Золотой сокол - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 37

• Предыдущая
• 37/113
• Следующая

— Ну, вот ты какой... — говорил Порелют. — А я слышал, что какой-то гость захожий Горденю Крепенича одним махом с ног свалил и укротил, как ребенка малого! Не верил, думал, болтовня! А ты, пожалуй... С чего же ты к купцу в дружину нанялся — поссорился, что ли, дома с кем?

— По своим делам еду, — уклончиво ответил Зимобор.

— У меня не хочешь остаться? Платой не обижу.

— Не хочу. Дела у меня.

Если бы он просто хотел уйти из Смоленска, то без труда нашел бы себе место в дружине и обеспечил со временем очень неплохое положение. Однако он хотел не только уйти, но и вернуться.

Собольи меха у Порелюта были запасены в достаточном количестве, и Доморад разом избавился от половины своего товара. Потом воевода долго перечислял, чего ему привезти в следующий раз: южные шелка, красивую посуду, персидские ковры, греческие вина. Воевода любил жить красиво.

— Тогда и жениться можно! — жизнерадостно говорил он, подмигивая Домораду и Зорко. — Что, не видали где какой-нибудь воеводской дочки, чтобы и красивая, и покладистая, и умная, и с хорошим приданым? Мне князь Столпомир хочет за морем невесту найти, а я думаю, ну их, варяжек, строптивые они, все по-своему хотят делать! Сам князь Столпомир на варяжке был женат, так вон что вышло...

— Князь-то тебе плохого не посоветует, — сдержанно отозвался Зорко. Ему не нравилось, что молодой воевода хотя бы в разговорах идет против воли старшего в роду, тем более князя.

— Ну... А что, Бранеслав назад не собирается? Ничего там не слышно? — вдруг спросил Порелют.

— Не слышно покуда, — ответил Доморад. — Отцу подарки шлет — весной варяжские гости приезжали, привезли.

Зимобор внимательно посматривал на участников этой беседы, не все понимая, но о многом догадываясь. Единственный сын Столпомира, княжич Бранеслав, уже несколько лет жил за морем, у своих варяжских родичей по матери. Он поселился там настолько прочно, что не в одну голову заползали мысли: кто станет наследником Столпомира, если Бранеслав и вовсе не вернется? И голова Порелюта здесь была первой: будучи связан с нынешним князем дальним родством по женской линии, он происходил из древнего и знатного рода и, если Полотеску опять придется выбирать себе князя, мог рассчитывать на успех.

— Ну, а нам и здесь неплохо! — сказал Порелют. Дескать, не нужно мне ни варяжских стран, ни Полотеска. — Наше святилище, может, во всех кривичских землях самое старое и его сам Крив поставил!

Волхвы могли бы ответить Порелюту, что святилище Радегоща даже старше Крива на несколько веков и впервые священный огонь на горе разожгли еще тысячу лет назад люди неведомых языков[28] . Славяне, пришедшие позднее, устроили на древнем священном месте жертвенник в честь Ярилы. В течение веков жители всех окрестностей собирались сюда несколько раз в год на велики-дни, приносили жертвы богам, внимали предсказаниям волхвов и просили о милости. При одном особенно знаменитом предсказателе и чародее, которого звали Радегостом, возле святилища возникло поселение. Несколько веков святилище и город жили рядом, глядя друг на друга через ручей. А потом святилище прекратило свое существование, и дорогу Яриле перебежала опять-таки злодейка старая волхида.

Сто лет назад князь Честослав пировал в святилище в день Перуна, когда разразилась страшная гроза, вызванная злой волхидой, и молния ударила прямо в святилище на горе. Все постройки мгновенно оказались объяты пламенем, и все бывшие в них — князь, его дружина, волхвы, старейшины Радегоща — разом погибли. С тех пор место считалось проклятым, Ярилина гора осталась заброшенной. Если скотина случайно забредала туда, за ней не ходили, и она никогда не возвращалась. Рассказывали, что раз в год, на солнцеворот, ночью на горе снова появляются призрачные палаты и в них пируют восставшие из пепла князь и дружина.

— Поглядеть бы такое диво! — заметил Зимобор, и воевода бросил на него странный взгляд — то ли насмешливый, то ли уважительный.

— А ты смел, я смотрю! — ухмыльнулся он. — У нас туда никто не ходит, всех мамки еще в детстве до дрожи запугали: не ходи, мертвецы утащат! Горденя, чучело дурноголовое, и тот боится к Ярилиной горе ночью близко подойти. Сколько раз его девки подзадоривали — пойди да пойди. Уж чем только ни прельщали... А он: что хотите, хоть на медведя, только не туда.

Но Зимобор, не будучи с детства запуган мамками, все же попросил Дивину сводить его к Ярилиной горе. Дорога была не дальняя — только обойти детинец. Сейчас гора пустовала, если не считать густой высокой травы, зарослей бузины на склонах и легконогого березняка на самой вершине. Но валы, опоясывающие вершину, были хорошо видны, только поросли травой и священных огней на их вершинах больше не разжигали. Из травы на склоне выглядывали большие валуны, когда-то отмечавшие тропу к святилищу. Помня, как устраиваются такие места, Зимобор прикинул: вдоль всей верхней площадки должна была стоять длинная замкнутая хоромина для пиров, в которой помещалось все взрослое население окрестных сел, а вон с той стороны, что ближе к реке, над обрывом располагалась сама площадка святилища — ряд идолов с Ярилой в середине, жертвенник и кострище. А вот тут, над склоном, были ворота, к которым по праздникам вели богато украшенную жертву...

— Все сгорело, даже камень провалился, — сказала Дивина, словно прочитав его мысли.

— Он людей требовал? — спросил Зимобор, глядя на вершину и стараясь угадать, был ли раньше виден идол от подножия. — У нас говорят, что человеческие жертвы богам неугодны, за это, наоборот, гневаться могут.

— Нет. По барану и овце весной и зимой, быка на Ярилин день, — ответила Дивина. — И девицу.

— Так, может... — Зимобор бросил на нее вопросительный взгляд.

— Да не резать. Просто... на ночь оставить.

— И что? — с намеком спросил Зимобор. О чем-то подобном он тоже слышал.

— Ага, — так же ответила Дивина, с преувеличенным вниманием глядя на пустой склон, но потом, не удержавшись, фыркнула: — Мать рассказывала, у него это было... позолоченное.

— У нас в Смоленске Ярила тоже такой. — Зимобор усмехнулся и тут же прикусил язык, но Дивина не заметила его оплошности. — Где же вы теперь жертвы приносите?

• Предыдущая
• 37/113
• Следующая