Культура, стремящаяся в никуда: критический анализ потребительских тенденций - Ильин Алексей Николаевич - Страница 35

Причем страны Запада потребляют около 75 % всех ресурсов планеты и выбрасывают в окружающую среду примерно такой же процент отходов. Повышению производства для обеспечения возрастающего потребления неумолимо сопутствует рост загрязнения. Н.В. Бекетов приводит следующие цифры: в 60-е годы XX в. доход обычной развивающейся страны составлял около 12 % от дохода типичной развитой страны, а сейчас этот показатель приближен к 5 %, доля богатейших стран в мировом ВВП составляет 86 %, доля средних — 13 %, а доля беднейших — 1 %^[86]. Конечно, во многих источниках встречаются разные оценки, но все они указывают на то, что разрыв в доходах между бедными и богатыми странами продолжает расти. В богатых странах проживает всего лишь около 17 % населения, тенденция сокращения рождаемости в обеспеченных странах и ее роста в бедных продолжается. Учитывая сверхвысокий процент потребления ресурсов и загрязнения атмосферы «первым миром», основной причиной планетарного кризиса не столько перенаселенность, сколько техногенные нагрузки, связанные с научно-техническим прогрессом, целесообразно сделать следующий вывод. Именно странами «золотого миллиарда», а не огромным населением бедных стран, перенаселена планета. Давление на планету последних просто несопоставимо с давлением, оказываемым населением богатых и процветающих стран. Однако США и Запад давно выступают некими образцами, то есть во многих других странах общественная культура как бы «стягивается» к проповеди такого же высокого потребительского образа жизни. Их алчные потребности входят во все более обостряющееся противоречие с природой, поскольку планета не способна обеспечить для всех людей такой же уровень жизни, какой сохраняется в тех же самых Штатах. Поэтому, для того чтобы «золотой миллиард» продолжал процветать и оправдывать свое название, все остальные миллиарды должны жить плохо. По принципу «чем хуже вам, тем лучше нам». Или же для относительно равного благоденствия всех со всеми необходимо заселение новых планет. Однако такой вариант остается насколько романтичным, настолько и утопичным.

Причем внутри стран «золотого миллиарда» наблюдается примерно такая же поляризация, как между ними и странами «третьего мира». Процент бедных семей, равно как и детской бедности, неуклонно растет, одновременно с чем самые богатые семьи США только умножают свои капиталы. Так, активы Билла Гейтса превышают размер ВВП некоторых государств, и основатель «Майкрософт» не единственен в таком богатстве. Процент повышения заработных плат топ-менеджеров и простых рабочих несопоставим; соответственно, разрыв между зарплатами «верхов» и «низов» продолжает увеличиваться. Так что глупо превозносить США, называя американское общество обществом равных возможностей. Являясь обществом изобилия, оно совсем не является обществом всеобщего изобилия. Скорее, их следует назвать обществом растущей поляризации, каковая, в принципе, успешно реализуется во многих обществах. Россия и другие страны, даже крайне бедные, неуклонно освобождаются от хотя бы минимально проявляющих себя ранее братства, равенства и справедливости, вовлекаясь в справедливость по-американски.

Русь, которой была свойственна общинность, отказалась от нее, приняв капиталистическую «религию» индивидуализма. Уклад коммунистических режимов, которые хоть и отличаются чрезмерным вмешательством государства в жизнь народа, схож с укладом семейным — пусть даже авторитарным, но семейным, — где каждый член семьи имеет право быть накормлен, то есть имеет право на жизнь, и где один за всех и все за одного. Голод в таком обществе возможен только в силу каких-то серьезных объективных причин, катастроф. При капиталистическом укладе рынок превращает каждого работника в товар, который имеет определенную цену. Здесь человек сам по себе не имеет права на жизнь, это право ему дает рынок. Покупательная способность и доход позволяют человеку не умереть с голоду. Рынок признает экономические права, а не нужды. Во время всеобщего недоедания при капитализме на избыточные запасы пропитания их владельцы согласно логике рынка повышают цены, а при коммунизме они распределяются на всех^[87]. Коммунизм дает право на жизнь, а капитализм — веру в незыблемость частной собственности и прав гражданина. Одни при капитализме получают все блага потребительской роскоши, а другие — голодную смерть, то есть проявляет себя огромный разрыв между материальной обеспеченностью различных слоев населения. При коммунизме же этот разрыв максимально сглажен. Естественно, под термином «коммунизм» мы понимаем в большей мере «чистый» коммунизм, чем то явление, которое бытовало в годы СССР. Никакая рыночная экономика не обеспечит своему гражданину такую безопасность, которую обеспечивала плановая экономика социалистических стран; сам рынок противоречит идее общественной безопасности, так как здесь актуализируется спекулятивное желание купить дешевле и продать дороже, а другие люди воспринимаются просто как клиенты или партнеры, а не как представители своей общины. Возводимый сейчас в культ свободный рынок свободен от эффективного государственного регулирования и, соответственно, от принципа всеобщего бесплатного предоставления услуг типа здравоохранения и образования.

