Bittersweet (СИ) - Лоренс Тильда - Страница 121

Но Илайя Джулиана не знал, разве что по рассказам Ромуальда. Вообще-то инициатива исходила от Илайи, это он попросил поделиться мыслями. Ромуальд сначала сомневался в правильности такого поступка, потом заговорил. Илайя не знал, сколько точно времени тогда прошло, но слушал внимательно, принимая к сведению каждую мельчайшую подробность, осознавая, что самостоятельно, опираясь на газетные публикации, выдвинул не совсем правильную теорию, далёкую от реального положения вещей. Он многого не знал, поскольку освещение этих деталей шло поверхностно. Теперь же его картина мира сложилась полностью, и Ромуальд предстал в ином свете, хотя, судя по всему, он не планировал создавать в чужом воображении портрет идеального себя. Просто делился событиями жизни.

В связи с именем Ромуальда Илайя нередко вспоминал слова о правильности первого впечатления. Для него оно оказалось ошибочным. Портрет личности, нарисованный воображением, больше походил на карикатуру, нежели на реальное изображение. Чтобы понять Ромуальда, следовало закрыть глаза на общественное мнение, видевшее в нём только безмозглого мальчика, высасывающего деньги из отцовских запасов. Провести некоторое время рядом с ним, и на основе полученных знаний выводить общее впечатление.

Илайя не мог сказать точно, что же сильнее повлияло на перемены в его мнении, то ли этот единичный рассказ, то ли всё время, проведённое рядом с Ромуальдом, умноженное на собственную симпатию. В любом случае, мнение не осталось в константе, постепенно оно сдвигалось от однозначного минуса в сторону улучшения. Его тяга к напарнику по сцене не была результатом спонтанного «увидел-влюбился-захотел», ну, или иного расклада, отличающегося лишь перестановкой второго и третьего пункта. Сейчас, спустя несколько месяцев общения, он вполне мог сказать, что испытывает к Ромуальду определённые чувства. И если раньше, на начальном этапе он мучился от этого угрызениями совести, то теперь ему не хотелось корить себя за случившееся, постоянно ломать голову в поисках ответов на свои вопросы. Он принимал новые чувства, как данность, с удовольствием отмечая, как они постепенно из чахлого бутончика превращаются в восхитительный цветок. Один за другим распускаются лепестки. Сравнение с цветком нравилось ему куда сильнее нелепой метафоры о бабочках в животе, что давно стала поводом для смеха и тем ещё клише.

Иногда Илайя вспоминал школьные годы и заявления Тима, наиболее близкого из приятелей. Вот уж с кем он действительно мог разговаривать много, часто и на разные темы. Учиться у него основам катания на сноуборде и вождения. Водить Илайю действительно учил Тим, позволяя пользоваться своей машиной. Родственников, способных посадить Илайю за руль, разрешив проехать пару миль, у него не имелось, зато спасал приятель.

В своих разговорах не обходили они стороной и тему любви, причём пытались подобраться к ней с философской точки зрения, рассматривая именно эмоциональные связи, а не физическое влечение к тому или иному человеку. Помнится, тогда они единогласно пришли к заключению, что провести Илайе всю жизнь в одиночестве, ведь он не способен увлечься другим человеком. Тут настолько запущенный случай, что с какой стороны не посмотри, а эффект будет одинаковым. Отсутствие интереса к телу, равнодушие и нежелание познакомится с душевными качествами.

Илайя тогда отвечал, что внимания Тима хватит на всех. Тот замечал, что людям, заинтересованным в Илайе, его внимание не нужно, в принципе. Тут уж единственное, что оставалось, только пожать плечами и перевести разговор в иное русло. Наверное, в родном городе к его выбору отнеслись бы с осуждением и уж точно не встретили аплодисментами. Первой взбеленилась бы Агата, вслед за ней все её подружки, их мужья, дети.

Маленький город, где все друг друга знают.

Очередная новость, всколыхнувшая его скучную жизнь, похожую на гладь застоявшегося болота, покрытого ядовито-зелёными пузырьками и подгнивающей ряской.

Вполне возможно, что уже сейчас они там сходят с ума, вспоминая бывшего соседа и одноклассника.

Илайя улыбнулся своим мыслям и отправился на поиски Ромуальда.

На первых порах он сомневался в целесообразности переезда, теперь окончательно утвердился в правдивости заявления, гласившего: всё делается к лучшему.

К знакомому дому, в котором обитало семейство Эган, они подъезжали, обсуждая, с какой стороны лучше пробраться к гостевой пристройке. То ли невозмутимо пройти по главной дорожке. То ли изначально забраться в сад и пробираться на цыпочках, подобно преступникам, что боятся попасться кому-то на глаза. Второй вариант обоим представлялся достаточно нелепым. Ромуальд заявил, что не собирается скрывать собственные отношения и отнекиваться, если кто-то из его родственников увидит их вместе.

К тому же, скрывать там было нечего. Как наглядно продемонстрировала практика, все уже давно поняли, что разворачивается у них на глазах. Челси, так однозначно поняла. Она вполне могла поведать родителям или мужу. Она не обещала хранить тайну, замолкая каждый раз, когда родители проявляют интерес к событиям в жизни младшего сына. Однако Челси прожжённой сплетницей не была.

Вопрос – знают ли родители? – оставался открытым, но Ромуальда практически не беспокоил. В конечном итоге, он никогда не прислушивался к их мнению в данном вопросе, полагаясь исключительно на собственные размышления и умозаключения. После истории с Джулианом мнение родителей совершенно перестало его интересовать. Он понял, что спрашивать у них совета не станет никогда и ни за что. Даже если они пообещают приплатить за возможность сунуть нос в его личную жизнь.

– Думаешь, они следят за твоими передвижениями? – поинтересовался Илайя, рассматривая дорогу.

Он сомневался в целесообразности подобного поступка, но Ромуальд продолжал настаивать именно на таком распределении. Пришлось вновь сесть за руль и ехать, надеясь, что старые знания не померкли и не стёрлись из памяти окончательно, следовательно, этот вечер они действительно проведут так, как запланировал Ромуальд, а не так, как может случиться, если навыки вылетели из головы. Илайе нравилось находиться на водительском месте, но мысли о стоимости чужой машины и столь неоправданный риск вселяли в него страхи, культивировали неуверенность. Он ехал достаточно медленно, и Ромуальд как-то в процессе пошутил, что к утру они доберутся до дома.

После чего предложил собственную кандидатуру в качестве персонального инструктора, а машину в качестве средства для тренировок. Илайя думал недолго. Согласился.

Если во время отдыха на курорте он постоянно подвергался атаке сомнений и старался по возможности ограничить совместное времяпрепровождение во избежание всякого рода недоразумений, то теперь уже не опасался оставаться наедине с Ромуальдом. Напротив, это было приятно, к тому же он оказался куда более снисходительным к чужим промахам владельцем транспортного средства, нежели его предшественник, опасавшийся малейшей царапины. Впрочем, неудивительно. Тим тогда откровенно признавался, что родители его повесят, если увидят разбитую фару, примятую дверцу или ещё что-нибудь подобное.

– Думаю, – усмехнулся Ромуальд. – Они вполне могут это организовать. Такое у них развлечение в жизни. Особенно у матери, конечно, если в этот вечер она не занята играми с внуком.

– И как ты справляешься с тотальным контролем?

– Просто плюю на него. По правде сказать, в ближайшее время я собираюсь покупать себе отдельное жильё. Мне легче дышится, когда я нахожусь на расстоянии от своей семьи. Не могу сказать, что они отвратительные люди. В определённой степени я люблю их, но есть вещи, к которым мне хотелось бы ограничить их доступ. Мои предпочтения. Независимо от сферы, в которой я делаю выбор. Мне хочется чувствовать себя свободным, действительно взрослым и самостоятельным. Сюда мне пришлось переселиться по определённой причине… Ты знаешь, – произнёс Ромуальд.

Илайя согласно кивнул. Даже если бы не знал, догадаться было несложно. Само собой разумеющееся умозаключение.