Спросите полисмена - Кеннеди Милворд - Страница 26

– Конечно, – сказал сэр Джон со вздохом. Он-то думал, что они будут разговаривать сидя, а в таком случае он мог бы направлять беседу и сдержать данное Мартелле обещание. Но никогда не знаешь наперед, насколько затянется прогулка. – Ничего не обрадовало бы меня больше. Дело Комстока, разумеется?

Сэр Джон понимал, что к делу можно подступиться более тактичными способами, но время шло, а оно всегда драгоценно.

– Дело Комстока. – Архиепископ подстроился под шаг сэра Джона, когда тот двинулся по пустынной улице. – Весьма утомительно и неприятно. Ужасно, просто ужасно. Когда-то был моим учеником, знаете ли. Умненький малый с хорошими задатками. Как я говорил, я виделся с ним. Прямо перед его смертью.

Повисла тишина, нарушаемая лишь эхом шагов. Сэр Джон молчал. Через несколько минут архиепископ произнес:

– И потому… не поймите меня неверно, мой дорогой Сомарес… Все это глубоко расстраивает… так неловко.

– Именно, – кивнул сэр Джон.

– Я пообщался со всеми, кто мог бы иметь хоть какое-то отношение к трагедии, – продолжил архиепископ, – но пока не установят точное время смерти, а все так расплывчато, мое собственное положение, мягко говоря, неудовлетворительное. Настолько неудовлетворительное, что, если бы я не сознавал, что на меня тоже упала тень подозрения, то был бы весьма встревожен.

Снова возникла долгая пауза. Сэр Джон, прекрасно понимавший, к чему ведет такое вступление, жалел, что архиепископ не может сразу перейти к сути проблемы и отпустить его домой спать. Он свернул к Беркли-сквер, чтобы, когда разговор закончится, очутиться неподалеку от собственного дома и заслуженного отдыха.

– Кое-какие подробности вы слышали? – спросил архиепископ.

– Я читал вечерние газеты, – осторожно ответил сэр Джон, что было правдой, хотя и не всей. Однако и ее хватило.

– Интересно…

Его спутник кашлянул, не зная, как подступиться к вопросу, и они преодолели еще двести ярдов. «Великое преимущество площади, – размышлял сэр Джон, – в том, что можно ходить по ней кругами, упражняя тело и ум, но не слишком увеличивая расстояние между собой и входной дверью».

– Как я понимаю, иногда вы берете на себя небольшие расследования, – произнес архиепископ.

Сэр Джон немного помолчал, а потом заметил:

– Такие случаи редки. И мой интерес к ним всегда основан на интересе к… действующим лицам драмы.

– Конечно. Конеч…но. – От радости, что так удачно затронул тему, архиепископ прямо-таки замурлыкал. – И без сомнения, ваши интересы…

Сэр Джон насмешливо улыбнулся:

– На стороне правды и против закона толпы, против обвинений невинных.

– Друг мой, преступно и дальше удерживать вас от заслуженного отдыха, но я уверен, что могу на вас положиться. Положение обязывает, сами знаете! Любая информация, какую сумею вам предоставить… только попросите. Хотелось бы, чтобы я сам мог пролить свет на злополучную историю! Бедный Комсток! Такой многообещающий малый.

Сэр Джон остановился и спросил:

– И что, по-вашему, я могу сделать?

– Мой милый Джон!

Тон у архиепископа был великодушный. Почти королевский. Воздавая должное собрату по актерскому ремеслу, сэр Джон понимал: этот человек был таким же позером, как он сам, таким же тщеславным и эгоистичным.

– Всецело вверяю себя вам. Поверьте, я думаю не только о себе. Я пастырь душ. Привратник в доме Господнем. По этой самой причине я и поехал повидать бедного Комстока. Вам, конечно, известно, как он меня принял.

– И вы даже не предполагали заранее, каким будет прием? – поинтересовался сэр Джон.

– Друг мой, я не мог рисковать и, договариваясь о встрече, знал, что он меня не примет.

– Совесть не позволила?

– Отчасти. Когда-то я учил его. Средняя школа Блэкминстер.

