Любовь без поцелуев (СИ) - "Poluork" - Страница 29

Но у меня своя цель. Выбегая на площадку, я выискиваю взглядом Толика Евсеева.

Действительно, это забавно…

Господи, что я видел, чтоб мне этого не видеть! Кажется, моя больная фантазия едва не стала реальностью. Стас позвал меня на тренировку. Отказываться я не стал. Во-первых, как я уже понял, это «честь». Во-вторых, мне было скучно, да и в форме держать себя не мешает. Я не прогадал – в подсобке я нашел батут. Сальто я научился делать совсем недавно, причём тренировался я с подсознательным желанием упасть и убиться. И сейчас, спустя время, мне снова захотелось рискнуть – получится? Не получится?

Получилось, и хорошо получилось. И Стас смотрел. Он едва дыру на мне не просмотрел. А потом подошёл и сказал, что больше не будет называть меня пидором. О! Сказать, что я удивился – ничего не сказать. Отношение других парней ко мне – брезгливо-настроженное – явно не изменилось. Я вдруг понял, что они в жизни не позвали бы меня с собой, не пустили бы в душ, но Стаса ослушаться не могут. И не хотят. Да, это, блин, заметно. Они смотрят на него, повторяют за ним, ищут его одобрения. Он для них, и впрямь, авторитет.

А потом была душевая и ужас, который, дай мне бог, забыть до завтра. Вовчик делал Стасу массаж! Массаж! При всех! Это, вообще, нормально?

Это было хуже картинок, которые я крутил себе в мозгу. Стас сидел с отрешенно-расслабленным лицом, а Вовчик растирал ему плечи. Причём, судя по его лицу, неизвестно, кто из них больший кайф получал. У меня в ту секунду в голове что-то щёлкнуло и картинка с поцелуями обрела большую реалистичность.

Самое оригинальное, что тот же Рэй не увидел в этом ничего предосудительного. Спокойно смотрел на то, как один его друг – натурал-гомофоб ласкает другого натурала-гомофоба. А в том, что это были ласки, я поклясться могу. Я в этом что-то, да понимаю. Достаточно было посмотреть на их лица. Дааа… «Обожаю» эти мужские обнимания. Потом я вспомнил слова Игоря о том, что Стас не развлекается в душе. Ни с девочками, ни с мальчиками. Вспомнилась его манера подходить слишком близко, прижиматься, постоянное желание ударить. И жутковатая в своей неприглядности мысль закопошилась в голове: Стас Комнин – импотент. Он не в состоянии чувствовать сексуальное удовольствие, поэтому спокойно ходит голышом при всех, прижимается к другим, поэтому такой изобретательный в своей злобе. Твою мать…

Стоп, лучше не думать на эту тему.

Я знал, что уровень человеческой подлости в интернате явно зашкаливает, но насколько, понял только сегодня. День прошел как обычно – скучно и голодно. Вечером Стас утащил Игоря по каким-то таинственным делам, Банни решила, что неплохо бы и поучиться, и общаться было не с кем. Я брёл по коридору, гордо игнорируя взгляды и смешки, и думал о том, как я сейчас в комнате поем шоколада. Спирит, чудесный мой друг, купил их целую уйму – тяжелых молочных плиток, и Стас на них не покусился. Ещё один штрих к его ненормальности – он сладкого не любит.

– Привет, ты Макс?

Я очнулся от своих невесёлых мыслей. Передо мной стоял невысокий мальчик лет четырнадцати с такой необычной внешностью, что я удивился, как не заметил его раньше. Большие тёмные глаза. Смуглая, цвета кофе с молоком, кожа. И черты лица… Не мулат, но что-то в этом роде. Квартерон – о, я вспомнил это слово. Да. Чёрные, жесткие, мелкими колечками вьющиеся волосы. Очень пухлые губы. И какое-то совершенно мёртвое выражение глаз. Я не смог ответить, только кивнул, глядя на странное создание.

– Привет, – поздоровался он ровным, неживым голосом. – А меня зовут Лена.

====== 9. Насильники и жертвы ч.1 ======

Прошу прощения за долгий перерыв. Мы болели, на нас плохо подействовало крушение сайта, у нас появилось множество новых идей, но бросать начатое мы не собираемся. Конечно, размеры написанного, по-прежнему, удручают, и если у кого по этому поводу есть претензии – выскажите мне в комментах. Вообще, выскажите хоть что-нибудь. Также хочу поздравить всех читающих, во-первых, с очередным концом света, во-вторых, поздравляю с Днём рождения товарища Сталина, а всех пастафарианцев – с Пятницей!

