Страстные сказки средневековья Книга 1. (СИ) - Гаан Лилия Николаевна - Страница 77

- Ангелочек, - заметила вторая вяло жующая девица, после того, как карлику навалили полную миску, и наступила блаженная тишина,- Мами говорит, что это горбатое пугало твой брат! Она ничего не перепутала?

- В семье не без урода! - Стефка присела на край скамьи, получив свою порцию овсяной похлебки.

Готовили, кстати, в заведении Мами-ля-Тибод очень даже неплохо, не смотря на пост.

- Мами говорит, что ты не будешь работать с клиентами,- вяло поинтересовалась третья, тощая и высокая, не в пример двум первым, девушка,- тогда что ты будешь делать?

Стефка пожала плечами.

- А что надо? Могу шить!

Эту фразу услышала, ворвавшаяся на кухню, как всегда бодрая и энергичная Мами.

- Уже жрет! - констатировала она, увидев залезшего по уши в глубокую миску карлика,- я так и знала! Если он будет тут пастись, как козел на лужайке, да ещё под юбки девкам лезть, то отрабатывай, милая, содержание своего братца! Стаскивайте Ангелочку все рванье, - приказала она своим подопечным,- пусть штопает, все равно ей делать нечего! Только не заваливайте девчонку работой, она не портниха, да и с мэтром такого уговора не было.... И на этом я считаю наш разговор законченным. Гулять можешь выходить во двор, он закрытый и тебя никто не увидит!

Задохнувшаяся от царящего на кухне запаха перегара, Стефка торопливо воспользовалась разрешением и вышла во дворик. Там, среди всякой хозяйственной утвари, красовались пока ещё укутанные снегом грядки, но все равно из проталин уже выглядывала, дерзко рвущаяся к солнцу и свету зелень травы. Да и, не смотря на дымный угар, валящий из высоких труб окружающих домов, в воздухе ощущалась острая свежинка, напоминающая о том, что весна не за горами.

Стефка, лениво прищурившись, посмотрела на садящее где-то за островерхими крышами закатное багровое солнце. День прошел так быстро, и вскоре все должно было повториться сначала - и визг, и крики, и звуки разгула и разврата. Интересно, почему все дома терпимости работают только по ночам? Может, потому, что мужчин пугает ночная тишина?

Когда женщина вернулась в свою клетушку, к ней протиснулась толстая девка с огромным задом и пышной грудью. Её довольно приятное лицо с черными кудрями и карими глазами смотрело на мир вполне счастливо, можно даже сказать, умиротворенно. Она принесла ей для штопки нижнюю юбку с прорехой.

- Вот,- досадливо вздохнула девица,- зацепилась за что-то! Могу и сама зашить, да только голова очень болит с похмелья. Ты издалека, Ангелочек?

- Из Эльзаса!- Стефка решила придерживаться этой версии до конца.

Она принялась за работу, но света из окна уже не хватало, поэтому толстушка принесла ей масляный светильник.

- Меня зовут Изабо. Я у Мами уже четыре года,- трещала она без умолку, с любопытством рассматривая новенькую, - попала сюда сразу же после чумы, когда у меня умерли родители, а дядька, отцов брат, обозвал меня шлюхой и выгнал из дома.

Стефка с соболезнующей миной покосилась на девушку, сшивая полотнища обширной полотняной, далеко не первой свежести юбки.

- И тебе здесь нравится?

- Уж лучше, чем драить чугунки и выносить ночные горшки, как служанкам,- жизнерадостно рассмеялась Изабо,- конечно, иногда эти козлы так разойдутся, что и глядеть на них не охота, но у меня своя клиентура, поэтому я без заработков не остаюсь. Здесь не любят таких худосочных, как ты! Мужчины не собаки, чтобы бросаться на кости.

- А ты любила, когда-нибудь?- поинтересовалась графиня, вспомнив вчерашнюю лекцию метра.

- Почему любила,- удивилась собеседница,- я и сейчас люблю! У меня есть дружок, с которым я сплю не за деньги, а потому что он такой милашка!

Стефка наморщила лоб, пытаясь осознать сказанное. Не получилось! Она от удивления даже перестала латать юбку.

- И он не ревнует тебя к остальным?

