Затерянные в солнце (СИ) - "ВолкСафо" - Страница 34

Но это отразилось и на самом Бьерне. Он остался жив, но заработал дикость, и от одной этой мысли черная тоска стискивала сердце Лейва, мешая дышать полной грудью. Дикость не лечилась никак и ничем. Она была приговором и знаком того, что ее носитель обречен. И первые признаки уже были видны. Лицо Бьерна выглядело едва ли не черным от усталости, плечи опали, он опустил голову и как-то весь сник, едва держась в вертикальном положении. Лейву даже думать не хотелось, какую боль и тоску он сейчас испытывает. А проклятые Анкана ничем не помогли, просто в очередной раз отбрехавшись тем, что не умеют исцелять такие вещи. Даже не попробовали этого сделать, даже не попытались. И это означало, что Бьерна не спасти.

Только Лейв не желал верить в это. Не желал и все. Бьерн всегда был рядом, всегда был возле него, надежный, родной, такой необходимый. Самый лучший друг, самый верный соратник. И одна мысль о том, что Лейв может его сейчас потерять, надорвала что-то глубоко внутри него, что-то запрятанное очень далеко.

Внезапно Лейв взглянул на Бьерна совершенно по-другому. Этот здоровенный медведь был по-своему очень хорош. Да, у него не было аристократической тонкости и умения подать себя, зато его огромные плечи и широкая грудь, покрытая татуировками наездника, были такими благодаря его долгому труду и упорству, упрямству, желанию стать сильнее и лучше. Возможно, он был не так красив, как, например, тот же Тьярд с его прямыми и мужественными чертами лица. Зато Бьерн всегда смотрел как-то по-особенному, мягко, задумчиво, с легкой искоркой смеха на дне теплых, как летний вечер, глаз. А еще у него не было ореола загадочности и романтичной тайны, что окружал его Черноглазого брата Дитра. Бьерн был надежен, крепок и несгибаем, как старое дубовое корневище, и никакие ветра не могли сломать его или вырвать из земли, в которую он врос.

Лейв моргнул еще раз, чувствуя что-то незнакомое, странное и слишком легкое. Словно внутри него защекотало, прямо в груди, и эта щекотка только усиливалась, опускаясь ниже, в живот. Как белый толстый мотылек, что стучит и стучит о мутноватое стекло фонаря, как трава, что клонится под ветром, касаясь обнаженной кожи. Бьерн ощутил его взгляд и поднял глаза. Всего на один миг, на один удар сердца, на дне его теплых глаз, словно камушки в пронизанном солнцем ручье, блеснула затаенная нежность, а потом он вновь опустил голову, устало поглаживая свою искалеченную руку.

Вот только Лейву уже было достаточно. Он внезапно застыл, словно громом пораженный. Будто проклятые вороны со всех деревьев мира спустились ему на голову и долбили в темя своими клювами так, что продолбили дырку. Он что… любит меня?! Это было как холодный душ, как откровение. Все, что он испытал за эти дни, моментально ушло на второй план. Да он даже не удивился бы, если бы прямо сейчас в небе разверзлась дыра, и оттуда спустился Всеблагой Иртан со своей лавровой ветвью специально, чтобы обнять его, Лейва.

Мысли в голове завертелись с невероятной скоростью. Все эти годы Бьерн только и делал, что держался рядом с ним. Лейв не помнил ни одного раза, чтобы у Бьерна кто-то появился, и искренне считал всегда, что его вообще не интересует эта сторона отношений. Бьерн рычал на всех ухажеров Лейва, а самого Лейва защищал, будто старший брат. Лейв всегда и думал, что это потому, что он относится к нему, как к младшему брату. А потому только и делал, что крутился вокруг него, играл с ним, ржал с ним, пил с ним, шлялся с ним по всему городу, вытаскивал его из переделок…

Этого было слишком, слишком много, и Лейв понял, что захлебывается, а потому открыл рот и очень громко заорал, вложив в это все свои накопившиеся эмоции.

- АААААААААААААА!!!!

Звук был такой громкий, что все окружающие вздрогнули, дико глядя на него. Зато сам Лейв широко и довольно улыбнулся. Он всегда так делал, когда был чем-то слишком потрясен, что не давало выхода его эмоциям. После вопля внутри начало образовываться теплое спокойствие, хотя проклятущие мохнатые мотыльки так никуда и не делись.

- Вижу, ты привязался к Сероглазым, Лейв? – сдерживая улыбку, тихо спросил его Кирх, не поднимая головы от своих трав и припарок. – Не надо так кричать, они скоро вернутся.

Лейв поджал губы, хмуро глядя на него. На дураков не следовало обращать никакого внимания. И ни один из них не выведет его из себя. Не говоря уже о том, что сейчас слишком много всего произошло одновременно, чтобы тратить свои нервы на таких, как Кирх.

