Bittersweet (СИ) - Лоренс Тильда - Страница 186

Логика приказала долго жить.

Готовясь морально к чему-то подобному, Ромуальд не прогадал, поскольку разговор проходил на повышенных тонах. А когда речь зашла о Примроуз и методах её продвижения, это всё перетекло в откровенный скандал. Ромуальд не упустил случая напомнить отцу, что следует быть более разборчивым в связях и не подбирать барахло, которое выбрасывают другие люди. Стоит напоминать, что это он вышвырнул Прим на улицу, когда она жаждала запрыгнуть к нему на член? Или открытие больно ударит по самооценке?

Он чувствовал, что мирным путём противоречия не разрешить, да и вообще нет ничего такого, что могло бы их с Эйденом хотя бы на мгновение сделать союзниками, а не представителями враждующих сторон. Быть может, впервые в жизни Ромуальд чувствовал себя уверенным в своих силах и не сомневался в правильности совершаемых поступков. Он проникся презрением и отторжением к отцу ещё в тот момент, когда Эйден, дав надежду, помахал ею в воздухе – подобно морковке, что мельтешит перед мордой осла – а потом стремительно её уничтожил, не позволив опомниться. Ещё и наорал на младшего сына, упрекая во всём, что к слову пришлось.

Отвращение росло теперь в геометрической прогрессии. Ромуальд понимал, что его никто не остановит. Если того потребуют обстоятельства, он не станет терпеть несправедливые обвинения и поучения со стороны человека, польстившегося хрен пойми на кого, а потом развернувшего компанию против родного сына. Это не стало ударом и не убило веру в людей. Просто потому, что нечего было убивать.

То, что мертво, умереть не может.

– Только попробуй поднять на меня руку, и я, не задумываясь, её сломаю, – сообщил доверительным тоном, опершись ладонями на столешницу. – Страшная новость для тебя, не правда ли? Будешь ходить с гипсом, не сможешь девушку удовлетворять. А она за это время себе кого-нибудь ещё подыщет.

– Ты хоть понимаешь, с кем ты разговариваешь?

– Со старым хреном, стремительно въехавшим в маразм, – усмехнулся Ромуальд. – Не так ли?

Естественно, что после такого они не могли проникнуться друг к другу уважением. Естественно, что скандал разгорелся ещё сильнее, чем прежде. В итоге Эйден рявкнул, что Ромуальд уволен. И его подстилка – тоже. Могут собирать вещи и валить на все четыре стороны, но в мюзикле они больше никогда не появятся. Контракта не будет. Незаменимых людей не существует.

– Правда веришь, что эта хреновина на твоей бляди держится? – хмыкнул Ромуальд. – Ну, посмотрим. Получишь полупустой зал, убедишься, насколько она популярна, и как я завидую тому, что ей приходится под стариком визжать, изображая африканскую страсть ради поощрения. Ты жалок, отец, и она тоже. Жалкая до невозможности. Купленная премия – это так стильно и круто, что мне даже сказать нечего. Чем же Прим заслужила такую честь? Насколько мне известно, открытием года должен был стать Илайя, а не эта недоделанная. Но ты вряд ли ответишь… Впрочем, можешь с премией поступить так же, как с контрактом. Засунь их себе в задницу и наслаждайся. Твои угрозы такие же смешные, как и история внезапно вспыхнувшей любви. Удивлю, но я не собирался играть во втором сезоне. И Илайя тоже. Можешь сидеть здесь дальше, надувая щеки и смакуя своё невхерственное мнение. Только прими к сведению, что оно никому не интересно.

Эйден говорил что-то ещё, но Ромуальд особо не вслушивался в поток бреда, выливаемого на него. Он поднялся со своего места и направился в сторону выхода, притормозив возле двери, обернулся и с улыбкой произнёс:

– И лучше не думай о мести. В нас с Челси течёт та же кровь, что и в твоих жилах. Попробуешь отобрать то, что нам дорого, пожалеешь. Эганы, конечно, держатся вместе, все дела, но ты уже не с нами. Значит, против нас. Продолжай в том же духе, прислушивайся к советам своей потаскухи, и в один ужасный день поймёшь, что она не оставила от твоей империи ничего. Она не терпит конкуренции, а тут каждый второй исполнитель лучше неё. Умнее, красивее, голосистее. Сплошные завистники.

– А что собой представляете вы без моих денег?

– Вы – это кто?

– Ты и Челси.

– Начать с нуля никогда не поздно. Будет время – услышишь, чего добились твои дети. И не удивлюсь, если Челси переманит к себе всех исполнителей, а ты решишь пахать на одну тварь с непомерными запросами, да только всё из рук будет валиться. Всюду провалы, сплошные фиаско. Разводишься с мамой? Молодым себя чувствуешь? Ну, наслаждайся, пока есть время. Пока в карманах водятся деньги, соответственно имеется любовь мисс Флеминг, щедро оплаченная скандалом вокруг моего имени. Полагаю, что это не единственное подношение с твоей стороны. Впрочем… Плевать. Теперь, когда наш контракт истёк, отношения поддерживать не обязательно. Не пытайтесь контролировать мою жизнь. Если Джулиана я тебе не припоминаю, то его точно не прощу никогда. Только посмейте влезть в эти отношения, и глубоко пожалеете. Что ты, что она.

Продолжать разговор после этой фразы было бессмысленно, и Ромуальд поспешил покинуть здание продюсерского центра. Он чувствовал себя смертельно уставшим, размышлял о церемонии вручения премии, понимая, что каждый раз, когда он вспоминает об истинном лауреате, и о той, кто награду получит, негодование вспыхивает с новой силой. Хочется рвать и метать. Как всегда. Отец частенько делал ему подлости в былое время, теперь решил отыграться на обоих. И на сыне, и на его парне.

Этого Ромуальд не понимал вообще.

Логично было перехватить премию, окажись среди лауреатов именно Ромуальд. Но ведь его никто не отметил. Наградить планировали Илайю, а вместо этого внезапно победителем в номинации становится Прим, о которой никто не вспоминает, разве что на фотосессию пригласили. Однако… Если задуматься, то довольно логично. Она бы закатила истерику, поняв, кто именно проявил себя по максимуму, притянув к своей персоне внимание строгих критиков. Тот, кого она называла ненужным, бесполезным и ещё сотня самых разнообразных эпитетов. Тот, кого она изначально планировала убрать из актёрского состава.

Разумеется.

Только лишние и безголосые получают премии.

При нынешнем положении вещей это звучало не как ирония, а как констатация факта.

Общение со старшим поколением оставило в душе Ромуальда крайне неприятный осадок, и отделаться от него запросто не получалось. Фактически, отец не зацепил в его душе никаких струн сообщением об увольнении, но своей непробиваемостью и уверенностью в искренности чувств актрисы разочаровал. Ромуальд смотрел на отца с иного ракурса, видел его кем угодно, но только не глупцом. Теперь ума как раз не наблюдалось, а вот феерическая тупость и наивность… Да сколько угодно, на самом деле.

И эта премия, точнее отсутствие оной, основательно подточили остатки симпатии, что ещё имелась в наличии. Ромуальд поднимался в лифте, шёл по коридору, копался с ключами, стоя перед дверью, а в мыслях всё это время крутилась номинация, которая не чудом, а интригами перешла к Примроуз. Это было до отвращения несправедливым решением. Особенно после новости о необходимости присутствовать на церемонии вручения премии всем составом. Челси сказала ему об этом за пару дней до своего увольнения. Эйден слова дочери подтвердил. Да, действительно нужно. Когда Примроуз получит свою награду, следует аплодировать громче всех и поздравлять удачливую коллегу.

Она заслужила.

Как же…

Просто заебалась заслуживать.

Время на поиски ключей он потратил впустую. Дверь и без того оказалась открыта. Илайя находился в прихожей. Стоял, прислонившись плечом к стене, и расшнуровывал кеды.

– Какие будут новости? – спросил, оторвавшись на время от своего занятия, а потом вновь к нему возвращаясь.

Ромуальд не ответил. Он притворил дверь, бросил ключи на столик и провёл ладонью по лицу. Вновь обратил взор в сторону Илайи, акцентируя внимание на мелочах, вроде еле заметного пятнышка на воротнике его джинсовой куртки, на чёрных шнурках кед…

Не получив ответа на свой вопрос, Илайя собирался повернуться к любовнику и поинтересоваться теперь уже не новостями, а маленькими трагедиями, случившимися в жизни, но не успел ничего сказать, потому что оказался в плотном кольце рук. Ромуальд обнял его, прижался сзади. Горячее дыхание коснулось места между шеей и плечом.