Алый, как снег - Бушков Александр Александрович - Страница 20

— Очень рад вас видеть, почтенные дамы и господа…

Микрофонов Сварог нигде не увидел, но отчетливо различал каждое слово. Правда, до сцены было рукой подать — первый ярус лож приподнят над ее уровнем уарда на два, но все равно Королевская вплотную к сцене.

— Позвольте вас поздравить, дамы и господа, — продолжал седовласый. — Вы первыми в мире услышите новый концерт неподражаемой Тарины Тареми «Печальные рыцари». Тарина совершит с ним большое турне по городам Юга, но начинает она с театра Галерани. Даже традиционный запев будет новым. Вы счастливцы, дамы и господа! — он картинно выбросил руку в сторону занавеса: — Тарина Тареми!

Вот тут аплодисменты обрушились шквалом. Сварог с Яной не отставали, главным образом Сварог. Занавес дрогнул и медленно распахнулся. Сварог затаил дыхание.

Открывшуюся картину он, признаться, не ожидал увидеть: сцена представляла собой обширное поле, покрытое унылой серой грязью и редкими пучками столь же унылой бледно-зеленой травы, наискосок тянулась избитая копытами и тележными колесами, размякшая узкая дорога. Небо — низкое, неприветливое, хмурое. Ближе к ложам лежал невысокий серый валун в рыжеватых пятнах лишайников. Не особенно и приятный пейзаж, откровенно говоря. Из глубины сцены появилась женщина и неторопливо пошла к валуну. Подол ее роскошного, до земли, платья, будь это в жизни, очень быстро перепачкался бы грязью — неимоверно, но он оставался чистым. Голография, и отличная, догадался Сварог, давно знакомый с такими штучками по Келл Иниру.

Усевшись на валун в грациозной позе, она какое-то время молчала. Сварог ее жадно разглядывал — девушку с экрана телевизора в номере штандарт-навигатора Горонеро. Рукой до нее, конечно, не дотронуться, но все равно, она шагах в четырех, то ли кажется, то ли, и в самом деле, доносится запах ее духов; ненавязчивый, чуть горьковатый, почему-то грустный.

Ажурное алое платье кое-где расшито золотой нитью. Распущенные черные волосы схвачены надо лбом золотой цепочкой с большим каплевидным камнем светло-медового цвета. Прелестное ее личико, отрешенное и чуточку грустное, как запах ее духов. Тонкую талию охватывает пояс из чеканных золотых колечек.

По залу, словно легкий ветерок над заросшим высокой травой полем, прошелестел тихий удивленный вздох: слева на дороге показался медленно, почти шагом ехавший рыцарь в полном доспехе, с опущенным забралом, щитом с незнакомым гербом и копьем у стремени. Он вовсе не повесил голову, смотрел вперед, и лошадь не плелась, не казалась заморенной — но все равно осталось впечатление, что и всадник, и конь безмерно устали, а ехать им еще долго, и дорога нелегка…

Когда он скрылся за кулисами справа, Тарина, глядя в никуда прекрасными синими глазами, пропела тихо, задушевно:

И умолкла. Снова шквал аплодисментов. Оборвав их решительным взмахом ладони, Тарина не встала — вскочила, протянула вперед руку, словно решительно преграждая кому-то путь. Сцена мгновенно изменилась: земля теперь была не грязной, а покрытой пеплом, вдали, в глубине сцены, казалось, встает огонь и дым над горящими деревнями (Сварог видел такое на войне), повсюду вокруг девушки плясали ало-болотистые, багрово-черные отблески. Музыка зазвучала резкая, тревожная, с выделявшимся на ее фоне ритмичным грохотом барабана — будь это на Таларе, Сварог поклялся бы, что барабан военный. Далекий конский топот, звяканье кольчуг, тяжелая поступь усталой, бредущей не в ногу пехоты…

Голос Тарины ударил в сердце — глубокий, чуть хрипловатый завораживающий:

Сварог сгорбился, словно под невыносимой тяжестью — иногда на человека так действует знание. Но глаз от Тарины не отводил, теперь прекрасно видел, что ей лет двадцать пять, не больше, искусство гримеров тут в ни при чем, она и в самом деле молода — но какое, к черту, имели значение эти подробности? Дело совершенно в другом… Он слушал, чувствуя, как закаменело лицо.

Теперь не осталось никаких загадок. Он все знал совершенно точно. И это было мучительно больно.

Занавес задернут, партер опустел, люстра погасла, горят только светильники на стенах.

Яна старательно задернула шторы, обернулась, довольная, веселая, с лукавыми глазами:

— Теперь я, кажется, понимаю, что вы все в ней нашли… В самом деле, сердце холодеет, особенно после этого концерта. А знаешь, я видела мимоходом, на той стороне едва ли не в каждой ложе шторы задернуты, — она перевела взгляд на диван, улыбнулась: — Нет, не стоит заходить так далеко. У нас, в конце концов, серьезная миссия, нам еще в пару магазинов и в эту самую «Лотерею-Грацию», посмотреть, что же там за развлечения такие… А вот выпить по бокалу и отдохнуть с полчасика, я думаю, можно… Что ты вдруг стал такой зажатый?

Сварог молча наливал себе светло-янтарного цвета келимас в винный бокал. Тоска на душе стояла непередаваемая.

А Яна ничего не замечала. Она уселась напротив, налила себе зеленовато-болотистого вина, присмотревшись, выбрала с блюда персик посочнее, сказала все так же весело:

— За успех предприятия, все знают, заранее пить не стоит — удачу спугнешь, если не хуже… Выпьем за Тарину? Вот она какая — живая…

Келимас Сварог выцедил, как воду, хотя вместительный винный бокал был налит едва ли не до краев. Как порой случалось, не забрало. Он плеснул себе еще, гораздо меньше, закинул в рот, сжевал прозрачный ломтик темно-красной рыбы. Закурил, угрюмо сутулясь.

Теперь только с лица Яны сбежала улыбка, она тихо спросила:

— Что случилось? Уж я-то тебя успела узнать… Я думала, ты будешь только радоваться, наконец, увидев ее, живую… Не беспокойся, я не такая дура, чтобы ревновать, прекрасно понимаю: тут совсем другое…

Сварог поднял глаза, медленно произнес, чувствуя, как лицо стянула гримаса то ли злости, то ли боли:

— Она не живая, Вита. Она давным-давно мертвая. Они все тут мертвые. Кроме нас с тобой. Это прошлое. Доштормовое прошлое. Теперь я абсолютно уверен.

Ожидал чего угодно — удивления, недоверия, даже насмешки. Однако недооценил Яну, хотя должен был хорошо ее знать. Яна спросила спокойно, пытливо:

— Ты расскажешь подробно, в чем дело? Потому что я могу сказать одно: ничего не понимаю. Мы постоянно были вместе… Ну, разве что иногда кто-нибудь выходил в туалет. Видели и слышали одно и то же. Тебе просто неоткуда было взять точное знание.