Философия возможных миров - Секацкий Александр Куприянович - Страница 9

Возвращаясь к квантовой определенности, мы оказываемся в пределах континуума, где результатом преобразования, исчезновения качества, будет некоторое другое качество, столь же определенное как в-себе, так и для-другого. Переход от одного качества к другому может осуществляться скачком посредством внутренних противоречий, но устойчивая экземплярность вещей, качеств не может самопроизвольно исчезнуть из континуума, имя которому Универсум, и даже из визуального поля, где зоны становления предстают как питомники устойчивой экземплярности. И всякое сущее может иметь или в себе или вовне собственное отрицание, свое иное, то, что закономерно придет на смену, пройдя при этом через мостик причинности. Но свое иное – это противостоящее качеству качество, нечто уже раскомплектованное и собранное заново, находящееся внутри фюзиса, сущего, какое оно есть и каким стало. Связь с фигурой своего иного, как и все виды каузальных связей, является достаточно поздней. Требуется, чтобы из «ролий» уже были извлечены розы и лилии, после чего из них можно, конечно, составлять букетики бытия и гербарии познания.

Подойдем к вопросу комплектации с другой стороны. Тезис «познай самого себя» индуцирует, как правило, неверный порядок вопрошания с весьма поверхностной формой удивления – как мы ленивы и не любопытны или как мы боимся неприятных сюрпризов. Прежде, однако, следовало бы разобраться, в каком смысле «знать себя» есть добродетель человека.

В субъектной реальности «знать себя» – это одновременно нечто очевидное, нечто мистическое и нечто труднейшее. При этом, однако, за пределами субъектной сферы рефлексивная позиция «знать себя» указывает, напротив, на некоторую простейшую данность – именно ее Сартр называет «бытие в себе» или просто «в себе». Например, сущее знает себя, поскольку регенерирует себя по собственному образу и подобию – длит во времени и создает тем самым прочность единичного, данность как данность самому себе. То есть быть в качестве сущего и «знать себя» – это одно и то же. Это простейшее утверждение кажется чем-то невероятным лишь из-за того, что в сфере субъекта, откуда оно предстает констатирующим рефлексивным удвоением, простое соотношение с самим собой выглядит чем-то недостижимым, поскольку уже утрачено.

Увы, от частого и бессмысленного употребления термина стерлось важнейшее понятие гегелевской диалектики, в данном случае – онтологическая достоверность и значимость соотношения с самим собой (собственно опосредованность). Актуализовать, освежить его помогает несколько наивная, корявая, но эвристически очень плодотворная формулировка Натана Солодухо:

«Принцип масляного масла – это принцип двойного существования, который выражается следующим образом: существование существующего, то есть то, что реально существует, существует вдвойне. Существовать вдвойне – это не значит существовать дважды или двукратно, ибо двойное существование целостно и однократно, но оно есть существование двухмерное, квадратичное, со страховкой. В отличие от этого, несуществующее тоже существует, но существует “одномерно”, существует как существование несуществующего.

Исходя из сказанного, бытие подчиняется принципу масляного масла, небытие – не подчиняется. Принцип двойного существования (или дублирования) задается в самом определении Бытия как существующей реальности»[12].

Действительно, удвоенность, дублирование, короче говоря, соотношение с самим собой рассматривается Гегелем как устойчивое, «никуда не девающееся» сущее: без соотношения с самим собой мы имеем дело лишь с исчезающим моментом. Тут следует задержаться, поскольку мера странности довольно высока и понимание сути дела есть одновременно и понимание исходной онтологической универсалии. Необходимо свести вместе свисающие концы.

