Жемчужина (СИ) - "DinaSaifi" - Страница 2

Эмиль очень рассчитывал, что это самый Кантарини не обидит младшего брата. Хотя было очень страшно представить их вместе. Когда Кантарини выносил Теодора из бальной залы, брат смотрелся маленьким и хрупким в его руках и выглядел сломанной куклой, а не человеком. Эмилю очень хотелось расплакаться и спросить папА, что будет с Тео дальше, но он только кусал губы и молчал. Когда папА истерил, его нельзя было прерывать - он должен был высказать всё, что накопилось! Стоило только его перебить, как истерика тут же получала новый виток, грозя продлиться до утра.

Дома папина истерика развернулась во всей красе. Он в экзальтации рвал семейные фото, отправляя в мусор все кубки с соревнований Тео и его почетные грамоты. Эмиля немедленно обвинили в том, что случилось, и отправили в комнату до тех пор, пока родители не решат, что делать дальше. Эмиль, не снимая бального костюма, устало опустился на свою кровать, в ужасе прислушиваясь к папиным подвыванием. Ему было одиноко и страшно, как никогда. Он вдруг осознал, что сегодня вечером его жизнь круто изменилась. Тео больше никогда не заглянет к нему в комнату, чтобы вместе переждать папины вопли и негодования. Эмиль больше не будет расчесывать его непослушные локоны и помогать с распевкой. Теодор не будет сбегать из дома тайком на репетиции школьной рок-группы, а Эмиль не будет переживать, ожидая его до позднего вечера, порой до ночи и прикрывая от родительского гнева.

От этих мыслей стало так тоскливо, что захотелось лечь и умереть. Эмиль сидел и раздумывал, а не покончить ли жизнь самоубийством? Но его мысли о самоубийстве плавно перетекли в мысли о похоронах, о музыке и в голове у него зазвучала мелодия реквиема. Эмиль сам не понял, как начал привычно записывать ноты, стараясь успевать за музыкальной фразой, крутящейся в голове…

Через час наброски реквиема были написаны, и Эмиль, подперев голову, думал, что если жизнь в родительском доме стала так невыносима, то, наверное, ему пришло время изменить жизнь. Он снял серый костюм, который родители ему купили для Бала дебютантов в последний момент в магазине готовой одежды в отличие от белого фрака, который сшили к дебюту для Теодора. Родители не рассчитывали брать Эмиля на бал, но в приглашение было вписано и его имя, поэтому папа между визитами к парикмахеру и на маникюр и прикупил Эмилю костюм для бала. «Все равно тебя в углу никто не увидит!» - вынес тогда вердикт папА.

Эмиль надел привычную для него одежду и достал из-под кровати большой чемодан. В нем, как в сундуке, хранились работы Эмиля. Прежде, чем его закрыть, Эмиль положил сверху наброски реквиема и вздохнул. Чтобы довести его до ума необходимо сделать оркестровку, а это дело долгое и кропотливое. Он дал себе слово, что непременно закончит его, когда у него будет на это время. И место.

Когда папА и отец под утро устали и уснули, Эмиль подхватил чемодан и тихо вышел на улицу. Понимая, что обратной дороги не будет, он оставил свой ключ от родительского дома на гвоздике у двери. Скорее всего, он больше НИКОГДА не вернется домой. Он представил, что сделает папочка, обнаружив пропажу среднего сына. Он порвет и его фото.

Эмиль понимал, что его поступок сродни самоубийству. Для родителей он будет все равно, что мертв. Аллистэйр не прощал неповиновения и непослушания. Он так и не простил старшего сына, несмотря на то, что Анджею удалось сделать карьеру военного и составить удачную партию. Только не для папы! Папа похоронил память о старшем сыне. Точно также, как сегодня ночью отказался от младшего, побег Эмиля тоже будет расценен, как предательство, а значит… Значит, у него больше нет сыновей!

Чемодан оказался неожиданно тяжелым. Эмиль раньше никогда не носил тяжестей и поэтому чемодан тащил по несколько шагов, пытаясь перевести дух. Когда он добрался до остановки муниципального транспорта, то еще не представлял, что делать и куда идти дальше. Карманных денег почти не было, да и делать Эмиль мало что умел. Вести хозяйство, немного готовить и всё! Он мог приготовить семейный обед или ужин, но устраиваться работать на кухню с такими навыками просто несерьезно. Он хорошо умел музицировать и писал музыку. Но папочка всегда жестко высмеивал его сочинения. Ведь всем известно, что только альфы могут писать приличную музыку, но омеге зарабатывать подобным образом - моветон! Может, ему стоит попытаться давать уроки музыки детям? В любом случае, прежде, чем искать работу, надо было найти, где оставить чемодан.

