О чем не сообщил ТАСС Подлинная история «Трианона» - Перетрухин Игорь Константинович - Страница 47

А теперь вновь возвратимся на седьмой этаж высотного здания МИД СССР на Смоленской площади.

Тун подтвердил, что Марта Петерсон уже покинула пределы СССР, принес свои извинения и выразил настоятельную просьбу не предавать случившееся широкой гласности в печати, что будет высоко оценено правительством Соединенных Штатов Америки.

Г. М. Корниенко заверил посла в том, что о его просьбе будет незамедлительно информирован министр иностранных дел А. А. Громыко.

Забегая несколько вперед, следует отметить, что в мае 1978 года в США были арестованы с использованием провокации и осуждены на пятьдесят лет тюремного заключения два наших разведчика— В. Энгер и Р. Черняев, не имевшие дипломатического иммунитета, которые позже благодаря усилиям советского правительства были возвращены в СССР. С Энгером мне довелось работать в нашем представительстве в Берлине. Наши подразделения находились на одном этаже, и поэтому мы с ним встречались по нескольку раз в день. Я иногда подшучивал над ним, спрашивая, сколько лет ему еще осталось провести в американской тюрьме. На что он не без юмора отвечал, что осталось сидеть столько-то лет и столько-то месяцев. Он, конечно, знал, за что отомстили нам американцы и что связывало нас с ним в какой-то мере в этом деле.

Но вернемся к заместителю министра. Два-три года тому назад в интервью, транслировавшемся по Центральному телевидению, он безапелляционно заявил в беседе с ведущим программы, что органы КГБ СССР, под которыми им подразумевалась Служба безопасности МИД СССР, систематически проводят массовое подслушивание телефонных разговоров сотрудников министерства, действуя, как это следует понимать, в духе тотальной слежки. Какими сведениями он при этом руководствовался, мне не известно. Но как бывший сотрудник Службы безопасности, проработавший там около четырех лет, должен заметить, что в этом заявлении нет и доли правды хотя бы даже потому, что для этого надо было бы иметь соответствующие и очень мощные технические возможности. Да, подслушивание телефонных разговоров, как и в других странах, действительно является одним из элементов оперативной деятельности, но, как принято у нас, для этого должны быть веские основания. Так, в 1975 году наше внимание привлек повышенный интерес американских дипломатов, в числе которых были установленные сотрудники спецслужб, к Отделу США МИД СССР, заведующим которым в то время был Г. М. Корниенко, и к его руководящим работникам. Тогда же стало известно, что американцы обладают некоторыми, хотя и не очень важными сведениями, которые они могли получить не иначе, как из бесед с кем-то из сотрудников данного отдела. С санкции руководства КГБ СССР мы провели комплексную проверку данного сигнала, но вскоре убедились, что оснований для серьезного беспокойства нет. Разговоры по двум телефонам мы действительно прослушивали, но это только два, а не весь МИД! Вместе с тем нелишним было бы отметить, что наша работа никак не отразилась на проверяемых ни в то время, ни в последующем, а кое-кто из них даже получил значительное повышение по службе. Наивно было бы также полагать, что мы не использовали такую техническую возможность и в изучении Трианона. Примеры тому уже приводились ранее.

На следующий день я получил указание от руководства главка срочно заняться выяснением вопроса, какие именно сведения из МИД были переданы Огородником в ЦРУ США. Для этого мне было рекомендовано подготовить предложения по созданию из числа авторитетных представителей министерства специальной комиссии, которая должна в итоге своей работы составить соответствующее заключение с перечислением конкретных документов.

По согласованию с М. И. Курышевым я составил проект списка такой комиссии, которая должна была быть укомплектована сотрудниками Управления по планированию внешнеполитических мероприятий в количестве тринадцати человек. В комиссию предполагали включить не только опытных дипломатов, но и сотрудников, которые могли бы выполнять технические функции.

Я связался по телефону с заместителем министра иностранных дел И. Н. Земсковым и попросил принять меня по неотложному делу.

