Свет и Тень (СИ) - "ASTORIS" - Страница 14

Конечно, не нужна она Альку. Зачем ему тупая весчанка? Раньше, когда от неё зависела его жизнь, он ещё терпел. Возможно, был бы способ его удержать, если б не его отец… Вопрос только в том, зачем это нужно — удерживать его? Зачем нужен муж, который будет рядом только из благодарности, жалости или из-за здорового потомства, и при этом устроит такую жизнь, как обещал.

Рыска сердито дернула головой. С неё хватит! Может быть, она и весчанка, дура и всё такое, но у неё тоже есть чувство собственного достоинства! А потому она уходит, пусть ругаются дальше сколько им угодно. А деньги… она их честно заработала, тем более, половина их вообще принадлежит Жару… А то, что произошло за эти дни между ней и Альком касается только её, она не обязана ни перед кем отчитываться. К тому же… Следует признать: она сама этого хотела. И… так даже лучше. Так легче принять неизбежное расставание.

Если б она остановилась и подумала, если бы была постарше и поопытнее в плане общения с противоположным полом; если бы Альк успел сообразить, что отец ему врет прежде, чем уехал; если б он отказался пить предложенный отцом коньяк и сразу поехал за Рыской; если б его сестра все же решилась забрать девушку из кормильни… Наша жизнь — это цепь «если», порой незамеченных нами, но невероятно важных условий, переворачивающих все с ног на голову. Наверное, это и есть видимые путниками дороги, те, которые на этот раз ускользнули от Алька, измучившего себя сомнениями.

Так вот, если бы он так сильно не увлекся перепалкой с отцом, за которой, не смотря на ливень, с интересом наблюдала уже целая толпа зевак, он бы увидел, как черноволосая, такая неуместная здесь девушка, рывком распахнула дверь в кормильню, прошла через зал к стойке, молча швырнула на нее целый злат и вышла с черного хода, выходящего на коровник.

Когда спор, в результате которого господин Хаскиль, махнув рукой, бросил:

— Саший с тобой, делай что хочешь! — закончился, ни Рыски, ни её коровы в пределах видимости уже не было.

— Где она? — страшно рявкнул Альк уже через щепку после того, как не увидел девушку поблизости, обращаясь к кормильцу.

— Не знаю, господин, расплатилась и ушла, — замирая от ужаса, развёл руками хозяин.

Альк выскочил на улицу, приложив дверью о косяк. Его сомнения по поводу женитьбы на Рыске развеялись без следа, словно и не было их, словно и не весчанкой она была, а он не господином. Сердце пронзила боль: так вот, оказывается, как страшно ему ее потерять! А он и подумать не мог, что так относится к ней! Ну где вот она теперь?

Будь он обычным человеком, сразу попытался бы искать её, следуя простой логике. Но, будучи видуном, по привычке обратился к дару, бессильному в таком большом городе, хотя и быстро понял, что это бесполезно. Однако паника уже успела завладеть уставшим от переживаний разумом.

Он вернулся к городским воротам, к тем, через которые чуть больше недели назад они с Рыской приехали в столицу. Что он сказал тогда страже? Представился. А о ней лишь бросил «это со мной» — и все. Расспрашивать стражу не было смысла: в тот день дежурила другая смена. Да и та, наверняка, девушку не запомнила. Кому нужна какая-то девка, приехавшая с сыном посла? Намного интереснее обсудить собственно возвращение молодого Хаскиля.

Итак, все, что Альк мог теперь сделать — это подождать Рыску у ворот, искренне надеясь, что не зная другого выхода из города, она двинется этим путем.

Он стоял и ждал, не обращая внимания ни на набирающий силу ливень, ни на поднявшийся пронизывающий северный ветер, а перед глазами проплывали события последних двух месяцев, особенно дней, проведенных с Рыской наедине.

И когда он успел так к ней привязаться? За неделю ли в кормильне, где им обоим было так хорошо? А может быть, намного раньше, ещё тогда, когда угроза смерти была так реальна? Или давно уже, сразу, с первого взгляда? Но ведь такого не может быть! Не должно! Это неправильно для господина: влюбляться в простолюдинку.

А может быть, он и не влюблен? Просто беспокоится за молодую дурочку, которую кто угодно может обидеть в чужой стране?

Однако, когда Альк в очередной раз вспомнил смущение на Рыскином полудетском личике при виде крови на простыне, сомнений в своём отношении к девушке у него не осталось.

