Искусник. Свобода и неволя - Чиркова Вера Андреевна - Страница 3

«И правильно сделал», – крепче стиснул разъехавшиеся было в усмешке губы искусник, теперь, по прошествии почти десяти лет, отлично осознававший, как сильно выручил его тогда учитель. Ведь в тот момент Инквар не был даже по-настоящему влюблен ни в одну из трех девушек, иначе не метался бы между ними, не зная, кого выбрать.

И Лил ему тоже не нужна, да и он ей, если трезво рассудить, ни к чему. Она сейчас просто ошибается, принимая сочувствие к его бедам за особое отношение. И зря взирает на искусника таким загадочно-нежным взглядом, его этим не пронять.

Ну а если он поймет, что девчонка принимает свою влюбленность за серьезное чувство, то первым делом примет все меры, чтобы помочь ей избавиться от напрасных иллюзий. Разумеется, действовать Инквар постарается как можно деликатнее, не допустит никакой грубости или ехидства. Одаренные и без того чутки и ранимы, а когда подпадают под власть сильных эмоций, и вовсе становятся хрупче фарфоровых цветов. Однако оставить ей надежду и проявить хоть минутную слабость тоже нельзя, проверено на собственном опыте.

«Придется сварить себе зелье спокойствия», – осознал Инквар, но додумать не успел. Дверь снова распахнулась, и в комнату вслед за Ленсом ворвались полуодетые Гарвель с Дайгом.

Добежали до постели, уставились на искусника внимательными взглядами, в которых сквозь тревогу ясно светились радость, забота и еще что-то, не совсем понятное, но, несомненно, доброе, и от всего этого у Инквара вдруг защипало в носу. Он болезненно скривил губы, поймал сочувствующую гримаску на лице горбуньи и сразу вспомнил про данное себе обещание.

– Лил… – Собственный голос, глуховато прозвучавший под черепом, показался искуснику незнакомым, и он на миг смолк, собираясь с силами. Но тут же, не желая давать горбунье повода для жалости, как можно увереннее добавил: – Идите отдыхать.

В зеленых глазах полыхнуло откровенное удивление, быстро сменившееся недоумением, затем обидой, и наконец в них застыло столь знакомое упрямое безразличие.

«Так-то лучше», – перевел дыхание искусник.

Гарвель, коснувшись рукой плеча горбуньи, с мягкой улыбкой что-то неслышно сказал ей.

Девушка крепче сжала губы, мгновение помедлила, потом не спеша встала, оправила юбку и так же неторопливо направилась к двери. Ленс смятенно глянул на нее, перевел тревожный взгляд на Инквара, и тот, не выдержав, еле заметно подмигнул ученику. Будто глаз дернулся, но парнишка все понял правильно, выдохнул облегченно и помчался за сестрой.

Темный лес, и как же он умудрился так вляпаться, охнул про себя Инквар, только теперь сообразив, что для мальчишки вовсе не было тайной внезапное нежное чувство сестры.

– Дед! – бесшумно помотал перед лицом напарника рукой Дайг. – Как ты?

– Ничего не слышу, – снова глухо буркнул Инквар.

Теперь, когда рядом были эти двое, в нем пробудилась призрачная надежда на помощь.

– Сейчас, – пообещал напарник, поднимая одеяло, которым Инквар был укутан до самого подбородка, оглянулся на Гарвеля и отдал какое-то распоряжение, как понял Инквар по следующим действиям ювелира.

Через минуту тот показал искуснику листок, на котором было начертано: «Извини, тебя пришлось привязать. Сейчас освободим».

Брови Инквара удивленно изогнулись. Это чем таким он отличился, что друзья решились на крайние меры? Но спрашивать ничего не стал, терпеливо следил, как ловко и уверенно они распутывали мягкие кожаные ремни, привязывающие его руки к телу, обернутому еще одним одеялом.

Затем распутали ноги, и Инквар, приподняв одну, понимающе усмехнулся. Как выяснилось, спал он в сапогах и верхней одежде. Это явно Дайг, наслышанный про предосторожности искусников, не разрешил его раздевать.

Гарвель осторожно освободил верхнюю часть туловища Инквара, повергнув того в невольное изумление: оказывается, его голова была плотно обложена кучей подушек и думочек и обернута грубым шерстяным дорожным одеялом.

