Выбери любимый жанр

Мне уже не больно (СИ) - "Dru M" - Страница 11


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

11

***

Всю первую половину дня я навожу порядок в зимнем саду.

Пересаживаю розы из-под задавивших их пышным цветом георгинов, урезаю секатором бойкие плети дикого винограда. Долго думаю, нужны ли маки в одной клумбе с рудбекией, но в результате решаю, что корни их слишком тесно переплелись, да и плотный ковер клевера пострадает при разделении. Потом проверяю температуру и уровень влажности, обхожу весь зал, осматривая систему полива. Садовник, которого я нанял в начале прошлого года, до сих пор исправно следит за поддержанием порядка. Арсеньевичу где-то под семьдесят, и он так же, как и я, с трепетной любовью относится к растениям. Поэтому сад встречает меня терпким запахом удобрений и прелой земли, сладким дурманом лилий-однодневок и тончайшим шлейфом любимой маминой парижской лаванды.

— Ну что, Саша, доволен работой? — бодро спрашивает Арсеньевич. Он улыбается, а глаза, утонувшие в жестких складках морщин, лукаво поблескивают. — Ты как коршун все кружишь-кружишь по саду. Нашел, где я напортачил?

Он спрашивает это весело, но мне становится немного стыдно за пристальный осмотр. Все-таки, Арсеньевич в мое отсутствие с боем отстоял зимний сад у отца, который в отместку за мои выходки хотел спалить здесь каждый росток.

— Нет, вы чудесно справились, — честно отвечаю и достаю бумажник, отсчитывая несколько купюр.

— Это ты, хозяин, убери, — Арсеньевич неодобрительно хмурится. — Ты мне уже на карточку деньги начислил, ничего сверху мне не надо.

Я настойчиво пытаюсь всунуть ему хотя бы двести долларов, но он отстраняет мою руку, резко разворачивается и хромает в сторону выхода. Странный старик. Пока аппетиты нашей прислуги множатся с каждым месяцем, Арсеньевич молча работает за сущие гроши и отказывается от любых премий. Помню, пытался зачислить ему анонимно деньги за сверхурочные, так на следующий же день обнаружил всю сумму наличкой в конверте под дверью.

Возвращаюсь к рудбекии, которая слепо тычется рыжими цветками в стену и морозит лепестки о ее стеклянную панель.

Спустя час, когда за окнами уже сгущаются сумерки, и сад переходит на мягкое искусственное освещение, заходит Громов. Он неловко протискивается между пихтой и мраморным краем фонтана и замирает прямо надо мной, салютуя папкой, что держит в руке.

— Досье на твоего подопечного, как ты просил.

Я вздыхаю. Мое уединение среди статичных спокойных растений вновь нарушает суетный внешний мир, который бесцеремонно врывается, когда его не ждешь, напоминая о себе звонками, сообщениями, даже чертовым Громовым, чье бесстрастное лицо мне опротивело уже за жалкие семь секунд. Его крупный римский нос и полные губы, немигающие карие глаза, которые пристально уставились на меня, приглаженные длинные волосы. Дыхание с резким запахом мятной жвачки, напряженная поза. Сейчас мне ненавистно в нем все, потому что он нарушил мой покой.

Мечтаю о том, чтобы он поскорее съебал.

— Подозреваю, у инвалидов не самая интересная жизнь, — произношу с легким раздражением, надеясь, что Громов не станет читать вслух. Но он отрицательно качает головой:

— Ты удивишься.

Втыкаю совок в мягкую податливую землю и поднимаюсь, отряхивая руки. Что ж, придется ознакомиться.

— Ты его уже видел вчера, — напоминает Громов, листая свои бумажки. — Никиту этого.

— Новенький? — пытаюсь припомнить хотя бы внешность, но все, что запечатлелось в памяти — он сидел рядом с Виктором, и они весь урок рубились в морской бой. Так себе интеллектуальное развлечение. — И что же в нем должно меня привлечь?

Звучит слегка двусмысленно. Громов, похоже, улавливает это в самой интонации, потому что на мгновение поднимает на меня колючий взгляд. Да, Дима, когда-то нас с тобой связывало нечто большее, чем просто начальственно-подчинительные отношения, но совсем не обязательно каждый раз унижаться, напоминая о себе и своих чувствах.

Ненависть к Громову во мне поднимается сразу на несколько пунктов.