- Ревнует?- у толстухи от смеха необъятная грудь заходила ходуном,- а на что бездельник будет жить, если я перестану зарабатывать нам на хлеб? Опальный поэт - его выслали из Парижа за разные неблаговидные дела, поэтому он и в городе-то до тех пор, пока удачно скрывается. И у нас с ним на двоих только то, что я выбиваю из клиентов, подбрасывая их к потолку!

Тут Изабо животом сделала такое непристойное движение, что Стефания не удержалась от смущенного смеха.

- О чем же пишет твой поэт? - поинтересовалась она,- неужели о любви?

- Какой там..., о любви! - небрежно отмахнулась Изабо, - о выпивке, воспевает иногда мой зад, а в основном о том, как ему нравится жить и как ему не хочется умирать. Он премилый, озорной и веселый, я его просто обожаю! Только,- глубоко вздохнула она,- его уже дважды чуть не повесили!

Графиня слегка оторопела - наверное, это была какая-то экстраординарная личность!

- Где же он скрывается от бальи?

Девушка недоуменно пожала плечами, почесав нос.

- Да, скорее всего, на Дворе Чудес! Там все прячутся, ведь никто туда не суется. Ну, а как стемнеет, Франсуа приходит ко мне, - губы Изабо изогнула нежная улыбка, - правда, я почти все время занята, но и для него минутку всегда улучаю. Женщина не может жить без любви, она без неё все равно, что мертвая.

Стефания задумчиво перекусила нитку, заканчивая латать прореху. Как-то странно все это звучало..., если ещё учесть, кем было произнесено!

После того, как Изабо забрала свою юбку, зашла ещё одна девица - этой надо было починить корсаж. Поэтому, когда де Монтрей пришел к своей протеже, то увидел её в слабом свете светильника, склонившуюся над шитьем. Дом уже сотрясался от смеха, грубых мужских голосов и женского визга - девицы начали свою работу.

- Как ты, Стефания?- он осторожно поцеловал пальцы с зажатой в них иглой.

- Да, ничего,- ласково улыбнулась она доктору, и в ответ прикоснулась к его щеке губами,- здешние обитательницы, действительно, неплохие девушки. С одной из них - толстушкой Изабо я даже разговорилась, и она мне рассказала о своем возлюбленном поэте, который скрывается в каком-то Дворе Чудес.

Она рассказала эту историю доктору, чтобы немного пошутить, но неожиданно это известие произвело на него удручающее впечатление.

- Как,- озабоченно нахмурился тот,- Франсуа опять в Париже? Как неосторожно с его стороны! Когда он в последний раз попался в руки бальи, его приговорили к повешенью. Едва удалось упросить сильных мира сего заменить казнь изгнанием.

- Изабо говорит, что содержит его,- не переставала удивляться Стефка,- разве это возможно, чтобы мужчина любил женщину и делил её с остальными, разрешая заниматься подобным ремеслом?

Доктор виновато поцеловал ей руку.

- Прости, что я определил тебя в такое место, где у любой порядочной женщины пойдет голова кругом!

- Дело не в этом,- попробовала объяснить свое недоумение Стефка,- но если любимый есть, то как же..., как же позволять другим...?

Она окончательно стушевалась, не зная, каким образом выразить свою мысль, но собеседник её понял.

- Дорогая, всё зависит от того, как смотреть на жизнь. Что же касается Изабо и Франсуа, то у них нет возможности строить, какие-то отношения - у обоих ни двора, ни кола, ни денье за душой. День прошел, на виселицу не вздернули и под кнут палача не попали - благословение Всевышнему! Франсуа не может безраздельно владеть возлюбленной - содержать её ему не по карману! Вот он и предоставляет это почетное право другим, мудро довольствуясь лишь теми крошками с её стола, которые перепадают, оставшись от других клиентов. Зато в этой малости столько неподдельного, ничем незамутненного чувства, которое не купишь ни за какие деньги.

Стефания задумчиво перекусила нитку. Интересно, что бы сказал его преосвященство епископ, услышав эти рассуждения? Упал бы в обморок от ужаса? Или пожалел запутавшихся грешников?

- А вы бы так смогли?- полюбопытствовала она.

- Нет, не смог бы, - грустно усмехнулся де Монтрей, - но ведь я врач, а не поэт! А им дано смотреть на мир другими глазами!

Кое-что на тему видения мира поэтами Стефка знала.