Разматывая искусника, друзья смотрели на него с тревогой и опаской, а их руки действовали все медленнее.

– А теперь? – так же беззвучно спросил Дайг, обеспокоенно глядя в глаза напарника, и тот, сообразив, какой вопрос может их интересовать, так же глухо буркнул:

– Не слышу.

Дайг и Гарвель переглянулись, стремительно и привычно, как могут только люди, столько пережившие вместе, что между ними не остается никаких недомолвок. Инквар огорченно сжал губы – у него такого друга пока не было. Все те, кому он доверял и кто никогда не откажет в помощи, жили своей жизнью, не деля с ним своих секретов и забот.

Внезапно телохранитель наклонился, почти задев волосами щеку Инквара, потом его уха коснулись пальцы, осторожно подергали и отпустили. А в следующий момент перед глазами появилось задумчивое лицо Дайга. Он рассмотрел Инквара с уважительной серьезностью и что-то сказал.

Искусник только хмуро хмыкнул. Выходит, напарник и сам уже понял, что слух к нему не вернулся. И зря он торопливо пишет на листке слова утешения, Инквар в них ни капли не нуждается. Знал, на что шел.

– Пусти, я встану, – грубовато подвинул он друга и решительно поднялся с постели. – Где тут умывальня?

Чья-то рука потянула за куртку, но искусник бесцеремонно дернул плечом, освобождаясь, и направился в угол комнаты, к дверке, за которой не могло быть ничего иного, кроме туалетной комнатки. Дернул на себя створку, глянул внутрь и, убедившись в правоте своих предположений, решительно шагнул вперед.

А когда попытался закрыть за собой дверь, обнаружил вклинившегося Дайга.

– Я ведь могу рассердиться, – серьезно предупредил Инквар, но напарник и не подумал пугаться.

Ответил лучащейся весельем улыбкой, сунул в руку записку и отступил, не мешая запереться на засов.

– Смелый какой, – сердито сопел искусник, отбрасывая в сторону бумажку. – Ну и чему так обрадовался, интересно? Хотел показать, какие мелкие и глупые у меня проблемы, или предложить свою поддержку? Ну пусть предлагает, отказываться не стану, куда мне без него. Но детей не брошу, пусть и не надеется. Я и калечный не беззащитная обуза. Труднее будет, не спорю, но выстою. Должен. Иначе ради чего я столько лет корпел над книгами и возился с ювелирным кофром?

Он сбросил куртку, осторожно снял сапоги и верхнюю одежду, расстегнул пояс и жилет с поредевшими запасами. Рассмотрел на рубахе засохшую кровь и признательно усмехнулся. Все-таки Дайг молодец, любой другой на его месте, обнаружив потерявшего сознание друга, постарался бы его раздеть, умыть и все тому подобное. И вместо благодарности получил бы в ладони несколько иголок с самыми разными зельями, от сонного и красящего в синюю крапинку до яда, противоядие к которому может сделать только сам Инквар.

Пригоршня пахнущего ромашкой мыла и несколько ковшей чуть теплой воды вскоре привели искусника в приличный вид и почти добродушное настроение, которое не особо портило скребущее душу сожаление.

Знал бы заранее, что ночники полезут напрямик, да еще и заложников притащат, не стал бы глотать столько зелий в надежде обнаружить всех бандитов, которых умный атаман непременно должен был отправить в тыл или оставить в засаде. В тот момент это казалось очевидным, и Инквар просто не имел права считать ночников совсем уж простаками. Дураки в их ремесле, как правило, долго не выживают. Да и был уже наслышан о пройдошливых и хитроумных, как лисы, атаманах гильдии, умеющих уводить из-под носа отлично вооруженных баронских отрядов жирную добычу.

«Но теперь поздно, да и глупо раскаиваться в той ошибке», – вздохнул Инквар, натягивая кем-то приготовленное чистое исподнее и аккуратно складывая свои вещи. Он ведь хорошо себя знает и в следующий раз в подобной ситуации снова не станет надеяться на чудо и поступит точно так же.

Выходит, зря прикрикнул на Дайга, вполне мог бы и остановиться на миг, не настолько уж спешил. Напарник ведь добра ему желал, вон даже бумажку сунул, небось что-то ободряющее написал. Нужно хотя бы прочесть, прежде чем выходить из умывальни.