Любовь без поцелуев (СИ) - "Poluork" - Страница 41

Во новость!

Всю оставшуюся часть дня я, почему-то, ждал вечера. Я, почему-то, ждал того момента, когда Макс придёт. Если честно, ни до чего я умного так и не додумался. Все мысли были как какое-то кольцо: Макс – сволочь и педик, я прав, вломив ему за Леночку – он должен подойти и извиниться – потому что я хочу, чтоб мы продолжали общаться – хотя он сволочь и педик. А почему он сволочь и педик? Потому, что позвал к себе Леночку, а не прогнал на пинках! Логично? Нихрена не логично, но жизнь, вообще, штука нелогичная.

Окончательно запутавшись в колючей проволоке внутри своей башки, я отправился на кухню.

«Ничего ему не скажу. Нет, скажу. Нет, не скажу. А что я ему скажу?» – думал я, высыпая картошку в поддон и врубая воду.

Макс появился в этот момент. Краем глаза я заметил, что у него страшные синяки под глазами и лицо, как будто, опухло. И запах – я уловил тонкий запах одеколона и…алкоголя. Пил он одеколон, что ли? Или пил, а потом одеколоном сбрызгивался? Хрень какая-то в голову лезет.

Я поднял взгляд. Вид у Макса был совсем потерянный, совсем не похожий на его обычное выражение – где упрямство, где задор, где «плевать-на-вас-простые-смертные» взгляд? Что случилось? Не мог же он сломаться так быстро? Вдруг захотелось всё бросить, подойти, развернуть его лицо к свету и спросить: «Что случилось? Кто что сделал?» А потом найти этого кого-то и…

Да что это я – совсем мозгами поехал!

– Вон – ножик, вон – табуретка. Бери ведро, ну и … – я отвернулся, пытаясь собраться с мыслями.

Что игнорировать его и сегодня, и завтра, и послезавтра у меня не получится – это я уже понял.

====== 12. Мирись-мирись-мирись... ======

Мне припомнилась наша первая встреча – дуэль взглядов. А сейчас это, почему-то, напомнило пинг-понг или бадминтон. Смотрим друг на друга по очереди. Макс молчит, вертит в руках картофелину, как будто первый раз вообще такую штуку в руках держит. Я почистил уже пять.

Я поверил в существование чертей. Они тянут меня за язык. Я не могу молчать. Я не могу не смотреть на Макса. И он тоже посматривает на меня как-то странно. Кайфанулся, что ли?

Кто-то должен начать этот разговор.

– Ну, и чё ты, долго собираешься так сидеть? Нам эти пять вёдер на двоих дали, я за тебя чистить не буду!

– Ну, и не надо, – равнодушно отвечает Макс, вновь поднимая на меня взгляд. Я принюхиваюсь – ну, точно, какой-то спиртягой шибает.

– Эй, Макс, ты пьяный, что ли?

– Ничего я не пьяный, отвали!

Ага, а я, блин, не вижу! У него движения стали неуверенными и язык словно заплетается. И где это он успел?

– Ты что, нашу заначку трогал?

– Ничего я не трогал! Отвали, Стас, ты ведь со мной не общаешься, и вообще…

Вот то-то и оно, что вообще. Я тоже решил, что не общаюсь. А сейчас – не могу. Хочу говорить с ним и чтоб он отвечал. И чтоб смотрел на меня, в глаза смотрел, как раньше.

– Это ты со мной не общаешься! – я отрезал кусок от картофелины и пожевал. Невкусно. Макса, вроде, проняло – он поднял глаза.

– Стас, ты когда головой ударился?

– Давно, а что?

– Стас, слушай меня, я говорю раздельно. Ты вчера устроил мне скандал. Избил меня до синяков. Дал команду «фас» всем своим интернатовским подпёздышам, чтоб меня начали третировать. И теперь ты говоришь, что я с тобой не общаюсь?! Ты идиот?

– Нет, это ты вчера мне сказал! Что ты мне деньги даёшь и хватит с меня! – я, от внезапно нахлынувшей злости, швырнул картошку в бак так, что вода выплеснулась. – Да ещё этого пидора к себе приволок и сидел с ним там!

– А тебя-то это как ебёт? – Макс ковыряет картофелину, вместе с кожурой срезая с неё половину. – Что тебе, вообще, от меня надо?

