«Вечер, проведённый в доме Блэка» и другие «чёрные» новеллы - Петерс Эллис - Страница 13

Я произнес это насмешливым тоном.

— Да, конечно, помню.

— Сондра тогда нам рассказала, что ваша кошка была убита.

— Лисой.

— Это ты так сказал. Сондра ничего не уточняла.

— Ну и что? — сказал Джеф, пожав плечами.

— Я нашел мертвого енота у нас на крыше.

— На вашей крыше?!

— Да, в ужасном виде.

Джеф вертел в руках вилку, но наш разговор потерял свой шутливый настрой.

— С оторванной головой?

— Хуже.

Какое-то мгновение он хранил молчание и, казалось, боролся с собой, прежде чем заявил:

— Тебе лучше было бы переехать, Тед.

Я знал, что он старается мне помочь, что он попытался развеять скованность, существующую между нами. Это был мой друг, он протянул мне руку, но он не сказал мне того, что я хотел бы услышать.

— Я не могу этого сделать, Джеф, — ответил я терпеливым тоном, который обычно применяют, когда вас не понимают. — Мы живем в доме всего пять месяцев, и он стоил двадцать две тысячи долларов. Заем, который мы сделали в ссудном банке, нас обязывает жить в доме по крайней мере в течение года.

— Тебе лучше знать, — согласился Джеф, вновь улыбаясь.

— У меня было желание просто поговорить с тобой, — сказал я, раздраженный его поспешной капитуляцией. — Я хотел бы, чтобы ты мне сказал, что ты знаешь об этой истории с призраком.

— Немногое. Сондра знает больше, чем я.

— Я предполагаю, что ты не стал бы мне советовать без причины покидать дом, который я только что построил?

— Можно подумать, что несчастье не покидает этих мест, вот и все. Существует или не существует призрак, этого я не знаю.

У Джефа от того оборота, который принял наш разговор, был смущенный вид.

— Что думает об этом Эллен? — спросил он.

— Она не в курсе.

— И не знает о еноте?

— Ничего не знает.

— Есть что-то еще?

— Шумы ночью…

— Я бы рассказал об этом Сондре, если бы был на твоем месте. Она лучше разбирается в этом вопросе, чем я. Первое время, когда мы переехали жить в каньон, она имела привычку бродить по вашему участку… что-то там высматривать… особенно после гибели кошки…

Шефит с трудом подыскивал слова, и мне пришла в голову мысль, что этот разговор ему был тягостен. Он вымучивал из себя улыбку и, казалось, был готов сломаться.

Имя его жены все время упоминалось в нашем разговоре.

— Послушай, Джеф, по поводу Сондры…

Он остановил меня жестом:

— Не беспокойся, я ее знаю.

— Знаешь, между нею и мной абсолютно ничего нет. Это ее способ развлекаться. Сондра — странная женщина.

— Со мной она действует подобным же образом: она флиртует, но мы больше не спим вместе.

Он вертел в руках чайную ложку, смотрел на нее, но не видел.

— Это началось, когда она забеременела, — продолжал он. — А после рождения ребенка все кончилось между нами. Ты знал, что у нас есть сын? Он находится в одном учреждении в Долине.

— Ты нашел какое-нибудь решение?

— Да: Джойс Кастл. Я не знаю, что бы я делал без нее.

— Ты думал о разводе?

— Сондра никогда не даст согласия на развод. И у меня нет никакого повода, который был бы убедителен.

Он пожал плечами, как если бы эта история его не касалась.

— Я же не могу назвать в качестве причины ее манеру смотреть на других мужчин, в то время как она придерживается скрупулезной верности.

— Верности кому? Тебе, Джеф? Кому?

— Не знаю. Себе, может быть, — прошептал он.

Продолжил бы он, если бы я его поддержал? Что бы там ни было, я его перебил, так как я понял, что благодаря этому загадочному замечанию наш разговор направился в русло проблемы, которую я хотел поставить перед Джефом, и что он мог бы дать ответ, и эта мысль приводила меня в ужас: я не хотел услышать то, что я стремился обнаружить, приглашая его на обед. Смеясь, я просто заявил:

— Безусловно, безусловно!

Я поспешил запрятать это открытие в тайник моего разума, куда я складировал все невероятности этих последних месяцев — шаги, шум ночью, исковерканного енота — из страха стать сумасшедшим, если бы я принял их как реальность.

