Сестричка - Чэндлер Раймонд - Страница 2

• Предыдущая
• 2/52
• Следующая

– То есть?

– В фамилии Марлоу шесть букв, – сказала она, – а в имени и фамилии одиннадцать. Шесть плюс одиннадцать...

– Как ваше имя? – Я уже почти кричал.

– Орфамэй Квест.

Она сморщилась, будто собиралась заплакать, и произнесла свое имя по слогам. Затем торопливо, словно пришлось бы платить за отнятое у меня время, продолжила:

– Я живу вместе с матерью. Отец умер четыре года назад. Сестра Лейла давно не живет с нами. – Она помолчала. – Отец был врачом. Мой брат Оррин тоже собирался стать хирургом, но, проучась два года в медицинском колледже, решил пойти в инженеры. Потом, год назад, уехал в Бэй-Сити работать в компании «Кал-Вестерн Эркрафт». Не знаю почему. У него была очень хорошая работа в Уичите. Наверное, ему захотелось пожить в Калифорнии. Этого хочется, почитай, всем.

– Почти всем, – заметил я. – Раз уж вы носите очки без оправы, то старайтесь говорить правильно.

Орфамэй хихикнула и, потупясь, провела по столу кончиком пальца.

– Вы, наверное, имели в виду раскосые очки, те, в которых становишься похожей на азиатку?

– Угу. Теперь об Оррине. Он приехал в Калифорнию, в Бэй-Сити. Ну и что же?

Она задумчиво нахмурилась. Принялась изучать мое лицо, словно никак не могла решиться. Потом слова хлынули из нее потоком:

– Мы думали, что Оррин будет регулярно писать нам. Но за полгода он прислал всего два письма матери и три мне. Последнее из них пришло несколько месяцев назад. Мы с матерью забеспокоились. Поэтому я взяла отпуск и приехала повидать его. До этого он никогда не выезжал из Канзаса.

Орфамэй умолкла. Потом спросила:

– Вы не будете делать никаких записей?

Я хмыкнул.

– Мне казалось, что детективы всегда записывают полученные ими сведения в маленькие блокноты.

– Пометки сделаю, – сказал я. – Рассказывайте дальше. Вы взяли отпуск и приехали. Что потом?

– Я написала Оррину, что приезжаю, но ответа не получила. Тогда я послала ему телеграмму из Солт-Лейк-Сити, но он и на нее не ответил. Так что мне осталось только отправиться туда, где он жил. Путь очень далекий.

Я ехала автобусом. Это в Бэй-Сити, Айдахо-стрит, четыреста сорок девять.

Она снова умолкла, потом повторила адрес, и я опять не записал его. Я сидел, глядя на ее очки, прилизанные каштановые волосы и нелепую шляпку, на бесцветные ногти, губы без помады и то и дело высовывающийся изо рта кончик языка.

– Может, вы не знаете Бэй-Сити, мистер Марлоу?

– Ха, – ответил я. – О Бэй-Сити я знаю только то, что после каждой поездки туда мне нужно покупать новую голову. Хотите, я сам доскажу вашу историю?

– Что-о?

Глаза Орфамэй раскрылись так широко, что сквозь стекла очков казались выпученными, как у выловленной глубоководной рыбы.

– Он переехал, – сказал я. – Неизвестно куда. И вы опасаетесь, что он ведет греховную жизнь в особняке на крыше небоскреба Ридженси-Тауэрс с кем-то, облаченным в длинное норковое манто и окутанным ароматом терпких духов.

– О господи, перестаньте!

– Неужели я выражаюсь грубо?

– Прошу вас, мистер Марлоу, – сказала, наконец, Орфамэй. – Об Оррине я не думаю ничего подобного. И если б Оррин услышал вас, вы пожалели бы о своих словах. Иногда он бывает очень зловредным. Но с ним явно что-то стряслось. Этот дом с дешевыми меблирашками очень мне не понравился.

Управляющий – отвратительный тип. Сказал, что Оррин недели две назад съехал, куда – он не знает и знать не хочет, после чего изъявил желание пропустить хорошую дозу джина. Не представляю, почему Оррин стал жить в таком месте.

– Вы сказали – дозу джина? – переспросил я.

Орфамэй покраснела.

– Это управляющий. Я только передаю его слова.

– Ладно. Давайте дальше.

– Потом я позвонила туда, где Оррин работал. В компанию «Кал-Вестерн».