— До аварии он был баскетболистом, — взгляд Димы вновь опускается на бумажки. Его голос звучит по-прежнему равнодушно. — Пользовался популярностью, медали собирал, даже по городу.

— Как интересно.

Я зеваю, но не наигранно. Просто разница во времени с Америкой, препирательства с отцом и мелкая работа по саду меня порядком вымотали.

— Тебя заинтересует то, как он стал инвалидом, — только теперь я замечаю, что взгляд Димы не движется по строкам. Он не читает, просто отводит глаза, не решаясь их поднять. И это странным образом заставляет меня напрячься. — Он попал в аварию. Машину, в которой он ехал, два года назад сбила твоя мать.

Сердце невольно екает.

Тот страшный день, врезавшийся мне в память, вновь кадрами мелькает на обратной стороне машинально опустившихся век. Моя мать, маленькое солнышко, улыбчивая жизнерадостная женщина, которую отец вывел из себя очередной заебистой ссорой, впервые напилась до беспамятства и вылетела на своей ауди на встречку, протаранив три машины, и вместе с грузовиком слетела в овраг. Это показывали по новостям целую неделю, количество жертв — умерших и просто раненых — превысило три десятка. Поэтому я почти не удивлен совпадением. В такую статистику попасть несложно.

Задуматься меня заставляет другое. Я столько раз прокручивал в голове сцену аварии, представляя ее, судорожно размышляя, кто из участников стал последней шестеренкой механизма, выбросившей машину матери с шоссе. Кто-то неудачно вывернул руль, или кто-то отвлек водителя нечаянным разговором. Кто-то копался в пакете с едой из фастфуда, глядя на дорогу лишь краем глаза, или кто-то вдавил педаль газа, врезавшись в мамину тачку так, что у нее не осталось и шанса удержаться на мокрой от дождя дороге. Кто-то слушал музыку и оказался застигнут врасплох тем, что ремень безопасности врезался в грудь. Кем был этот Никита?

— Оба его родителя погибли, а у него отказали ноги. Теперь живет со старшим братом, — заканчивает Громов на той же отстраненно равнодушной ноте. Я медленно киваю.

Значит, Никита стал одной из последних ошибок матери. Сардоническим напоминанием для меня, что и она не была безгрешной. Мне уже невыносимо думать об этом инвалиде, уже ломит кости от желания никогда больше его не видеть.

— Никита Воскресенский не знает, что это была твоя мать, — говорит Громов тихо, замечая что-то недоброе в моем взгляде. Конечно, два года назад отец приложил к этому делу руку. Заплатил нужным людям, договорился с одним из высокопоставленных друзей, избавился от документации, сделал так, чтобы не прошло ни одно из заявлений родственников жертв аварии. У отца есть выгодные связи в городе. — Послушай, Алик…

Я морщусь, отворачиваясь лишь затем, чтобы не видеть сочувствия в его взгляде.

— Оставь папку в холле и можешь идти.

— Да я же просто…

— Дим, съеби, пожалуйста, — вкладываю в голос толику вежливой настойчивости, но этого и не требуется. Громов безупречно срабатывает на собственное имя в моем исполнении. Смущенно бормочет «конечно, как хочешь» и идет к выходу, только и слышно, как шуршит гравий под его тяжелыми шагами.

Я вздыхаю, силясь прогнать все ненужные мысли.

И возвращаюсь к рудбекии.

***

Как ни странно, во мне не находится желания пренебречь приказом отца быть хорошим мальчиком. Даже приезжаю в школу я не на мотоцикле, а на хонде с личным водителем. Отсылаю подоспевшего Ромашку принести мне стаканчик капучино из кафетерия, здороваюсь с охраной в холле. Лениво плетусь по школьному коридору с сумкой наперевес, все только провожают настороженными взглядами.

Шушукаются за спиной, оглядываются, даже ненавязчиво обходят стороной.

— Бу! — поддавшись внезапному порыву, негромко рявкаю на первоклашку. Он вздрагивает всем тельцем, сжимает в кулачках лямки рюкзака и с невразумительным писком уносится прочь.

Даже детей малых мною пугают. Смешно.

В лифте качусь вместе с Виктором Лебедевым. Мелкая сошка, сын инженера у Романова-старшего, а ведет себя так, будто всех здесь знает как облупленных, и мы его чем-то до глубины души обидели. Когда он видит меня, его веснушчатое лицо сразу каменеет, широкие губы растягиваются в презрительной усмешке.

11

Вы читаете книгу


Мне уже не больно (СИ)
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело