Страстные сказки средневековья Книга 1. (СИ) - Гаан Лилия Николаевна - Страница 69

Епископ и дон Мигель, обреченно наблюдали, как рушится и превращается в бумажный мусор то, что они с таким трудом достигали на протяжении почти трех месяцев.

На дворе уже зазеленела молодой травой весна, и опять лили так раздражавшие де ла Верду дожди, когда страшным аккордом пробили события марта 1471 года. Наследный принц погиб в битве при Тьюксбери, а король Генрих был казнен в Тауэре, о чем громко шептались в Лондоне, не смотря на опровергающие реляции правительства Эдуарда Йорка.

Легатам, по большому счету было все равно, кто победил в этой дикой резне, главное, чтобы она, наконец-то, закончилась.

- Они оскорбляют цветок девы Марии, так обильно поливая его кровью,- как-то огорченно высказался его преосвященство, и это было довольно емкое выражение отношения папского престола к происходящему, но в остальном...

Йорк был настроен откровенно против заключения мира, и за месяцы пребывания во враждебной Франции Бургундии его отношение к Людовику ещё более ухудшилось. То есть работа посольства не только пошла насмарку, но ещё и усложнилась.

Между тем от Гачека то же не было никаких утешительных известий.

Все шло по-старому. Стефания вновь бесследно исчезла, а Рауль де Ла Рош по-прежнему много времени проводил в отъездах, слыл образцовым семьянином и преданным вассалом, до тех пор, пока Францию не взбудоражил слух о внезапной кончине брата короля - Карла Французского.

- Какая странная смерть,- поразился дон Мигель, прочитав сообщение, - просто необъяснимая! Признаков отравления медики не обнаружили, но не может же быть, чтобы абсолютно здоровый молодой человек лег спать и не проснулся?

- Все в руках Божьих, сын мой,- философски заметил епископ,- сегодня мы живы, а завтра станем пищей для червей!

- Только Карл Французский стал этой пищей в самый подходящий для Людовика момент, когда вновь перешел на сторону Карла Смелого. Боюсь, что к его смерти приложил руку сам король!

Братичелли не любил прямых обвинений и громких выпадов.

- Как бы то ни было, не король подсыпал яд,- возразил он,- кстати, а этот ваш предполагаемый соперник барон, кажется, был вассалом погибшего герцога?

- Рауль сразу же перешел на службу к Людовику, и тот даже дал ему должность придворного устроителя охот и королевского смотрителя лесов. Так что от этих событий барон только выиграл. Зато теперь Гачеку стало гораздо тяжелее работать. Король большинство времени проводит в замках на Луаре, куда, разумеется, нашему шпиону вход заказан.

- О графине ничего не известно?

- Нет! Но почему-то Гачек попросил меня выслать ему все имеющиеся в моем распоряжении книги по демонологии, - дон Мигель удивленно качнул головой,- знаете, с его стороны, это странный поступок. Честно говоря, у меня сложилось впечатление, что он не особенно боится нечистой силы!

- Бывают такие безумцы,- тяжело вздохнул собеседник,- им не хватает чужой мудрости, и они пока на своей шкуре не испытают, что это такое, упорствуют в заблуждениях. Таких глупцов, как правило, особенно любит сатана. Из них иногда выходят талантливые ученые, медики, алхимики и астрологи, но в основном, опасные еретики. Забираясь туда, куда категорически запрещено, эти люди даже и не подозревают, кто их подталкивает в спину.

- Гачек ещё не потерян для матери-церкви,- живо возразил граф, - и его сомнения - обычные заблуждения неразумной юности!

ПАРИЖ.

В Париже Стефания и Тибо распрощались с попутчиками на Центральном рынке и, расспрашивая прохожих, принялись искать Латинский квартал. Надо сказать, сделать это было непросто!

Париж того времени был одним из самых больших городов Европы. После запустения, которое постигло город из-за гражданской войны между арманьяками и бургиньонами начала века, он вновь начинал приобретать утерянное могущество и процветание.

