Время побежденных - Голицын Максим - Страница 13

— Вызывай патрульную машину, Карс, — сказал я, пинком поднимая бывшего утопленника на ноги.

Карс достал радиотелефон, а я тем временем оделся и застегнул кобуру. Мокрым я был насквозь, но это меня меньше беспокоило, чем отсутствие пистолета — без него я чувствовал себя все равно что голым.

К этому времени я уже усек, что дело неладно — толпа смыкалась вокруг нас мрачным кольцом, и люди все прибывали. До меня доносилось:

— Покою от этих легавых нет…

— Ты только погляди на этого урода! Вот гады, ходят тут как у себя дома!

— Кадары, убирайтесь домой! Вас сюда не звали!

— Верно…

— Смотри, до чего они довели этого беднягу!

В таких случаях лучше не встревать в перебранку, а делать вид, что ничего не происходит, — и я стал медленно подталкивать пленника к проезжей части, куда вот-вот должна была подкатить патрульная машина.

Какой-то здоровенный тип с удочкой толкнул меня в плечо, да так, что я споткнулся и еле удержал равновесие.

— Покоя не дают простым гражданам. Гляди, гляди, уже и наручники нацепили!

— Отпустите его, слышите, вы?

Дело зашло слишком далеко, а патрульной машины все не было. Красные островерхие домики на противоположной стороне улицы застыли в равнодушном молчании, и я не выдержал.

Толкнув Карса и арестованного к решетчатому ограждению, я вспрыгнул на парапет и достал пушку.

— Уймитесь, идиоты! — закричал я, набрав в легкие побольше воздуху. — Кого вы защищаете? Это вас от него надо защищать! Ведь это же туг! На его счету восемь трупов!

Плотное кольцо людей, окружавшее нас, дрогнуло, по нему пронесся странный ропот — так первый порыв ветра перед бурей колеблет застывший в мрачном ожидании лес.

Человечек рядом с Карсом трясся и испуганно озирался — он уже пришел в себя и отлично понимал, что к чему.

— Туг! — Здоровяк с удочкой развернул свой заряд ненависти на сто восемьдесят градусов. — Эта сволочь — туг! Бей его, ребята!

И он, размахивая окованным в жесть удилищем, стал приближаться к арестованному. Толпа двинулась за ним. В этом неторопливом движении было столько угрозы, что меня продирал озноб.

Карс молчал — и правильно делал. В таких случаях он всегда предпочитал уступать инициативу мне — заступничество чужака лишь подстегнуло бы толпу. Он лишь незаметно положил руку на кобуру и подошел ближе к арестованному.

— Никто никого не тронет, — внушительно произнес я и для верности помахал в воздухе пистолетом. — Мы отвезем его в участок, там и разберемся.

— Знаем, как вы разбираетесь! — выкрикнул кто- то из толпы. — Эти сволочи, вместо того чтобы поставить ублюдка к стенке, увезут его к себе на Базу. Исследовать будут!

Вообще-то в этих словах была доля истины, но только доля, да и, честно говоря, это было не его дело, а потому я возразил:

— Никто никого не увозит. Но все должно быть по закону. Самосуда я не допущу. А раз уж ты такой храбрый, давай — я снимаю с него наручники, и ты разбираешься с ним. Один на один.

Туг у меня за спиной дергался и трясся, и я боялся, что он завопит: «Не надо!» — и тем испортит мне всю наглядную агитацию. Но он, видно, был так напуган, что из горла его несся какой-то нечленораздельный хрип, который мой противник принял, видимо, за угрожающее рычание. Он стушевался и исчез в толпе.

Впрочем, толпа все напирала. Люди уже здорово разогрелись, урезонить их было невозможно — они шумели и размахивали кулаками. Не знаю, что бы было, если бы из-за угла не выехала, воя и сверкая мигалкой, полицейская машина.

Двое дюжих полицейских с электрическими дубинками в руках сдерживали напирающую толпу, пока мы с Карсом заталкивали арестованного в машину. Бедняга уже сообразил, что дело — швах, и даже не пытался сопротивляться.

Наконец дверцы захлопнулись, и автомобиль, по-прежнему гудя и мигая, медленно двинулся по набережной. Разъяренные граждане заглядывали внутрь, стучали кулаками по бронированным стеклам, но все же, хоть и неохотно, расступались, давая нам проехать. Наконец мы оставили возмущенную толпу позади, и машина, вырвавшись на простор, набрала скорость. Арестант так и сидел, зажатый между двумя стражами порядка в касках и бронежилетах.

Один из них покосился на пленника.

— Вот это — туг? — недоуменно спросил он. — Этот хлюпик?

— По всем показателям — да, — сказал я, — но наверняка еще неизвестно. Приедем в участок, обработаем его.

— Оставьте его со мной наедине на пару минут, — сказал полицейский и бросил выразительный взгляд на свои здоровенные кулачищи. — Уж я его обработаю!

— Не боись, — успокоил я его, — мы и сами кое-что умеем!

Человечек в наручниках охнул и закатил глаза.

Машина миновала шлагбаум и остановилась перед дверью участка. Доблестные стражи порядка направились к себе, а мы повели нашу «жертву» в родной отдел.

Антон, который по такому случаю отменил воскресный отдых в семейном кругу, уже ждал нас у двери камеры.

— Все-таки взяли, — проворчал он, бегло оглядев нашего пленника. Но я отлично знал, что от его небрежного, ленивого взгляда не ускользнула ни одна мелочь.

— Что, обязательно было поднимать такой шум? Вы же переполошили половину города!

— Может, и нет, — сказал я честно, — промашка вышла. Но мы боялись, что на него накатит и он опять что-то натворит. Это он с виду такой тихий.

— Посмотрим…

— Хотите присутствовать при допросе, шеф?

— Нет, — ответил он, — хватит с меня этой дряни. У меня сегодня у тещи день рождения, чтоб ей пусто было! Если я в пять ноль-ноль не буду резать пирог за праздничным столом, она мне такое устроит! Это тебе не туг какой-нибудь паршивый — это сущий дьявол. К утру положите отчет мне на стол, И без приключений, вы, братья-разбойники. На кого ты похож, Олаф? Ты что, купался?

— Вы попали в самую точку, шеф, — сокрушенно признался я. — А где Сандра? Э… доктор Перелли, я хотел сказать!

— Опять ты путаешь служебные отношения с личными, — вздохнул Антон. — Я отлично помню, как в прошлом году к нам инспекторша из Канады приезжала. Опытом, понимаешь, хотела обменяться. Что ты с ней сделал, спрашивается, казанова недорезанный? Она же в любовном угаре у меня все файлы в машине стерла! А потом, когда ты ее бросил, до смерти перепугала беднягу Таума — забрела в прозекторскую и устроила ему там истерику. Он еще потом меня спрашивал, входит ли это в наши брачные ритуалы. А эта… секретарша в комиссариате? Да на тебя сам комиссар жаловался… Она же потом полгода работать не могла, на всех документах царапала сердце, пронзенное стрелой!

— На этот раз все серьезно.

— Ты каждый раз это говоришь. Ладно, лишь бы твой бурный темперамент не мешал делу. И с чего это считается, что норвежцы холодны, как арктический лед?

Я выразительно посмотрел на шефа и проследовал в комнату для допросов.

Выдержка из протокола закрытого

совещания комиссии ООН

от 10 ноября 2031 года, Женева