Бля, какой хороший вопрос. Вот я и сам себя спрашиваю, а ответить нечего. Денег? Деньги – это, конечно, хорошо. Это очень хорошо. За деньги можно достать выпивку и сигареты, порнуху можно. Если ты можешь такое покупать, то ты крут. Очень крут. Любая мразь будет к тебе подлизываться. Любая девка даст (кроме Банни), как бы ты ни выглядел и что бы ты из себя в этом смысле не представлял. Уборщицы и прочая обслуга скажут, что не видели тебя там, где тебя быть не должно. Деньги могут очень многое, я рано это понял. Лет в девять-десять и тогда же решил – как, неважно, но они у меня будут. Ну, а как может достать их такой, как я? Правильно, проще всего отобрать у других. Сначала было сложно. Люди держатся за свои бабки, знаете ли. Но люди – боятся. Боли, к примеру. Или того, что про них что-нибудь узнают и расскажут всем. Или просто боятся не пойми чего. В последние два года появился ещё и покер. В карты я всегда хорошо играл. В дурака, в доллар – в такую фигню. Но покер у нас тут прижился. Он заставляет чувствовать себя нереально крутым. А ещё, в покере можно дурить противника по-всякому. Большинство не понимает, что, когда я сажусь играть вместе со своими – с Вовчиком и Банни, например, то они всегда играют за меня. Наша задача втроём – чтоб выиграл я. Однажды мы физрука на ползарплаты разули. Да, деньги – это очень круто. Но деньги – это ещё не всё.

А Макс… Макс – это не только деньги. Не знаю, что ещё.

– Извинись! – что я несу? Макс прихуел и некоторое время рассматривал то меня, то картошку, то ножик у себя в руках. Я, почему-то, с ужасом подумал, что он сейчас начнёт резать себе руки – видел такое однажды. Странное у него было лицо, а я смотрел и пытался понять, что с ним творится. Люблю знать, что у людей на уме.

– А больше ничего не хочешь? Может, тебе ещё и носки постирать?

– Мне, и так, есть кому носки стирать.

– Вот с фига я должен перед тобой извиняться? Ты на меня наехал, а я ещё и виноват. Пиздец, Стас, – он вдруг выпрямился и посмотрел мне в глаза. Его взгляд блестел – неожиданно задорно и слегка нетрезво. – Слыхал выражение: «Если женщина не права, то извинись перед ней»? Ты что, женщина?

– А похож? – я вытащил из ведра откровенно гнилой клубень, ковырнул его пару раз и отправил к очисткам.

– Только на очень уродливую! – Я понимаю, что Макс не совсем трезв и его несёт. Заметил я за ним такое – он и по трезвянке может наговорить или сделать что-нибудь эдакое. Вроде и боится, а всё равно говорит и делает. Характер, значит. – Хотя нет… Даже бучи такими не бывают.

– Кто?

– Ну, ты дикий, как снежный человек. Бучи, лесбиянки мужиковатые. Тебе нравится порнуха с лесбиянками, а? – вдруг спрашивает он и я теряюсь.

– Ну, да, – как можно небрежней отвечаю. Вообще-то, мне глубоко пофигу на порнуху с лесбиянками. Да и вообще, на порнуху, которую я когда-либо видел. У меня встаёт, когда я вижу, как кому-то из-за меня херово. Или когда делаешь что-нибудь, вкладывая все силы, а потом с восторгом смотришь, как оно получается. Или от тренировок. От драки. От массажа. Или просто так. Но вот от порно – как-то не очень.

– А мне нет… – грустно отзывается Макс, вертя в руках очередную картофелину. – Не буду я перед тобой извинятся, не за что. Это, вообще, ты должен извиниться.

– Я, что ли, с Леночкой зажигал? И давно ты с ним? – выпалил я ещё со вчера мучающий меня вопрос.

– А тебе-то что? Стас, ты попробуй осознать, это всё, – Макс неопределённо махнул рукой с искромсанной картофелиной, – не твоё. Мир не обязан тебе подчиняться. Если кто-то хочет – пожалуйста. А я – нет. Я тут вообще проездом, в середине декабря меня не будет.

– А дотянешь? До середины декабря? Макс, я если захочу, могу устроить тебе ад. Тебя тут не трогал ведь никто пока. Я имею в виду, по-настоящему. Ты даже не знаешь, – меня самого увлекла эта мысль, – как весело можно проводить время. Твои вещи превратились бы в мусор. Ты ходил бы весь избитый. Если бы что-то происходило, виноват был бы ты. И никто бы тебя не пожалел. Ты не мог бы нормально есть. Спать. Учиться. Ты бы сбежал отсюда через неделю, если бы хватило сил. Или полез бы в петлю. У нас тут был такой один, офигенно борзый, всё ходил и рассказывал, какой у него папа дохуя крутой авторитет… Знаешь, что такое «туалетный утёнок»? Это когда человека связывают и просто ссут на него. Он потом повеситься пытался, – Макс смотрел с ужасом и отвращением, плечо задёргалось, он явно пытался представить себе эту ситуацию, – я не дал. Неинтересно же…