Город был слишком огромен для того, чтобы в нем не заблудились наши путешественники. Огромный рынок включал зерновые, хлебные и мучные ряды, лавки, где торговали птицей, молочные ряды. В районе Живодерни жили мясники. На площади Сен-Жан-ан-Грев продавали сено, а на Веннери, торговали овсом. Париж того времени уже славился производством предметов роскоши: в Таблетри делали изделия из слоновой кости, на улице Сен-Мартен жили обработчики бронзы, улица Кенкампуа славилась мастерскими ювелиров, а на улице Курари продавали бриллианты и другие драгоценные камни. Изготовители гвоздей и продавцы проволоки жили на улице Мариво, оружейники -- на Омри, текстильщики -- на улице Ломбардов, а кожевенники -- на Кордонри, где также изготавливали башмаки. На улице Сен-Дени помещались бакалейщики, аптекари и шорники.

Можно только представить с каким трудом пробирались через паутину этих улиц Стефка и Тибо, беспомощно спрашивая прохожих, как попасть в район Университета. Нельзя сказать, чтобы чужеземцам отказывали в подсказках, но объяснения были настолько путанными и привязанными к понятным только местным жителям ориентирам, что в результате, описав новый круг по забитым народом улицам, они вновь оказывались где-нибудь в районе рынка.Только потом, уже на постоялом дворе странникам пояснили, что район Университетов находится в Новом городе. Они же блуждали по так называемому Городу - торговому сердцу Парижа, где в избытке было трактиров, складов, рынков и домов буржуа средней руки с неизменными лавками и конторами, а так же неимоверной грязи вкупе с прокопченным воздухом, висящим серым маревом вдоль узких улочек.

- Выйдите на улицу Сен-Дени, и идите прямо на юг, не сворачивая, через каменный мост до острова Сите. Там увидите наш величественный Нотр-Дам-де-Пари и продолжите путь уже по улице Сен-Жак, через Малый мост на левый берег Сены, вот там и будет Латинский квартал! - пояснила им хозяйка гостиницы, дородная пожилая женщина,- только будь осторожна, девонька, эти студенты такие безобразники!

Она остановила сожалеющий взгляд на понуром с посиневшим носом Тибо, продрогшем за утомительный день бесцельной беготни.

- И брата своего оставь здесь, его задразнят эти озорники, изведут насмешками! И ведь никакой управы на латинских бездельников нет! Терроризируют весь город, а только тронь..., шуму не оберешься!

Так и оказалась наша героиня одна на улицах огромного незнакомого города, равных которому не видела никогда. Стефка непривычно скользила по смешанному с грязью раскисшему снегу, приподнимая подол юбки, чтобы не испачкаться.

И к ней тут же пристали местные юнцы.

- Эй, красотка,- распинался один из них,- подними повыше юбку, я хочу посмотреть на твои ножки!

- Посмотрите на эту маркизу,- кричал другой, - она боится запачкать платье!

Горожанки, оберегая башмаки от грязи, носили деревянные сабо на высокой подошве, к сожалению, у нашей героини их не было, и её обувь моментально промокла. То и дело приходилось прижиматься к стене, сторонясь всадников и носильщиков с портшезами, и все равно, те каждый раз обдавали её плащ потоком ледяной грязи.

Женщина устала настолько сильно, что даже громада Нотр-Дам-де-Пари, которым так гордились парижане, и то не произвела на неё сильного впечатления - утомленные шумом и мельтешением толпы глаза лишь равнодушно отметили каменные узоры кладки.

Но настоящие неприятности начались, когда она пересекла Малый мост через серую и неприветливую зимнюю Сену и попала на левый берег.

Здесь кишела уже совсем другая жизнь. На левом берегу в ту пору располагалась улица Брюно -- здесь были открыты школы для преподавания канонического права; на улице Англичан жили хорошие ножовщики, а на улице Ферр находились учебные заведения при факультете искусств. Там школяры изучали латинский язык и грамматику, философию, риторику, а так же литературные и научные дисциплины, освоение которых предшествовало изучению богословия, права или медицины.

Вот на улице Ферр и вцепился ей в локоть, какой-то нахальный молодчик, когда она осведомилась у него, как пройти к Медицинской школе