Город над бездной - Борисова Алина Александровна - Страница 16

– Видимо, потому, что, как любой вампир из благородной семьи, я воспитан в твердом убеждении, что в мире не должно существовать решений, не угодных лично мне.

– А бывают вампиры из неблагородной семьи? – не удержалась я. И по дрогнувшим уголкам его губ поняла, что попалась, что он сказал это специально, чтоб поймать на проявлении любопытства.

– Вампиры бывают всякие. Давай заключим перемирие, Лариса. Ты перестаешь злобно шипеть на каждое мое слово, а я расскажу тебе о вампирах все, о чем тебе придет в голову меня спросить. Даже то, о чем в книжках не пишут. – Он подмигнул мне, но тут же вновь стал серьезным. – Соглашайся, Лариса, вот просто так, ни за чем. Позволь себе хоть один день быть свободной. От себя самой, своих убеждений, представлений, памяти. Позволь себе просто быть.

– Все это красиво звучит, куратор. Но вы сами-то на такое способны?

– Ты мне, наверное, опять не поверишь или попросту не услышишь. Но правда в том, что ты – мой единственный шанс это узнать.

Я посмотрела на него, на синее-синее небо, на по-весеннему яркое солнышко. И согласилась.

– В парк? – спросила я его, как могла бы спросить Петьку, когда он предлагал мне сбежать с уроков.

– В парк, – с видимым облегчением согласился он, и улыбнулся, и протянул мне руку.

Так, держась за руки, мы вышли наконец к автобусной остановке и влезли в автобус, почти пустой по случаю воскресенья. И устроились на задней площадке, смотреть, как убегает из-под колес дорога. Он встал за моей спиной, ухватившись за поручень справа и слева от меня, оказавшись слишком близко, так, что на ухабах и поворотах нас прижимало друг к другу, но я не возражала, позволила себе не возражать.

«Пусть, – думала я, – пусть. И можно представить, что я еду гулять в парк с хорошим мальчиком Антоном. Даже если на самом деле он Анхен и вряд ли помнит те дни, когда он на самом деле был юным мальчиком, а не только хотел им казаться». Что делать, в восемнадцать лет каждой деве хочется, чтобы у нее был мальчик. Даже не всерьез, понарошку, на денек, но только бы был.

Парк был разбит почти в самом центре города, его массивные бронзовые ворота выходили на площадь возле здания Городской Управы. И потому неудивительно, что любой праздник, начинаясь на этой площади, плавно перетекал на длинные извилистые аллеи и многочисленные живописные лужайки. Я бывала в этом парке множество раз, и в шумные праздники, и в обычные выходные. В детстве родители возили меня сюда кататься на аттракционах, а в старших классах школы нам случалось прогуливать здесь уроки. Этот парк я действительно любила, и может, не так уж плохо, что он заставил меня сюда выбраться.

В последнее время, с головой уйдя в учебу, я нигде, кроме универа, не бывала, совсем не гуляла и ни с кем не встречалась. Школьные приятели рассеялись кто куда, обживаясь в новых местах и коллективах, моя лучшая подруга, с которой, мне казалось, век не расстанемся, навеки ушла на ту сторону Бездны, а в универе я не приживалась. Нет, я им не мешала, меня не сторонились, но и интересна я никому из них не была. В компанию меня не звали, и домой я обычно ездила в одиночестве.

Мы миновали массивные ворота и словно оставили город за спиной. Вековые дубы шелестели над нами последними засохшими листьями, центральная аллея, прямая и ровная, уходила, казалось, за горизонт. А солнце висело прямо над ней, отражаясь в многочисленных лужах, слепя глаза, заставляя забыть, что это осень, последний бал накануне долгой холодной зимы.

– Знаешь, бывают такие дни, – произнес Анхен, вновь ласково обнимая меня за талию и уже не встречая сопротивления, – они иллюзия, они обман, им не надо верить. Думать, что они что-то там знаменуют собой или к чему-то обязывают. В них можно просто войти и наслаждаться мгновением. Здесь и сейчас. И не важно, что было вчера и что будет завтра.

– Завтра тебе надоест быть мальчиком Антоном в дурацкой шапке, а я так и не пойму, зачем тебе все это было нужно.

– Завтра я и не смогу быть мальчиком Антоном, потому что мальчика Антона не существует. Но сегодня я могу угостить тебя сахарной ватой. Соглашайся, это не слишком дорогой подарок, и ты можешь себе позволить его принять.

Лоток с ватой стоял у нас прямо на пути, и я почти соблазнилась, глядя на мальчишку, с аппетитом отхватывающего зубами огромные куски от пушистого розового кокона на палочке. Но потом вспомнила, что доесть этот шедевр кулинарной мысли до конца мне ни разу не удавалось, зато перепачкаться липким тающим сахаром получалось регулярно. Липкие руки, липкие губы…

– Я не слишком люблю сахарную вату.

– Конечно. А если я предложу тебе шарик с сердечком, ты скажешь, что это пошло?

Шариками торговали у следующего по курсу лотка.

– Чудовищно пошло. Идти рядом с тобой с таким шариком – это все равно что написать у себя на лбу: «Я верю в любовь с вампиром».

Он посмеялся:

– А ты не веришь в любовь с вампиром?

– Я верю, что вон тот мальчик очень любит сахарную вату. Но сомневаюсь, что она отвечает ему взаимностью.

– Видела б ты, как она тает у него на губах, – протянул он мечтательно, лукаво поблескивая глазами, – а еще я знаю детские стишки про бутерброд, мечтавший прыгнуть кому-то там в рот.

– А ты уверен, что эти стихи были написаны лично бутербродом?

Он чуть приобнял меня, посмеиваясь, коснувшись на секунду виском виска.

– Идем. Я знаю, от чего ты не сможешь отказаться, – и, взяв меня за руку, потащил куда-то вбок от главной аллеи, по далеко не самой широкой тропинке.

– Эй, уговор был про людные аллеи!

– Уговора не было! Когда я предлагал тебе людные аллеи, ты отвергла мое предложение! Договор был заключен позднее на слово «парк».

– Анхен!

– Мне приятно, что ты наконец решилась назвать меня по имени.

Тут он резко затормозил и обернулся, так, что я едва не врезалась в его широкую грудь. Он взял меня обеими руками за плечи, не давая отстраниться.

– Ну перестань, – попросил он меня тихо и серьезно, – ты же прекрасно знаешь, что ничего я тебе не сделаю. Здесь просто короче. Не спорь со мной хотя бы изредка, ладно?

Я кивнула и покорно пошла за ним, понимая, что его присутствие все-таки сводит меня с ума. Что бы он ни говорил про отсутствующий у меня голос крови. Мне было хорошо рядом с ним. Я могла с ним не соглашаться и даже спорить, но, пока он держал меня за руку, я не могла бояться его или ненавидеть, я ощущала к нему глубокую, почти родственную симпатию и опасалась лишь одного, что он отпустит мою руку и уйдет, оставив одну. Это все потому, что он вампир. Это их вампирское обаяние, вампирская магия. Но то, что я понимала это, никак не спасало меня от пучины симпатии, в которую я погружалась.

– Вот уже и пришли. Ты давно последний раз каталась на велосипеде?

Пункт проката появился в парке не слишком давно, и, хотя я и знала о нем, мне и в голову не пришло, что мы идем именно сюда.

– Ты что, предлагаешь нам покататься на велосипедах? – Я даже не пыталась скрыть удивление.

– Ну, следуя за тобой на велосипеде, мне точно не удастся насладиться твоей кровью, а ты ведь этого боишься? – Он опять надо мной смеялся.

– Я боюсь, что моя длинная юбка, не предназначенная для велосипедных прогулок, попадет в цепь и будет безнадежно испорчена.

– Это ты у меня так витиевато новую юбку в подарок вымогаешь?

Я вспыхнула.

– Ну, если других возражений нет – пойдем выбирать велосипеды.

И я позволила ему усадить меня на велосипед и, проклиная неудобную одежду, поехала вслед за ним, петляя по тропинкам и дорожкам, объезжая бесконечные грязь и лужи. Нет, юбка в любом случае будет испорчена, даже если не вымажется в смазке – непременно соберет на себя все брызги этой вездесущей жижи. И вот что, если разобраться, на мне еще могло быть надето? Я собиралась в библиотеку. Согласно существующим правилам приличия, в общественных местах – на работе, учебе, в библиотеках и музеях, театрах и ресторанах – женщинам следовало появляться только в юбках. Причем нужной длины. Но на спорт и отдых это правило не распространялось. И потому смотрелась я сейчас в своей юбке на велосипеде столь же нелепо, как выглядела бы на лекции в тех обтягивающих брючках, в которых отплясывала на последнем Регинкином дне рождения.