Но как же так? Он ведь запретил себе влюбляться. Давно запретил, потому что ничего, кроме боли и разочарования, это никогда не приносило. И тем не менее, в сердце его поселилась именно любовь — себе-то можно не врать!.. А потому гордый господин продолжал стоять возле городских ворот, вглядываясь в людей и мучительно желая поскорее найти свою весчанку. Мысли, что он не найдёт её, Альк даже не допускал.

А дождь все шёл…

Господин Хаскиль, довольный донельзя, посмотрел сыну вслед и вернулся в кормильню. Хреновый он был бы дипломат, если б не имел запасного плана на случай неожиданности, которой стало внезапное возвращение Алька.

— Принеси-ка мне варенухи, уважаемый, что-то я замерз, — благодушно обратился он к кормильцу, присаживаясь за стол напротив стойки. — И присядь со мной, расскажи, что да как?

Кормилец не возражал. Он был тертый калач, мог услужить кому и где угодно и повсюду имел выгоду, о чем и свидетельствовали осыпавшиеся на него за последние дни златы от семейства Хаскиль. Даже девчонка один отжалела! А уж посол и подавно не поскупился, отсыпал щедрой рукой. За это и варенуху ему — из лучшего вина!

— Ну что, проводили девчонку? — риторически спросил господин Хаскиль, когда кормилец поставил на стол две кружки и уселся напротив.

— А как же, господин, до самых западных ворот! Сын вот только вернулся, мокрый весь, сапоги промочил… Вон дождь-то какой!

На стол лёг ещё один злат.

— Купи ему новые. — посол с наслаждением приложился к кружке. — А куда поехала — не видел?

— Видел, господин, а как же? По Самильскому тракту, прямо в лес. Он постоял ещё, подождал, пока за деревьями не скрылась.

— Превосходно, — посол залпом допил слегка остывшую варенуху. — Если в течении месяца не вернется, будет тебе еще награда. А пока, — он поднялся из-за стола, взял свой плащ, небрежно брошенный на свободный стул и, достав что-то из-за пазухи, подал кормильцу.

— Это что? — поинтересовался тот, повертев маленький сверточек.

— Да так… На всякий случай. Если дурачинушка мой вдруг пожалует, — с невероятной теплотой в голосе пояснил господин Хаскиль. — Начнет тут пить, буянить… Ты тогда тихо подсыпь ему в вино или в еду. И за мной сразу посылай. Только успей, пока он мечами махать не начнёт, а то и я тебе не помогу. Понял? — кормилец, побледнев, кивнул. — Ну и хорошо. — Посол, улыбаясь, накинул плащ и вышел из кормильни.

Хозяина прошиб холодный пот. Он был из другого сословия и никогда не слышал придворных сплетен и новостей. Однако, кто такие Хаскили он, естественно, знал, хотя лично с Альком знаком не был. Тем не менее, единожды увидев посольского сына, намётанным глазом определил: лучше делать, как тот говорит, даже когда трезвый и спокойный. О том, что может произойти, если Альк явится пьяный и злой, хозяин кормильни старался не думать. Спаси, Хольга, как бы боком те златы не вышли.

Но Альк не пришёл… Ни вечером, ни утром, ни трезвый, ни пьяный. Он и до дома-то еле-еле дотащился, скорее, корова довезла, устав мёрзнуть и мокнуть у городских ворот. А ему было уже всё равно. Вымокший до нитки, продрогший насквозь, в сумерках вернулся он под родительскй кров, и, ни на кого не глядя, скрылся в комнате, не раздеваясь, рухнул на кровать и провалился в тяжёлое забытьё.

Приехавшая ещё днём, мать, та самая, к которой Альк срочно должен был ехать утром, не успела порадоваться его возвращению, как обнаружила, что у любимого сына сильный жар, и, конечно, поставила на уши весь дом, вызвала лекаря, отчитала мужа.

— Как ты мог такое допустить? — кричала госпожа Хаскиль. — Мало тебе было, что он от тебя в Пристань сбежал, так вообще его на небесные дороги отправить решил?

— Да что я должен был сделать? — оправдывался посол. — К ноге его, что ли, привязать? Он с девицей приехал, поссорился с ней и унесся куда-то! Мне что, искать его было надо? Не маленький ведь уже, двадцать пять лет почти! А головы на плечах как не было, так и нет, весь в тебя уродился и в папу твоего!