Тибетская книга мертвых - Эванс-Вентц Уолтер - Страница 18

Д-р Эванс-Вентц снова поднимает вызывающий противоречивые мнения вопрос о переселении души человека в тела низших существ, в которое, как он отмечает, верят многие индуисты и буддисты. В этом трактате оно, по-видимому, также признается, но как экзотерическая доктрина. Хотя многие верят, что душа человека может постоянно жить в теле существа, низшего по отношению к человеку, так же, как в человеческом теле, эта вера есть, по-видимому, плод фантазии. Тело не может функционировать при таком несоответствии между ним и вселившейся в него душой. Суть учения, вероятно, состоит в том, что, поскольку человек эволюционировал через низшие формы (в индуизме упоминается 8 400 000 различных видов рождений, предшествовавших появлению человека)[23], он также может спуститься вниз в те же самые низшие формы существования, из которых с таким трудом развилось человечество, если не воспользуется предоставленной ему возможностью совершенствования и будет преступать нравственные законы. Санскритский термин дурлабхам — «с трудом получаемое» — выражает мысль о трудности обретения человеческого тела. Однако, как поясняет д-р Эванс-Вентц, такое падение человека должно сопровождаться утратой человеческих качеств и поэтому может произойти только в течение длительных периодов эпохи творения.

Если ряд (сантана) состояний сознания определяется кармой прошлого, то как это согласуется со свободой выбора, существование которой подразумевается в тексте, ибо умершему неоднократно даются указания, что он должен и чего не должен делать? В каждом индивидууме, несомненно, действуют различные тенденции (санскара). Но это утверждение не может служить ответом на вопрос. Если созревшая карма определяет поступки, тогда советы бесполезны. Если же «душа» свободна и может выбирать, судьба не зависит от кармы. Индуизм учит, что, несмотря на влияние кармы, атма по своей природе свободна. Здесь напрашиваются два ответа на поставленный вопрос. В дополнение к тому, что будет сказано ниже, следует признать, что наставления, действуя как внушение, пробуждают в индивидууме какую-то одну из скрытых сил, побуждающую следовать этим наставлениям. Кроме того, в изложенном в книге учении допускается, что одна душа может помочь другой. Отсюда молитвы об умершем и передача ему другими своих заслуг, то есть исполнение ритуалов, аналогичных индуистской преташраддхе, католической заупокойной мессе и фатихе в исламе. Как утверждают, в этом и других случаях одна личность может влиять на другую как при жизни, так и после смерти, но не через обычные органы чувств, а иным способом. Не следует также забывать о влиянии коллективной кармы. Судьбу индивидуума определяет не только его собственная карма, но и карма общества, к которому он принадлежит. Само значение учения о перевоплощении представляет собой более обширный вопрос, но здесь он не может быть рассмотрен.

Еще много интересного можно найти в этой замечательной книге. Я предоставляю читателю возможность сделать это самому и закончу на этом мой обзор. Добавлю только несколько слов о том, как создавалась представленная здесь книга. Этой книге «повезло», потому что она хорошо переведена и отредактирована благодаря знанию предмета и интересу к нему редактора д-ра Эванса-Вентца. Ему, в свою очередь, повезло с Учителем — переводчиком этой книги, ныне покойным ламой Кази Дава-Самдупом (тиб. Zla-va-bsam hgrub). Я впервые познакомился с ним, когда он был главным переводчиком полномочного представителя Тибета при индийском правительстве — его превосходительства Лончен Сатры. Он также был введен в штат политических советников при Его Святейшестве Далай-Ламе во время его визита в Индию. Известие о неожиданной кончине ламы было встречено с большой скорбью. Он умер в Калькутте, где в то время в должности доцента преподавал в университете тибетский язык. Эти должности и другие (о них сообщает д-р Эванс-Вентц) в достаточной мере свидетельствуют о его прекрасном знании тибетского и английского языков. Здесь я могу еще добавить, что он знал и санскрит, и это помогало нам в наших беседах при обсуждении значений философских и религиозных терминов тибетского буддизма. Я могу говорить от себя лично о его достижениях, так как я много общался с ним, когда он готовил для меня перевод тибетской Шричакрасамбхара тантры, опубликованной затем в седьмом томе тантрийской серии — Tantrik Texts (Luzac & Co.). Зная этого выдающегося человека, я полностью согласен с мнением о нем д-ра Эванса-Вентца. Пусть их совместная работа принесет заслуженный успех и вдохновит д-ра Эванса-Вентца на опубликование других текстов из числа ему принадлежащих, о которых мне известно с его слов.