В назначенное время я прибыл в приемную и вскоре был принят Игорем Николаевичем. Он был в хорошем расположении духа и, как всегда, любезно принял своего тезку. Сразу же сказал, что недавно был на ленче у французского посла и имел с ним довольно интересную беседу. Разбирая принесенную ему секретарем почту, он не без гордости показал мне лично ему адресованную телеграмму члена Политбюро К. У. Черненко, которого я впопыхах перепутал с советским послом во Франции Червоненко, что его несколько огорчило, хотя он и превратил это в шутку.

Я рассказал о цели своего прихода и передал ему на рассмотрение список потенциальных членов комиссии. Игорь Николаевич долго и внимательно читал его, а затем высказал сомнение в необходимости ее укомплектования таким большим числом сотрудников. Я ответил, что если его смущает количество, то можно, в конце концов, ограничиться одиннадцатью и даже девятью работниками, но это затянет время. Земсков долго молчал, а затем, решив ничего от меня не скрывать, выразил опасение, что министр вообще не согласится на создание такой комиссии. Это меня в немалой степени удивило, хотя я и знал о том, что А. А. Громыко не жаловал нас своими симпатиями. Антипатия, естественно, была взаимной. Вопреки существовавшей в те времена традиции «беззаветно любить» членов Политбюро ЦК КПСС, у нас, по крайней мере в Службе безопасности МИД, А. А. Громыко более чем не любили, и у него даже была довольно обидная кличка, в которой отразился некоторый перекос его лица, а именно — Косорылый. Наше резко отрицательное отношение к нему не было случайностью: работая непосредственно в аппарате министерства, мы располагали более достоверными данными о его личности и «деятельности» его почтенной супруги, чем наши коллеги на площади Дзержинского.

Но, что бы там ни было, Земсков все-таки пообещал доложить министру об этом предложении Службы безопасности и заверил меня, что постарается действовать в интересующем КГБ направлении и что сам он против создания такой комиссии никаких возражений не имеет и считает предложение совершенно правильным. Чтобы дать читателям представление об его отношении к нам, приведу такой пример. Будучи неизлечимо больным (у него был рак легких) и хорошо понимая, как врач, что катастрофа может наступить в любой момент, он оставил матери конверт, который должен был быть вскрыт в случае его внезапной смерти. В находившейся там также записке было сказано, что ключи от его личного сейфа должны быть незамедлительно переданы только М. И. Курышеву, то есть начальнику Службы безопасности министерства, что и было сделано. Более красноречивого свидетельства трудно себе представить. Но это случилось значительно позже.

Через два дня И. Н. Земсков пригласил меня к себе и сообщил, что, как и было оговорено, он доложил министру предложение Службы безопасности об организации комиссии по выяснению вопроса об объеме утечки секретной информации через разоблаченного в УпВМ агента американской разведки Огородника. Однако А. А. Громыко не согласился с предложением, мотивируя это тем, что работа комиссии получит слишком большую и нежелательную огласку, и напомнил о том, что с секретным приказом по министерству об Огороднике был ознакомлен лишь ограниченный круг лиц из числа руководящего состава, а остальным по данному делу ничего не известно.

Я сразу же доложил об этом начальнику отдела, который в свою очередь информировал руководство главка. Все мы были уверены, что руководство главка и КГБ найдет какие-то доводы, чтобы убедить А. А. Громыко изменить свое решение. Однако этого не случилось, и узковедомственные и личные интересы одного человека взяли верх над здравым смыслом и законом.

Между собой сотрудники посмеивались над тем, что наш уважаемый Председатель Ю. В. Андропов, бывший в пятидесятых годах послом в Венгрии, видимо, так и не смог преодолеть барьера послушания своему бывшему начальнику — министру иностранных дел А. А. Громыко. А жаль: ведь мы могли узнать кое-что интересное, а главное — сумели бы путем проведения последующих мероприятий дезинформационного характера обезопасить наши источники информации за рубежом и несколько сгладить размеры нанесенного нашей дипломатии и стране ущерба.