Сегодня днем сэр Джон потратил драгоценные часы на выяснение всего, что возможно, о школе Блэкминстер. Набралось мало. Из Петтифера, видимо, получился успешный учитель и директор. Корпус военной подготовки, обязательный при любой частной школе, процветал. Результаты спортивных матчей не подтасовывались.

– Любопытно, какое воздействие оказала бы политика Комстока на общество? – задумчиво протянул сэр Джон. – Комсток-вероотступник… Каким влиянием он стал бы пользоваться?

Архиепископ пожал плечами:

– Он причинял вред не церкви, а своей душе.

– Вы же понимаете, что у вас имеется вполне мирской мотив для убийства?

– Естественно! Иначе осмелился бы я злоупотреблять вашим временем?

Они стояли под фонарем, ближайшем к входной двери сэра Джона. По свету в окнах он понял, что Мартелла еще ждет его. Архиепископ взмахнул пухлой белой рукой.

– Я знаю самое худшее, что можно знать, – сказал он.

Сэр Джон распознал реплику под занавес, а еще был раздражен, что его прервали, а потому дал занавесу упасть.

– Доброй ночи, – произнес он и направился в дом.

Мартелла уже давно отослала горничную к себе. Взяв жену за локоть, сэр Джон отвел ее в спальню.

– Ты ложись. Я скоро.

Она хотела запротестовать, но зная, что это бесполезно, сдалась. Приготовившись ко сну, сэр Джон удалился в кабинет.

Хорошо вышколенная в двойной роли жены и ведущей актрисы сэра Джона Сомареса, Мартелла пожала красивым плечиком, взглянула на пустую половину кровати, потом на часы, а после погасила свет. И снова его включила, чтобы немного почитать.

В кабинете сэр Джон хмурился, перечитывая письмо министра внутренних дел. На полу у стола лежал ворох газет. По первой полосе верхней из них тянулся заголовок жирными черными буквами:

Свернув письмо министра внутренних дел, сэр Джон с отвращением посмотрел на газеты. Встав, он преувеличенно зевнул, широко вытянул руки, так что величественный китайский дракон у него на плечах не менее величественно вытянулся и явил себя во всей своей ориентальной красе, уронил руки и приблизился к шкафу с граммофоном в углу. Крупнейшая граммофонная компания мира недавно убедила сэра Джона записать полдюжины самых знаменитых шекспировских монологов. Однако он выбрал и поставил не собственную запись. Резкий, звучный и властный голос решительно возвестил:

– И вот что я вам скажу. Я, Комсток. Наша цивилизация обречена. Обречена? Она мертва!

Сэр Джон выключил выступление лорда Комстока в Альберт-Холле по вопросу билля о воскресных увеселениях и аккуратно вернул пластинку в конверт. Потом закрыл граммофон и двинулся в спальню. Мартелла, опершись на белоснежную гору взбитых подушек, читала. Пижама сэра Джона, гордо названная в рекламе «павлиновой», в мягком свете переливалась во всей своей шелковистой красе, пока он снимал халат и ложился. Мартелла отложила книгу.

– Устал, Джонни?

– Я думал, ты устала.

– Расскажи, – попросила она, верно истолковав его желания.

Мартелла погасила свет. Матрас скрипнул, когда сэр Джон повернулся на бок.

– Комсток, – начал он. – Мерзавец. Сущий дьявол, как только таких земля носит?

– И тебя попросили выяснить, кто его убил?

– С чего бы мне это делать? – раздраженно отозвался сэр Джон. – Меня это не касается.

– Тогда не берись, – посоветовала жена. – Ты устал. Тебе нужен отпуск. Не имеет ни малейшего значения, кто это сделал. Если повесят не того человека, тебя это все равно не касается.

– Ты несносна, Мартелла, – не в первый раз за годы их брака заявил сэр Джон. – И у тебя дар провидицы. Как ты узнала?

– Спокойной ночи, Джонни. Надо бы тебе утром с ним повидаться.

Повисло молчание. Наконец сэр Джон тихо кашлянул.

– Ладно. Я не сплю, – пробормотала Мартелла.

– Когда мы завтра пойдем на праздник, не могла бы ты забрать хозяйку и увести ее куда-нибудь от меня подальше?

– Хорошо. А кто там будет, Джонни?

– Не знаю точно. Это выстрел наугад. «Отпущу хлеб свой по водам»[9], – величественно возвестил сэр Джон.