Оксфорд 3 октября 1925 г.

Джон Вудрофф

ВВЕДЕНИЕ[24]

Жизнь с ее явлениями можно уподобить сновидению, фантому, пузырю, тени, блеску росы или вспышке молнии и представлять ее следует именно такой.

Слова Будды («Алмазная Сутра»)

Как вклад в учение о смерти, загробной жизни и перевоплощении то, что мы по-тибетски называем «Бардо Тхёдол» («Освобождение посредством слушания в посмертном состоянии») или «Тибетская книга мертвых»[25], занимает особое место среди священных книг мира. Являясь кратким изложением главных учений буддизма Махаяны, она представляет огромную ценность как религиозно-философский и исторический памятник. Будучи трактатом, по существу основанным на оккультных разделах философии йоги (которые преподавались в качестве главнейших наук в знаменитом университете в Наланде — Оксфорде древней Индии), эта книга, вероятно, одна из самых значительных из числа переданных Западу. Как путеводитель мистического содержания для ушедших в другой мир с его многими иллюзиями и различными градациями, границы которого — смерть и рождение, она имеет большое сходство с «Египетской книгой мертвых», что наводит на мысль о возможности их происхождения из одного источника. Но пока мы доподлинно знаем, что зерно учений, которые здесь изложены для читающих по-английски, было сохранено для нас многими поколениями святых и мудрецов Тибета — этой богохранимой страны Снежных гор.

«Бардо Тхёдол» уникален в том смысле, что в нем описан в доступной для умозрительного восприятия форме весь цикл существования в мире явлений (сансарё) между смертью и рождением, то есть древнее учение о карме, или последствиях (называемой Эмерсоном воздаянием), и о перевоплощении, которые рассматриваются как главные законы природы, управляющие жизнью человека. Однако нередко это учение воспринимается как иррациональное, так как большая его часть изложена на тайном языке. Д-р Уодделл (L. A. Waddell) на основании тщательных исследований пришел к выводу, что «ламы владеют ключами к переданным Буддой знаниям, фактически неизвестным европейцам»[26]

Ученые ламы, как и покойный лама Кази Дава-Самдуп, считают, что с древнейших времен существует известный посвященным интернациональный тайный код, позволяющий проникать в тайный смысл этих оккультных учений, все еще ревностно охраняемых религиозными обществами Индии, Тибета, Китая, Монголии и Японии.

Западные оккультисты также склонны считать, что иероглифические письмена Древнего Египта и Мексики являются в некотором роде популярной, или экзотерической, версией тайного языка. Они утверждают, что Платон и другие греческие философы иногда пользовались символическим кодом, когда излагали учения Пифагора и орфиков, что в кельтских странах друиды передавали все свои эзотерические знания с помощью символов, что притчи в проповедях Христа, Будды и других великих учителей выполняли такую же роль, что через такие произведения, как басни Эзопа, миракли и мистерии средневековой Европы, в современную литературу Запада проникли древние символы Востока[27]. Как бы то ни было, не подлежит сомнению, что ни в одной из великих философских систем древности и даже в произведениях светской литературы никогда не считалось возможным адекватно передавать на обычном языке трансцендентальные понятия или даже полное содержание этических учений. Агнец, дракон (змей), голубь над алтарем, треугольник, окружающий Всевидящее Око (имеющийся также у франкмасонов), священный знак рыбы, вечный огонь или изображение восходящего солнца на блюде для жертвенного хлеба, которым причащают верующих во время исполнения католический мессы, архитектурная символика и ориентация церквей и соборов, сам крест и даже цвет и форма облачений священника, епископа и папы — молчаливые свидетели сохранившейся в современном христианстве языческой символики. Но ключ к расшифровке значений почти всех христианизированных символов был по невежеству утрачен. Собиравшиеся на церковных соборах для борьбы с ересью, не имеющие посвящения церковники судили о глубоком символизме раннего христианства, называемого гностицизмом, как о «безумном восточном идолопоклонстве» и объявили его ересью, в то время как, по утверждениям самих гностиков, раннее христианство в своей основе было эзотерическим учением.