Мне сказали, что он уволен, как и многие другие, и больше о нем ничего не известно. Тогда я пошла в почтовое отделение и спросила, не оставлял ли Оррин нового адреса. Мне ответили, что они не вправе давать никаких сведений. Я объяснила в чем дело, и тот человек сказал, что, раз я его сестра, он пойдет проверит. Пошел, проверил и сказал, что нового адреса Оррин не оставил. Тут мне стало страшновато. Мало ли что могло случиться.

– Вам не пришло на ум справиться о нем в полиции?

– Я не посмела обращаться в полицию. Оррин никогда не простил бы мне.

Он даже в лучшие минуты тяжелый человек. Наша семья... – Орфамэй замялась, в глазах ее что-то мелькнуло. – Наша семья не из тех...

– Послушайте, – устало сказал я. – Я вовсе не думаю, что он украл бумажник. Возможно, его сшибла машина, и он потерял память или же слишком плох и не в состоянии говорить.

Орфамэй спокойно посмотрела на меня.

– Случись с ним такое, мы бы узнали. У каждого в кармане есть что-то, по чему можно установить личность.

– Иногда остаются только пустые карманы.

– Вы хотите напугать меня, мистер Марлоу?

– Если и так, то получается это у меня плохо. Так что же, по-вашему, с ним могло случиться?

Орфамэй поднесла тонкий указательный палец к губам и осторожно коснулась его кончиком языка.

– Если б я знала, что думать, то, наверное, не пришла бы к вам. Сколько вы запросите, чтобы отыскать его?

Я ответил не сразу:

– Имеется в виду, что я должен отыскать его, ничего никому не говоря?

– Да. Ничего никому не говоря.

– Угу. Трудно сказать. Я назвал вам свои расценки.

Она сложила руки на краю стола и крепко стиснула их. Таких бессмысленных жестов, как у нее, мне почти никогда еще не приходилось видеть.

– Я думаю, раз вы детектив, то сможете найти его сразу же, – сказала она. – Самое большее, что я смогу израсходовать – это двадцать долларов.

Мне нужно питаться, платить за номер в отеле, покупать обратный билет на поезд, а в отелях, сами знаете, цены жутко высокие, и питаться в поезде...

– В каком отеле вы остановились?

– Я... я не хотела бы говорить этого, если можно.

– Почему?

– Не хотела бы, и все. Жутко боюсь вспыльчивости Оррина. И к тому же я всегда могу позвонить вам сама, разве не так?

– Угу. Ну а чего вы боитесь, кроме вспыльчивости Оррина, мисс Квест?

Трубка у меня погасла. Я зажег спичку и поднес к чашечке, не сводя глаз с клиентки.

– А курение не очень скверная привычка? – спросила она.

– Может быть, – ответил я. – Но за двадцать долларов я не стану от нее отказываться. И не уклоняйтесь от ответов на мои вопросы.

– Не смейте так разговаривать со мной, – вскипела Орфамэй. – Курение – скверная привычка. Мать никогда не позволяла отцу курить в доме, даже последние два года, после того, как с ним случился удар. Иногда он сидел с пустой трубкой во рту. Матери это очень не нравилось. У нас были большие долги, и мать говорила, что не может давать ему деньги на такую бессмысленную вещь, как табак. Церковь нуждалась в этих деньгах гораздо больше, чем он.

– Кажется, начинаю понимать, – протянул я. – В такой семье, как ваша, кто-то непременно должен быть черной овцой.

Орфамэй вскочила, прижав к телу свою нелепую сумочку.

– Вы мне не нравитесь. Видимо, я не стану вас нанимать. А если вы намекаете, будто Оррин совершил что-то нехорошее, могу вас уверить, что черная овца в нашей семье – вовсе не он.

Я даже глазом не моргнул. Орфамэй развернулась, промаршировала к двери, взялась за ручку, потом повернулась снова, промаршировала обратно и вдруг расплакалась. Реагировал я на это так же, как чучело рыбы на блесну.

Орфамэй достала платочек и легонько коснулась им уголков глаз.

– А теперь вы, небось, позвоните в п-полицию, – протянула она дрожащим голосом. – В редакциях манхэттенских г-газет все станет известно, и они н-напечатают о нас что-нибудь отвратительное.

– Вы ничего подобного не думаете. Перестаньте играть на жалости.

Покажите-ка лучше фотографию брата.

Орфамэй торопливо спрятала платочек, достала что-то из сумочки и протянула через стол мне. Оказалось – это конверт. Тонкий, но там вполне могла уместиться парочка фотографий. Заглядывать внутрь я не стал.

• Предыдущая
• 2/52
• Следующая