Любовь без поцелуев (СИ) - "Poluork" - Страница 48

– Кто? – дыхание перехватило.

– Стас. Нет, не то, что ты подумал, нет, конечно! Если бы было изнасилование, он бы сел. Нет, это что-то вроде ритуала… Что-то реально мерзкое, как я понял. И этот парень попытался повеситься. А Стас ему не дал. Типа, живи теперь с этим. Ефремов сбежал, потом его забрали.

– Ужас какой!

– Я тогда только сюда приехал. Как раз отсюда уехал предыдущий сосед Стаса – ну, просто его родители уезжали куда-то, чуть ли не за границу. И Стас предложил жить с ним. Я так всего боялся, а особенно боялся Стаса, что согласился. Думал, что если откажусь, он и со мной так же.

– А он?

– Ну, он может ударить, конечно, когда у него хреновое настроение, и в жизни не извинится после этого. Но, при всех его психозах, он – неплохой друг, – казалось, Игоря самого удивила эта мысль, – и за тех, кого считает «своими» – порвёт. К этому привыкаешь. К Стасу привыкаешь.

…Мы ждали. И дождались. Танкист, радостный и довольный, прибежал к нам, издалека начав что-то вопить и размахивать руками.

– А ну, заткнись и валим, – скомандовал Стас, – нехуй тут стоять у всех на виду.

Мы завалились в какую-то комнатёнку, заваленную мягкими игрушками – для младшеклассников.

– Ну?!

– Ну, короче, вот, – начал рассказывать Танкист, – короче, открывают они такие двери. Ну, а там я, ещё пара пацанов – типа, помочь. Нам по сотке пообещали, типа, за помощь. Там ещё сказали, типа, разберут их сейчас. Ну, тут они такие заходят...

– Ещё одно «ну» и «короче» – я тебе морду разобью, – пообещал Стас, – рассказывай так, чтоб я понимал!

– Ну, ко… Эээ… Они заходят – а там плакатики, – Танкист принялся помогать себе жестами. Я уселся на маленький диванчик и в следующую секунду, сбросив на пол огромного жёлто-розового зайца, рядом уселся Стас. Чёрт, а я надеялся – Игорь. Ну вот, опять. Опять он слишком близко, я чувствую жар его тела через одежду. Нужно отодвинуться или, лучше, встать, но какой-то бес нашептывает мне в ухо, что ничего, ничего, Стас ничего не поймёт, если я немного посижу рядом и поприжимаюсь – совсем чуть-чуть…

– Они к ним – типа, чё за херня? Ну, там, тот мужик, который старый – физрук его батей называл и свёкром…

– Сука, своим родственникам продали, – Стас рядом напрягся и расслабился, – ну и?

– Ну, что «и»? Старик и физрук пошли к плакатам, стали убирать и тут! Хрясь! Сверху! Вообще чётко! Старика так окатило, он стоит и воет, физрук успел отскочить…

Я разочарованно застонал.

– Но тоже ему досталось, по плечу и боку. Круто! Вообще круто! И ведро потом свалилось прямо на станок, гвозди там и всё это! Директор забегал, заорал! Эти в медпункт пошли. Ща тебя, Стас, искать будут.

– Ну, это ясно, – Стас улыбнулся своей знаменитой кривой улыбкой, – это фигня. Главное, мы смогли!

И все заулыбались в ответ, как будто, и впрямь, сделали что-то, чем можно гордиться. Я и сам почувствовал, как грудь распирает чувство довольства собой. Ну, ещё бы! Я ведь сам эти штуки устанавливал! Эх, жаль, Танкист, а не я, видел всё собственными глазами. Жаль, что физрука зацепило чуть-чуть. Но, всё равно, сработало! Сработало!

– Вышло, – я, от избытка чувств, двинул Стаса по плечу, – блин, подумать только!

– Да вообще, – Стас подскакивает и пинает зайца, – офигенно! Банни где, кстати?

– А она это, пошла посмотреть, как они там в медпункте. А что теперь?

– А что теперь? – удивляется Стас, бродя и сбрасывая игрушки с полок. – Мы ничего не знаем. Мало ли, кто это мог сделать, и вообще…

– И вообще, там же закрыто было, – подаёт голос Игорь, – это, наверное, вообще кто-то из обслуги. Или сам Сергей Александрович отомстить решил.

– Точно, – соглашается Стас, – к нему все вопросы.

И швыряет в меня каким-то плюшевым зверем. Мы сидим, ржём, перебрасываемся игрушками. Прибегает Банни и, довольная, рассказывает, что старику рассекло кожу на голове и он ухитрился разбить очки, а физруку попало по уху. Ну, и одежда, конечно, вся теперь негодная. Стас обещает это дело отметить.

