и лез под копыта. А к тому же вокруг было столько всего любопытного! Горшки и гребешки Прямиславу не интересовали, поскольку на княжьем дворе работали свои ремесленники, снабжавшие двор всем необходимым, но одна из лавок, увешанная пестрыми разноцветными тканями и уставленная разноцветными кувшинами, привлекла ее взгляд.

Заметив это, князь Вячеслав направил коня в ту сторону и остановился. Хозяин тут же выскочил и поклонился. Это был человек лет пятидесяти, плотный, с круглым лицом и выпирающим из-под цветного пояса животом, с крупным серебряным крестом на шее, к которому на тот же ремешок были привешены еще несколько серебряных и бронзовых оберегов.

– Здравствуй, Радовид, рад я тебя видеть опять у нас! – отвечал князь Вячеслав на его приветствие. – Давно ли пожаловал? Вижу, товар еще не распродал, значит, недавно?

– Позже тебя, княже, третьего дня прибыли! – Купец показал в сторону пристани, где мелькали паруса ладей. – Еще не расторговались, первый день сижу! То знакомых проведать, то долги собрать, то с мытником[47] столковаться, – знаешь, сколько дел! Теперь вот свое собрал, твое выплатил – сижу, благословясь!

– Дай Бог удачи! Что же ко мне не зашел? Я добрым гостям всегда рад!

– Ты вчера в Рождественский монастырь ездил.

– Да, с дочкой мы молебен заказывали по княгине нашей. – Князь Вячеслав взял за руку Прямиславу, сидевшую на своем коне рядом.

– Хороша княжна, нигде за морями такой нет! – С почтительным восхищением Радовид поклонился Прямиславе. – Сегодня, я слышал, ты к боярину Войнегу зван – завтра думал у тебя побывать, княже! Не с пустыми руками, конечно, с подарками! Если княжне чего приглянется, пусть выбирает! Подойди, княжна, погляди!

Отрок снял Прямиславу с коня, и она вошла в лавку. Радовид сделал знак своим подручным, старику и мальчишке лет тринадцати, и те кинулись разворачивать перед ней ткани, открывать ларцы, подвигать ближе блюда и кувшины. Радовид, богатый гость, торговал дорогими заморскими вещами, купить которые могли только самые знатные люди, – восточными шелками и византийскими оксамитами, заморской посудой, хорошими франкскими мечами. Подозвав князя, Радовид сам открыл сундук и вынимал длинные стальные клинки с особыми рукоятями, по которым даже несведущие люди могли отличить изделия знаменитых рейнских мастерских.

– Хитрец ты, Радовид! – восхищенно приговаривал князь Вячеслав, держа один из клинков через кусок ткани[48], и непонятно было, чем он восхищается, то ли клинком, то ли хитростью торговца. – Ведь запрещено их вывозить!

– Где деньги есть, княже, там всегда лазейка найдется! – весело отвечал купец, довольный своей удалью. – Бери, не пожалеешь, не одну еще победу таким клинком одержишь! У меня в Перемышле торговали их, я там не продал…

Пока Вячеслав Владимирович и бояре рассматривали клинки, Прямислава забралась в самый угол, где стоял высокий серебряный кувшин – пузатый, с тонким горлышком и красиво изогнутой ручкой. На чеканных боках кувшина был изображен дивный зверь, похожий на собаку с крыльями.

– Это, княжна, зверь, прозываемый Сэн-мурв! – пояснил старик, присматривавший за товаром. – В древние времена поганские его, по неразумию, за бога почитали! Вот еще блюдо к нему есть, сейчас покажу. Подвинься, девка, прямо на блюдо и села, что б тебя кикимора взяла!

Последнее он проворчал сердито и раздраженно, толкнул кого-то, и Прямислава заметила, что нечто, в полутьме принятое ею за мешок, на самом деле оказалось девушкой, совсем молоденькой и стройной, которая сидела на ларе, сжавшись в комочек и спрятав лицо в ладонях, так что длинная коса падала концом на пол. Услышав окрик, она распрямилась, вскочила и отпрянула, но дальше прятаться ей было некуда, потому что она и так сидела в самом углу. Даже в полутьме было видно, что девушка очень красива – свежее личико с пухлыми губами и большими глазами не портили следы слез на щеках, покрасневший нос и мокрые черные ресницы. Завидев перед собой нарядную княжну в красном, вышитом золотом платье и с жемчужными привесками на венце, девушка от испуга села на пол.

– Не бойся, милая! – окликнула ее Прямислава, которой вовсе не понравилось, что ее так испугались. – Никто тебя не обидит! Что ты в темноту забилась, как зверь лесной!

– Да ну ее, глупая девка! – проворчал старик, держа в руках огромное серебряное блюдо с тем же крылатым псом на дне. – Правильно говоришь, как зверь лесной, лешачиха, ничего не понимает! Слова не добьешься!

– Откуда же она тут?

– Да тиун приволок.

– Зачем?

– Да за долг ее взяли. Из села. Мужику одному Радовид Былятич давал гривну в долг, на три года давал, как положено, а тот ни гривны не отдает, ни роста не платит! Радовид Былятич не разбойник какой-нибудь, человек добрый, богобоязненный, три года ждал, а тот все: то неурожай, то корову волки задрали, то потоп у него, то пожар! Ну, вот и взяли ее. Больше и взять было нечего – ни кровы, ни овцы, ни куренка тощего.

– Как же так – за гривну человека! – изумилась Прямислава.

– Не за гривну! Что ты думаешь, княжна, Радовид Былятич – упырь лихой, кровопивец? Ни Боже мой! Пять гривен мужику выдали, девку взяли, шесть гривен выходит, везде такая цена, хоть кого спроси. Вашего тиуна спроси, Негорад – человек толковый, не даст соврать.

Девушка за время этой беседы, в которой так просто и печально была обрисована ее судьба, опять принялась плакать, закрывая лицо руками. Острая жалость пронзила сердце Прямиславы – сейчас, когда ее собственная судьба повернулась так хорошо, когда к ней вернулись честь, покой, достаток и любовь отца, ей больно было видеть девушку, ее ровесницу, такую же красивую и толковую, поскольку заплаканное лицо девушки выглядело совсем не глупым, в столь безнадежно грустном положении! Для несчастной навеки кончились и воля, и почет, и веселье.

• Предыдущая
• 38/84
• Следующая