И вот тогда ключик, незаметно висящий на шее, дал о себе знать. Эмиль вспомнил о домике Анджея. Брат говорил, что будет рад, если они придут к нему в гости и, в крайнем случае, можно будет оставить у него чемодан, хотя бы в гараже? Водитель первого автобуса, который подъехал к остановке, помог Эмилю затащить чемодан внутрь, а потом вытащил его из автобуса возле межуровневого лифта.

Когда Эмиль поднялся на поверхность, он понял, что сейчас совсем раннее утро и солнце только-только всходит над горизонтом. Пораженный Эмиль остановился. Они семьей жили на минус втором уровне в комфорте кондиционированного воздуха, и утром там просто начинал светлеть купол, который обозначал небо. Такой восхитительный рассвет Эмиль видел впервые. Он с горечью подумал, что его новая жизнь начинается на рассвете, и помолился про себя, чтобы встретить Анджея и узнать, что же произошло с Теодором и как можно ему помочь.

Перед входом в военный городок был КПП. Он там был, скорее, для видимости, чтобы посторонние машины не заезжали, да гости не забывали, что это территория военных! От КПП выделили Эмилю сопровождающего, когда узнали, что он брат того самого ЖНЕЦА. Молодой альфа, пыхтя, донес чемодан до дверей дома Анджея и ушел только, убедившись, что ключ, который висел на шее омеги, действительно подходит к замку в двери домика, окрашенного в лимонный цвет.

Едва Эмиль повернул ключ в замке, как дверь распахнулась и на пороге показался старший брат Энжи. Он подхватил чемодан из его рук и ласково улыбнулся.

- Эмиль, дорогой, ты, что, захватил с собой часть стены родительского дома? Почему такой тяжелый чемодан?

Эмиль не знал, что ответить. У него вдруг перехватило горло, и он боялся, что вот-вот расплачется. Он с облегчением почувствовал, что не одинок, что теперь всё точно обойдется и наладится.

- Эмиль не молчи, ты меня пугаешь, - улыбнулся Анджей, - доброе утро, братик. Завтракать будешь?

Анджей бросил в коридорчике чемодан и затащил на кухню слабо упирающегося брата. Там уже сидели Тео и приснопамятный Кантарини. Он-то что забыл на кухне брата? Усадив Эмиля за стол, Анджей силой сунул ему в руки стакан с водой. У того от переживаний тряслись руки, и состояние было, словно он опьянел. Анджей, заметив состояние брата, внимательно заглянул в его растерянные глаза.

- Ты ушел из дома, - тихо, то ли спрашивал, то ли утверждал Ангел.

Эмиль посмотрел на него и кивнул головой.

- Молодец, давно пора. Ты уже взрослый, надо жить самому, взрослеть, умнеть. Ну же, взбодрись, ты стоишь на пороге большого приключения под названьем ЖИЗНЬ, не надо делать первые шаги с лицом обреченного на муки человека, - приобнял его Анджей. В ответ Эмиль обхватил его руками и громко вздохнул. - Ну же, братик, улыбнись, ты не один, я рядом, и мелкий здесь, смотри, тут все свои.

- Эмик, а что ты из дома уволок такое тяжелое? - Тео пыхтел, приподнимая чемодан. – Неужели, реально кирпичи? Или это соседский садовый гномик? - увидев удивленный взгляд Анджея, протянул, - А что, он ему всегда нравился, может, он решил с ним не расставаться!

- Я взял только самое дорогое - свои партитуры, - Эмиль открыл чемодан, из него прямо под ноги Доминика вылетело несколько нотных листов. Отбросив крышку, Эмиль показал полный до самого верха чемодан. Там были папки с завязками, и просто связки нот, перетянутые веревкой, скатанные в «трубочку» и перевязанные красивым бантом. И еще много просто листов, скрепленные между собой степлером. Доминик внимательно рассматривал поднятые листы.