Чёрт, впервые за все дни, что я здесь, я чувствую себя счастливым и умиротворённым.

Ну, конечно, нас потом – меня, Стаса и Рэя – потащили на допрос. Мне, как часто случается, стало смешно.

– Ты чему радуешься, урод? – возмущался директор, вставая на цыпочки и пытаясь заглянуть Стасу в глаза.

– Да так, настроение хорошее. Солнышко светит, птички поют, – Стас махнул рукой за окно, где, как на грех, ещё со вчерашнего дня держалась стойкая облачность и небо было цвета сырой штукатурки. Я не выдержал и заржал в голос.

– А ты чего смеёшься? Тоже птички?

– Ха-ха-ха… Ой, не могу… Смех продлевает жизнь и заменяет сахар. А сегодня на завтрак опять какао было несладким… ха-ха… Опять же, каникулы и… ой, не могу… Солнышко светит…

– Объяснительные пишите!

– Насчёт чего?

– Эээ… – директор и сам не знал, насчёт чего – когда были сделаны ловушки, он не мог узнать. – Где вчера вечером были!

Ой, ха-ха три раза! Ведёрки были подвешены позавчера!

Стас что-то пишет своим странным почерком. Вспоминаю, как мы писали здесь объяснительные в первый раз – сидели, и я его ненавидел. А сейчас – лучшие друзья-заговорщики, бляха-муха. Как так вышло? Как?!

Разбираю среди всего у Стаса: «Вёл разговоры о смысле жизни и этической философии.» Да, юмор у Стаса отпадный. И главное, пишет с таким серьёзным лицом! Даже я не в курсе, что такое этическая философия. Ладно, я тоже что-нибудь придумаю.

– Веригин, ты что такое пишешь, а?! – орёт директор, читая.

– А ну-ка, ну-ка, – Стас перегибается через стол и читает: «…потом дрочил, думая о Мерлине Менсоне.»

– Пошли отсюда оба! Рейкина позовите!

Рэй, со своим обычным сонным видом, заходит в кабинет, а мы прислушиваемся. Директор всё повышает и повышает тон, в ответ – тишина.

– Ну-ну, добьётся он от него чего-нибудь. Нас c Рэем однажды наказали, поставили около доски. В восьмом классе дело было. Так он, стоя, уснул, пока училка распиналась, какие мы оба долбоёбы.

– А ты?

– А я мел в это время съел.

– Зачем?

– Кальция не хватало. Она потом бегала, искала, чем на доске писать.

– А за что вас наказали?

– Да не помню уже… Чё за Мерлин Менсон?

– Да это прикол такой. Менсон – певец, он страшный очень, ну, у него имидж такой, он одевается так и вообще… На него не то, что дрочить – на него и смотреть не всем рекомендуется.

– Ага, – кивает Стас, – подъебал директора, типа?

Мы идём по коридору. Сейчас, на каникулах, форму носить не обязательно. На Стасе – простые синие джинсы и чёрная футболка, даже на первый, беглый взгляд – всё дешёвое, заношенное, и похоже, слегка ему мало.

– Сегодня отметим, – говорит он, – каникулы, опять же.

– Ром будем пить?

– Не, ром оставим. Когда народ в последний день вернётся, мы покер замутим. Умеешь играть в покер?

– Умею чуть-чуть.

– Ничего, – он слегка наклоняется и говорит прямо в ухо, так, что горячие мурашки ползут по затылку, – я тебя научу.

Вечером мы сидели в комнате, где стоял телевизор. Там я познакомился с представлениями Стаса о «хорошем кино» – он приволок и поставил древнюю кассету со «Смертельной битвой». Мне от ностальгии прямо заплакать захотелось.

– Тебе нравится «Мортал Комбат»?

– В реале.

– Это как? В смысле?

Вместо ответа Стас встал, имитируя боевую стойку и, продолжая смотреть мне в глаза, резко выбросил кулак. Очень быстро и очень резко – я едва успел отпрыгнуть и он лишь слегка впечатался мне в грудь.

– Тебе бы на какие-нибудь боевые искусства ходить, – я потёр место удара и сел в кресло, игнорируя его приглашающий жест, родом, похоже, уже из «Матрицы».

– Ага, – согласился Стас, – да только, кто их здесь будет вести? Тут по бумагам значится, что у нас есть баскетбольная секция, футбольная и лёгкая атлетика, за них наш физрук деньги получает, а кто их видел? Съебись, Макс, это моё кресло.

На столе стояли две бутылки водки, двухлитровый пакет с томатным соком, несколько банок с консервами – тушёнка, сайра, шпроты. Батон. Коробки с «дошираком». Две большие упаковки сушеных кальмаров. Пластиковые стаканчики и вилки.