Плюрализм — это не то чтобы мифологема, но внутренне конфликтная и потому крайне неустойчивая и шаткая система, в чем заключается его недостаток. Без отлаженной системы сдержек и противовесов плюрализм в любую минуту рискует смениться на новый монизм, демократия — на тоталитаризм, то есть наблюдается тенденция к установлению неравенства — культурного, политического, экономического. Такой системы сдержек нет у либерализма, ратующего за неограниченную экономическую свободу и внутреннюю саморегуляцию рынка, за равенство прав между нищим рабочим и олигархом на приватизацию собственности; либерализм приводит к рождению монополий и росту разрыва между бедными и богатыми слоями населения. В ситуации конкуренции каждый бизнесмен стремится переиграть своих конкурентов, уничтожить их как экономических акторов или подмять под себя, расширив за их счет я-экспансию на рынке, а при расширении, доходящем до монополизации той или иной отрасли или сферы услуг, объявляется война самому рынку. При капитализме каждый субъект борется с рынком. Тот, кто с наибольшей успешностью пользуется даруемой либерализмом экономической свободой, обращает это пользование на ограничение свободы других субъектов экономической деятельности. Выживает сильнейший. И такая ситуация возможна не только внутри одной страны, но и на мировом уровне. Поэтому состояние баланса действия и противодействия, взаимно ограничивающего волюнтаризм с любой стороны, просто необходимо. Либерализму изначально присуща не только теоретическая, но и практическая тенденция к самоуничтожению. Необходимо существование государственных институтов, тщательно следящих за игроками, каждый из которых желает монополии. Пристрастный интерес этих институтов как раздающего карты крупье не должен быть принят за категорический императив, выражаемый де-юре или де-факто; следовательно, они призваны быть полностью беспристрастными и потому олицетворять собой качественно работающую систему сдержек и противовесов.

Свобода рынка, за которую ратуют новые капиталисты, в конце концов приводит совсем не к свободе. Даже если бы свобода торговли воплотилась в реальность, в конечном счете ни к чему хорошему она не привела бы, так как без системы сдержек эта свобода обратится в победу самых предприимчивых и богатых и крах всех остальных, а потому повлечет за собой увеличение имущественного разрыва. Свобода ничем не ограниченной экономической деятельности не является ценностью, поскольку она противоречит правам человека. Такая свобода, ориентированная на индивидуализм, ведет к эксплуатации и духовному разложению. Свобода призвана опираться на социальные, коллективные ценности. Она должна быть общественно полезной, то есть иметь в качестве своего предмета не индивидуальную пользу за счет общественных благ, а индивидуальную пользу как общественное благо. Так что закрытая экономика планового типа была не такой уж неэффективной, как про нее говорят. Приватизация и переориентация экономики, вмиг инициировав расслоение по материальному признаку и открыв Россию для иностранных займов, отбросили страну назад. Так, иностранные финансисты, инвестируя в наши предприятия, получают выручку от продажи, например, сигарет, которые ничем не лучше тех, что производились ранее без участия иностранцев. Если раньше прибыль от продажи табачных изделий шла государству, то теперь ее значительная доля пошла в карман иностранным инвесторам; мы от этого ничего не получаем кроме вызванных курением болезней, поскольку продаем сигареты себе же (внутренний рынок), но значительную часть выручки отдаем на сторону. И далеко не всегда с помощью иностранных инвестиций удается поставить на ноги производство. Тем более из-за российских холодов, требующих огромных издержек, иностранцы не торопятся инвестировать в наше производство, разве что в то производство, которое локализовано на юге страны. Всякие сборочные цеха там размещать удобней. Не очень хорошо обстоят дела, когда иностранные корпорации, которым по непонятным причинам позволили скупить за бесценок российские заводы, производят там ту же самую продукцию, какую раньше производили мы, и продают нам же — тогда вся прибыль уходит иностранцам. Но такое тоже бывает нечасто вследствие все тех же издержек, и поэтому, если производят сигареты, табак везут свой. Хуже обстоят дела, когда иностранцы дают нам займ, который, в отличие от инвестиций, мы обязаны вернуть с процентами вне зависимости от того, насколько прибыльным окажется потребовавший займа проект. Инвестируя, иностранец идет на риск, а давая займ, он получает гарантированную прибыль. В этом случае иностранцы не боятся российских холодов, поэтому щедро дают займы под огромный процент. Либеральная доктрина как раз провозглашает необходимость иностранных кредитов и займов, хотя они бьют по национальной экономике. В большей степени кредитами, а не военной мощью, США добились экономического закабаления многих стран третьего мира.