Итак, то, что реально существует, существует вдвойне. Или – соотносится с самим собой. Но. «Соотносится с самим собой» – это с точки зрения расхожих представлений есть нечто «гносеологическое», познавательное и в этом качестве вполне представимое. Теперь же получается, что это познавательное, рефлексивное и даже логическое обладает неким бытийным рангом – и не каким-то там рангом вроде онтологического статуса представлений, а рангом «подстраховки» и, в общем-то, конституирования самого бытия в качестве устойчивого сущего, отличного от ничто, противостоящего ничтожению. Как же выглядит это соотношение с самим собой, удвоенность, «знание себя» в мире физических взаимодействий и чем оно является среди них – вот в чем вопрос.

Мы-то привыкли, что в пространстве познания познавательные усилия невесомы для познающего – то ли дело хотя бы «пинок»… А тут оказывается, что удвоение, опосредование, нечто совершенно познавательное, как раз и обеспечивает то, что есть сущее, в качестве сущего, а не в качестве, наоборот, ничто! Как же внутри фюзиса отследить эту исходную операцию? Ответа пока нет, у самого Гегеля наименее убедителен постулируемый переход от сферы чистого бытия и соотношения с самим собой к философии природы, к «химизму» и «механизму» (столь же беспомощны и последующие «магнетизм» и «электризм»).

Поэтому пребудем пока в сфере онтологической рефлексии, имея в виду возможное последующее прояснение статуса в категориях самого фюзиса. Вот «масло масляное», классический образец тавтологии, – разве недостаточно сказать просто «масло»?

Однако прав упрямый Солодухо, немасляное масло, неподчинение соотношению масло масляное, это и есть небытие. Не удвоенное, не соотнесенное с самим собой бытие есть ничто, чистое ничто, которое от бытия ничем не отличается, потому что оно вообще ничем не отличается, поскольку «отличаться чем-то» значит, по крайней мере, соотноситься с самим собой. И тут просто нельзя не привести прямой пассаж из рассуждений Солодухо, даваемый, увы, без всякой ссылки на Гегеля:

«Форма без содержания есть ничто, как и содержание без формы, сущность без явления есть ничто… Ничто формально есть все в потенциале. И это так. Форма без содержания реально не существует, как не существует явление без сущности, случайность без необходимости. Оторвано друг от друга они реально не существуют, то есть представляют собой ничто, реальность несуществующего.

Одна сторона существования, оторванная от другой стороны, есть ничто. Одно существование без своего другого существования есть ничто. Вот что такое ничто. Ничто это только одно существование, одно “есть”, одно “да”. Ничто есть то, чего нет. “Есть” – “нет”, существование – несуществующего. А нечто это двойное существование, это “есть” – “есть”, нечто есть то, что есть. Существование – существующего»[13].

У Гегеля бытие, чистое бытие, есть ничто, само ничто. Оно всегда лишь момент, не соотнесенный с самим собой и в силу того ничтожный. Чтобы зацепиться за кромку существования, нужно соотнестись с собой. А вы что думали? Что для существования нужно обладать массой и подчиняться силе тяжести? Занимать место в пространстве? Не исключено – но все это потом, это и многое другое, а для начала нужно хотя бы соотнестись с самим собой, стать маслом масляным, а не просто маслом, стать формой некоторого содержания, а не просто формой. Бытие, чистое бытие, есть ничто, и только удвоенное бытие есть бытие. Как тут не вспомнить русскую (а может быть, и цыганскую) пословицу «Один сын – нет сына, два сына – это полсына, а вот три сына – сын».

Кое-что проясняется насчет вещи-в-себе, проясняются феноменологическая правота Канта и онтологическая истина Гегеля. Невозможность знать вещь-в-себе, подчеркиваемая Кантом, относится лишь к весьма специфической вещи-в-себе, а именно к субъекту, для которого «в-себе» проблематично и как знание, и как бытие. Относительно же сканирования всех прочих «в-себе», представляющих мир объектов, дело обстоит куда проще и надежнее («Мы не знаем вещи-в-себе – да нет ничего проще, чем знать ее», – говорит Гегель). В самом деле, «знать вещь-в-себе» и просто «знать» – это одно и то же. А вот знать себя – это порой операция, требующая высшего пилотажа.