– А? – я не понял, – Лена? Почему Лена, ты же мальчик? Мальчик же, да?

– Нет. Не мальчик, – так же безэмоционально проговорило странное существо.

Я внимательно его оглядел. Худой, невысокий. Одет в эти вечные прямые брюки, но, почему-то, в фиолетовую футболку с изображением паука. Женскую футболку.

– А… А кто? – что-то во всём этом мне не нравилось. Очень не нравилось. Что-то в мальчике (нет, это определённо мальчик!) меня настораживало.

– Шлюха, – заученно ответил он, как будто ждал этого вопроса. – Минет – двести рублей и пачка сигарет. Если в попу, то пятьсот и твои гондоны. Если просто подрочить, то одних сигарет хватит.

– Так, подожди, – от этого «прейскуранта» у меня волосы дыбом встали, – давай, ты зайдёшь ко мне…

– Хорошо, – мальчик спокойно кивнул. Я, наконец, взял себя в руки, открыл дверь и запустил его, радуясь, что на этаже никого нет.

Чёрт, ко мне ещё никто не заходил в комнату, даже Игорь всё время неуверенно мялся на пороге, словно боялся, что стоит за ним закрыться двери, я брошусь на него и грубо изнасилую. А этот зашёл спокойненько. Не посмотрел ни на бардак, ни на сваленную кучей еду, ни на наполовину вываленное из тумбочки бельё. Мне, внезапно, стало стыдно.

– Ну, так это… Что ты говорил? И как тебя зовут? По-нормальному?

– Лена.

– Нет уж, извини, тебя должны как-то по-другому звать. В нашей стране мальчиков не называют Ленами.

– Я не мальчик, я блядь.

– Слушай, сядь, давай поговорим…

Он спокойно присел на кровать. Спокойно? Нет. Отрешённо. Словно, частично, он не здесь. Такая пустота в глазах…

– Так, ну, Леной я тебя называть не буду… Лёня! Будешь откликаться на Лёню? А шоколадку будешь?

– Если целая, то пойдёт вместо сигарет.

– Это ты сейчас в каком смысле? – я снова перепугался. Да что это за ребёнок такой? Ведь совсем ещё ребёнок, какого хрена он несёт?

– Я же сказал…

– Ты это… Ты не шути так, – я продолжал с ужасом таращиться на смуглокожего. Чтоб как-то отвлечься, я отвернулся, достал их своих вещей шоколадку и протянул ему. Тот взял без всякого интереса и впихнул в карман. – Ты это… Лёнь?

– Про тебя говорят, что ты гей, – мальчик всё смотрел. Глаза у него были тёмные, не то тёмно-карие, не то, вообще, чёрные.

– Ну, говорят, и чего?

– Хочешь?

– Т… твою м-мать! Тебя, что ли? – если бы мне волосы не обрезали, они бы встали дыбом. Какого хрена здесь творится? Мальчик продолжал равнодушно смотреть на меня. Казалось, его не волновало, соглашусь я или нет. Только кивнул.

– Эээ… – мне вдруг стало жутко от его потерянного, остановившегося взгляда. От самой ситуации. – Лёня… А ты какого хрена… А ты, вообще, как, нормальный?

– Нет.

Вот и поговорили. А может, он сумасшедший? Нет, правда, какого чёрта он тут устроил? Лена… Что-то смутно мелькнуло в голове…

Ложка. Ложка с дырочкой в ручке, которую кто-то положил на стол. «Бля, это Ленкина ложка… Какая сука её сюда припёрла?» – и тяжелые взгляды Вовчика и Танкиста, виноватый – Игоря, непонятный, непроницаемый – Стаса.

– Я ничем не болею, – мальчик вдруг стащил через голову свою фиолетовую футболку. Я на секунду засмотрелся – какой приятный оттенок кожи, почти как у Мигеля. Но рёбра торчат, как у узника Бухенвальда, плечи узенькие, ручки как прутики. Нет, симпатичный ребёнок, конечно… Бля, о чём я думаю! Этот тип. Предлагает. Мне. Себя. Ёпт… Может, врача позвать?

– Тебе лет сколько? – мрачно спросил я, с трудом отводя взгляд от маленьких, меньше рублёвой монетки, сосков.

– Четырнадцать.

– Твою мать! – меня затрясло. Ну, у меня тоже первый секс был в четырнадцать. Но то было совсем другое дело! Мы со Спиритом были ровесниками и нам одинаково хотелось… – Тебе четырнадцать и ты сосёшь у старшеклассников… за сигареты? Блядь!

– Ага. Я блядь, – мальчик (Лёня? Лена?) опустил взгляд на старенькие, стоптанные кроссовочки.