Сжав губы, с горящими щеками, Джеф вдруг заглянул мне в глаза.

— Ты не свободен сегодня в полдень? Я должен заехать в клинику и подписать документы о передаче ребенка. У него приступы ярости, он совершает… ужасные вещи. Не удается больше его контролировать.

— А Сондра?

— Сондра их уже подписала, когда она ездила одна в учреждение. В общем, она предпочитает ездить туда без меня… Ты очень помог бы мне, если бы поехал со мной, ты оказал бы мне своего рода моральную поддержку. Я не требую от тебя его видеть: ты сможешь меня подождать в машине. Это всего в пятидесяти километрах отсюда, ты вернешься к ужину…

Его голос дрожал, слезы заполнили желтоватые белки его глаз. Казалось, его охватила лихорадка; его шея как бы сжалась, охваченная воротником рубашки, виски провалились. Его рука, похожая на коготь, сжала мою.

— Конечно, Джеф, я поеду с тобой, — сказал я. — Я сейчас позвоню на работу: они могут прекрасно обойтись без меня полдня.

Мой ответ тут же привел его в чувство.

— Спасибо, Тед, я очень ценю твой жест. Это не будет слишком тяжело, обещаю тебе.

Учреждение в Долине Сан-Фернандо представляло собой ансамбль новых зданий, фасады которых были отделаны искусственным мрамором, а перед зданиями расстилались недавно засеянные травой газоны. Повсюду висели объявления, рекомендовавшие больным не ходить по газонам. Молодые карликовые деревья, окруженные кругами пыльной земли, вытянулись вдоль ленты дороги, по которой из уважения к надписям «По газонам не ходить» медленно гуляли больные пансионата. Их сонливый поток переходил из одной аллеи в другую под бдительным оком санитаров в белых халатах и колониальных фуражках, которые дирижировали движением на «перекрестках».

Жара становилась невыносимой, я вышел из машины, но вместо того, чтобы ходить по стоянке машин, я принял решение присоединиться к пансионерам и их посетителям. Выбрав почти пустую аллею, я направился без какой-либо видимой цели к зданию, которое соседствовало с двором, окруженным решеткой. Детская горка и «курятник», находившиеся там, навели меня на мысль, что речь идет о корпусе для детей. Я увидел Джефа, который выходил из него, в сопровождении медсестры, которая везла что-то вроде тележки, гигантского кресла, в котором скрючился «ребенок».

У меня было впечатление, что, даже, не принимая во внимание тележку, это создание, несмотря на его человеческий облик, вероятно, ползало, как аллигатор; глаза его, впрочем, были похожи на глаза аллигатора: глаза холодные, бездушные, спящие, выделявшиеся на очень загорелом лице, а голова его была вытянута скорее горизонтально, чем вертикально. Черты его лица были лишены какого-либо интеллекта, а из открытого рта тянулась слюна, заливая подбородок. «Ребенок» грелся на солнце, инертный, отвратительный, в то время как Джеф беседовал с медсестрой.

Быстро повернувшись, я стал удаляться с чувством, что я вторгся в зону несчастья моего друга. Я увидел гадкий мир, существование которого само по себе представляло угрозу моей жизни. Вид этого чудовищного ребенка со звериным взглядом создавал у меня впечатление того, что, случайно раскрыв постыдный секрет Джефа, я делил с ним теперь его тяжелую ношу.

И все же я сказал себе, что лучшую услугу, которую я мог бы ему оказать, — это скрыть от него, что я видел его сына, чтобы не вынуждать говорить его на болезненную для него тему.

Шефит вернулся к машине бледный, взволнованный и заявил, что хочет выпить. Мы остановились сначала в кафе с названием «По дороге в Голливуд», затем — в Шерри Лейн на Вайн-стрит, где две девицы предложили нам свои услуги, и, наконец, снова в Браун Дерби, где я оставил мою машину. Джеф поглощал алкоголь методично и безрадостно, рассказывая мне, торопясь, конфиденциально о книге, права на которую он уступил Варнеру Бросу за чрезвычайно высокую цену. «Бульварная литература, — уточнил он, — написанная одним из тех паразитов, которые понемногу вытесняют настоящих авторов».