Бьерн тяжело и устало улыбнулся Лейву, и сердце у того сжалось. Сейчас он был похож на раненого медведя, который не понимает, за что его обидели. Лейв широко улыбнулся ему в ответ, запрятывая подальше свое удивление от того, что только что понял. Я помогу тебе, чего бы мне это ни стоило! Я найду способ вылечить тебя и не отдам смерти! Проклятые мотыльки вновь взбрыкнули, теперь напоминая горячих, застоявшихся в стойле коней, которые своими противными копытами колотили ему прямо по ребрам, но Лейв послал их куда подальше, почти что на самое дно Бездны Мхаир. Со своими чувствами он разберется позже, сейчас нужно было действовать.

Повернувшись к Тьярду, он энергично потер руки и спросил:

- Итак, ты получил-таки свой кинжал и необходимую информацию. Теперь-то мы можем наконец отправляться домой?

Тьярд кивнул головой, осторожно затыкая долор за ремень.

- Можем. Собирайтесь. А ты, Лейв, раз уж так горишь желанием поскорее туда вернуться, найди Махнира и приведи его сюда. Пятерых людей двое макто не увезут.

- Понятное дело! – фыркнул Лейв. – Это уже не говоря о том, что я никого чужого на своего Ульрика и не пущу.

- Давай-давай, – не поднимая головы, добавил Кирх. – Меньше слов, больше дела.

- Ты, главное, глаз себе своей ступкой не высади, – огрызнулся Лейв, отходя в сторону. – Я понимаю, что научные изыскания именно сейчас важнее всего, потому не отвлекайся и мешай свои травки.

- Иди ты!.. – зарычал Кирх, но Тьярд что-то тихо сказал ему, и тот попридержал язык.

Впрочем, Лейву до этого не было уже никакого дела. Бестолковый занудный сын Хранителя мог сколько угодно делать вид, что он тут самый умный, только проку от него для отряда не было никакого, только лишний рот и вес. Вот Дитр – другое дело, или Бьерн, Бьерн очень много сделал для отряда. А этот только жался к Тьярду да умничал не к месту. Придурок.

Лейв отошел в сторону, получая истинное наслаждение от того, что ему больше не нужно общаться с анатиай. Все, теперь они свободны. Эти проклятые крылатые бхары сейчас уйдут, и, если Лейву повезет, он не увидит их еще очень долго. Это не могло не поднять ему настроение, особенно учитывая все беды, что свалились на голову за последнее время.

Грязь под ногами чавкала, подошвы скользили и ехали на ней, и Лейв мстительно плюнул под ноги. От этого поганого леса они тоже улетают. Так что осталось совсем немного, и его встретит степь. Впрочем, сейчас нужно было сосредотачиваться, а не ликовать. Найти разум макто на таком огромном пространстве было делом сложным, но он не собирался сдаваться. Сейчас он вернет сюда Махнира и покажет этому глупому книжнику Кирху, что от него-то пользы гораздо больше.

Не слушая приглушенные разговоры со стороны лагеря, Лейв подыскал себе большой выпирающий из земли корень и опустился на него. Выпрямив спину и уложив ладони на колени, он прикрыл глаза и расслабился, отпуская свой разум на свободу.

В спокойной тихой черноте не было ничего, лишь в груди золотым пятнышком бился и бился дар Иртана. Лейв сосредоточился на нем и принялся давить его внутрь. Обычно вельды соединялись с этим золотым клубочком, пуская его в себя и таким образом устанавливая контакт. Сейчас же его следовало использовать несколько иначе. Давя на свой дар и как бы сжимая его, вельд посылал сигнал находящимся в округе макто, и они неосознанно отвечали. Тогда определить их местонахождение становилось очень легко.

Лейву мешали лишь толстые Бьерновские мотыльки, трепещущие в груди. Из-за них внутри разливалось какое-то странное ощущение щекотки, и Лейв чувствовал себя взвинченным до предела. Вместо макто перед глазами почему-то был Бьерн. Лейв видел его совсем молодым, с выпирающими локтями и коленками, с нечесаными, неряшливо торчащими во все стороны патлами. Бьерн морщился и жмурился, закусывая губы, а на его еще по-детски костлявой груди Мастер Туши выводил узоры наездника, и кровь Бьерна густо смешивалась с синей краской. «Больно?» – опасливо спросил его тогда Лейв, на что друг только по-медвежьи улыбнулся и буркнул: – «Скорее щекотно». Лейв ухмыльнулся, вспоминая, как восхитился тогда силой Бьерна и сам молчал и стискивал зубы, из последних сил сдерживая слезы, когда тройная игла Мастера Туши прокалывала его кожу.