Глубокий сон (Вечный сон) - Чэндлер Раймонд - Страница 24

• Предыдущая
• 24/47
• Следующая

Уайдальс посмотрел на Ольса, который спокойно произнес:

– Я хочу передать вам арестованного. Идемте.

Ольс встал. Капитан дико посмотрел на него и вышел из комнаты. Ольс направился вслед за ним. Когда дверь закрылась, прокурор забарабанил пальцами по крышке стола и направил на меня свой светлоголубой взгляд.

– Вы должны понять, что чувствует полицейский, когда вынужден затушевать нечто подобное. Возможно, вам придется дать показания...

Даже с занесением в полицейский протокол. Несмотря на это, я надеюсь, что мне удастся объяснить каждое из этих двух убийств отдельно друг от друга и не вмешивать в дело имени генерала Стернвуда. Вы знаете, почему именно я не оттаскал вас за ухо?

– Нет. Я ожидал, что вы оборвете мне оба.

– Сколько вы зарабатываете на всем этом?

– Двадцать пять долларов в день и расходы.

– Или на сегодняшний день, это составило пятьдесят долларов и несколько центов за бензин?

– Что-то около этого.

Прокурор склонил голову на одно плечо и суставом мизинца потер подбородок.

– И за эту сумму вы готовы вызвать на себя гнев половины всех полицейских нашего штата?

– Я делаю это без особого удовольствия, – ответил я. – Но как, черт возьми, я могу поступить иначе? Я взял это дело. А продаю то, что имею, чтобы зарабатывать на жизнь. По крайней мере, ту толику смелости и сообразительности, которой наградило меня провидение, и готов бороться до конца, не обращая внимания на последствия, чтобы защитить своего клиента. То, что я столько сказал сегодня вечером, не испросив позволения генерала, противоречит моим принципам. Если речь идет о затушевывании дел, то я сам был полицейским, как вам известно, господин прокурор. Это делается повсеместно в каждом большом городе. Полиция обычно очень принципиальна, если так называемый любитель стремится что-то затушевать, а сама делает это через день, чтобы удовлетворить своих друзей или кого-то, имеющего влияние. Я еще не уладил дело окончательно. Все еще веду его. И в дальнейшем тоже буду действовать так, как действовал, естественно, если это будет необходимо.

– Пока капитан Кронджейгер не лишил вас лицензии, – буркнул прокурор. – Вы сказали, что несколько деталей дела, носящих личных характер, сохраните в тайне. Они очень важны?

– Я все еще не закончил своей миссии, – сказал я и посмотрел ему прямо в глаза.

Прокурор Уайльд улыбнулся открытой улыбкой ирландца.

– Я хотел бы кое-что сказать тебе, мой мальчик. Мой отец и генерал Стернвуд были большими друзьями. Я сделал все, что позволяет мне положение, а может быть и больше, чтобы оградить старика от лишних неприятностей. Но рассчитывать на это в будущем невозможно. Две его дочери рано или поздно вляпаются во что-нибудь такое, чего нельзя будет скрыть, особенно эта сладенькая белокурая девица. Их никуда нельзя пускать без надзора. По-моему старик сам виноват во всем этом. Мне кажется, он понятия не имеет, что представляет собой нанешний мир. Есть еще одна вещь, которую я хотел бы с вами обсудить, пользуясь случаем, что мы здесь один на один и можем не соблюдать официальности. Ставлю доллар против канадского цента, генерал опасается, что его зять, бывший контрабандист, каким-то образом замешан во всем этом и, нанимая вас, надеялся получить подтверждение, что это не так. Как вы полагаете?

– То, что я слышал о Ригане, не позволяет думать о нем, как о шантажисте. Ведь у него было теплое гнездышко у Стернвудов, а он, несмотря на это, ушел.

– Насколько теплым было это гнездышко, ни вы, ни я не знаем, – сказал прокурор. – Он принадлежит к тому типу мужчин, которые не любят излишнее тепло. Генерал говорил вам, что разыскивает Ригана?

– Он мне сказал, что хотел бы знать, где Риган и как его дела. Он был очень привязан к нему. Его огорчило то, как он ушел, не сказав ему даже «до свидания».

Прокурор поглубже уселся в кресле и сморщил лоб.

– Вот как, – изменившимся голосом сказал он и протянул руку к предметам, лежавшим на столе, отложил голубой блокнот Гейгера, а остальные вещественные доказательства придвинул ко мне.

– Все эти вещи можете взять назад, – сказал он. – Они меня не интересуют.

Было уже почти одиннадцать, когда я поставил свою машину в гараж и подошел к «Хобарт Армс». Дверь закрывали в десять, поэтому мне пришлось воспользоваться своим ключом. Внутри, в пустом квадратном холле, находился какой-то мужчина, который при виде меня сунул зеленую вечернюю газету за кадку с пальмой, а окурок в кадку. Потом встал, помахал мне шляпой и сказал:

– Шеф хочет с тобой поговорить. Так что оставь своих друзей снаружи, старик.

Я спокойно стоял и смотрел на его приплюснутый нос и похожее на бифштекс ухо.

– Что ему надо?

– Тебе-то что? Держи свой нос подальше от его дел, и тогда все будет о'кей. – Рука его все время вертелась возле внутреннего кармана расстегнутого плаща.

– От меня воняет полицией, – сказал я. – Я слишком устал, чтобы говорить, чтобы есть и чтобы думать. Но если ты считаешь, что я могу идти и слушать приказы Эдди Марза, то постарайся вытащить свою пушку, прежде чем я отстрелю тебе второе ухо.

– Ерунда. У тебя нет револьвера. – Он посмотрел мне прямо в глаза. Его черные косматые брови сошлись на переносице, уголки губ опустились вниз.

– Вчера, дорогой мой Лэнни, вчера. Я не всегда бегаю без оружия.

Он замахал левой рукой.

– Ладно, твоя взяла. Мне никто не приказывал стрелять в кого-либо. Ты сам все услышишь от него.

– Чем позже, тем лучше, – сказал я и повернулся, когда этот тип прошел мимо, направляясь к выходу. Он открыл дверь и вышел, не оглянувшись. Я улыбнулся собственной глупости, подошел к лифту и поднялся наверх, в свою квартиру. Достал из кармана револьвер Кармен и усмехнулся ему. Потом старательно почистил его, смазал и, завернув в кусок фланели, запер на ключ в одном из ящиков стола. Сделал себе стакан коктейля и как раз когда пил его, когда зазвонил телефон.

Я сел возле столика, на котором стоял телефон.

– Значит, вы сегодня такой острый, да? – послышался голос Эдди Марза. – Твердый, быстрый, острый и бодаю каждого, кто ко мне приблизится.

Чем могу служить?

– Там полиция, вы знаете где. Вы не впутали меня в это дело, а?

– А почему я не должен был бы это сделать?

– Я добр к тем, кто добр ко мне, приятель. И очень недобр к тем, кто недобр со мной.

– Прислушайтесь хорошенько, и вы услышите, как стучат мои зубы.

Он сухо рассмеялся.

– Так как: впутали или нет?

– Нет. Но чтоб меня черти взяли, если я знаю, почему. Наверное, потому, что дело довольно запутанное и без вашего участия.

– Благодарю. Кто его застрелил?

– Вы прочитаете это завтра утром в газетах... Возможно.

– Мне надо узнать это сейчас.

– А вы всегда получаете то, что вам надо?

– Нет. Так это можно считать ответом, приятель?

– Его застрелил человек, о котором вы никогда не слышали.

Удовлетворитесь этим.

– Если это так, то, возможно, и я когда-нибудь смогу оказать вам услугу.

– В таком случае положите трубку и позвольте мне отправиться в кровать.

Он снова засмеялся.

– Вы ищете Расти Ригана, верно?

– Похоже, так думают многие, но это неправда.

– Если бы вы его искали, я мог бы подсказать вам кое-что. Забегите когда-нибудь ко мне. Все равно когда. Мне будет приятно встретиться с вами.

– Возможно и забегу.

– Так значит до этого «возможно». – В трубке что-то щелкнуло.

Я сидел и держал трубку возле уха, злой и усталый. Потом набрал номер Стернвудов и некоторое время слушал длинные гудки, пока, наконец, не послышался учтивый голос лакея:

– Квартира генерала Стернвуда.

– Говорит Марлоу. Вы меня помните? Мы познакомились сто лет назад или, может, это было вчера?

– Да, мистер Марлоу. Конечно, я помню вас.

– Миссис Риган дома?

– Думаю, да. Может вы хотели бы...

Я прервал его. Потому что вдруг передумал.

• Предыдущая
• 24/47
• Следующая