Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок - Тихомиров Валерий - Страница 48
- Предыдущая
- 48/87
- Следующая
— Однако, пьет, как папа, — сделал умозаключение Сократ под аналогичную дозу «Менделеева».
— Тойон! — с блаженной улыбкой поддержал его Диоген.
Двери снова открылись. Вошли Рыжов и Чегевара. У них денег на водку не было. В оперативных целях они взяли пива и сели у окна. Чегевара поправил воротник и трижды высморкался. Экстрасенс шесть раз причесался, меняя направление зигзагом.
Артур Александрович Кнабаух, оставаясь незаметен в тени фонарного столба, достал блокнот и перевел:
— Объект на месте. Аура сиреневая. Чакры закрыты. — Он аккуратно спрятал шпаргалку в карман и добавил тем же тоном: — Зачем он ушел из дурдома?
По другую сторону столба Коля-Коля синхронно выразил недоумение крюком слева.
Альберт Степанович Потрошилов сидел за стаканом алкоголя в обычной забегаловке. Для большинства землян это было заурядным явлением. Для его мамы, бывшей учительницы биологии, приравнивалось к катастрофе. Сам Алик открывал горизонты. После второй порции все вдруг встало на свои места. Розовая пелена упала с глаз. Прямо на Люду. Окрашивая ее в нетрадиционный цвет. Альберт снял очки. Его интеллигентное лицо неожиданно, как молния, прорезала ехидно-ироничная улыбка. Капитан Потрошилов расправил плечи и сказал дружественно настроенному пятну напротив:
— Лесбиянка мерзкая!
Доктор Распутин, ничуть не смущаясь тем, что расплывается на глазах у окружающих, тут же отозвался:
— Мо-ло-дец! Прозрел, на…конец?
— Клин вышибают Климом!
— Поедем к цыганам?
— К цыганкам, — строго поправил его Алик.
— Тогда предлагаю плеснуть в душу за прекрасных дам.
— И за то, что мы их — АМ! — плотоядно зарычал Потрошилов.
Он почувствовал себя уходящей в небо ракетой. Внутри бурлило реактивное топливо, сопла ноздрей извергали пламя, а бортовой компьютер логично выстраивал новый курс жизни. Алик нахально откинулся назад, на спинку стула, и нескромно расхохотался. Такое он позволял себе один раз в год. На День милиции. Оставаясь один в комнате дежурного. Ибо его постоянно ставили в праздник на смену как единственного непьющего сотрудника.
К вечеру под второго «Менделеева» выяснилось, что цыган в Питере мало. А те, что есть, никак не вызывали желания к ним ехать. Особенно к цыганкам. Тем временем, по мере опорожнения тары, Альберт Степанович взлетал все выше. Алкоголь проникал в поры, окончательно, преображая его личность. Даже мешковатый милицейский мундир неожиданно оказался узок в плечах. Отчего был залихватски расстегнут на две пуговицы.
— Без женщин мир теряет смысл, — Потрошилов огляделся.
Якуты мгновенно исчезли под столом. Рыжов сотворил пентаграмму для отвода глаз, защищая себя и Чегевару от непрошеного внимания. Алик укоризненно моргнул. Даже без очков было видно, что слабого пола в «Старом Дятле» нет. Он в один прием допил остатки «Менделеева» и закусил. Бутерброд со шпротами, от неприцельно-близоруких тычков пальцами в тарелку превратившийся в пюре, застрял во рту. Полкильки осталось висеть снаружи. Альберт Степанович склонил голову набок, став похож на символ кафе.
— Женщины просто так в природе не встречаются! — сказал Клим. — Я лично знаю только одно место, где они есть.
— Панель? — искушенно спросил Алик, надо сказать, без ханжеского презрения. Скорее, с любопытством.
— Это не женщины. Они притворяются, — шепотом открыл другу страшную тайну Распутин. — Женщины работают у Всех Святых! Пойдешь?
Алик подумал и ответил твердо:
— Побегу!
Они покинули «Старый Дятел». В темноте осталась светиться потная плешь бармена. На прощание дверь жизнеутверждающе хлопнула, как выстрел из стартового пистолета. С чучела несчастной птицы сошла нафталиновая лавина, засыпав Чегевару. В коротких волосах Рыжова застряло черное перо. Скользнувшие мимо якуты с уважением присели. В тундре перья носил исключительно шаман. И то по большим праздникам.
Алик и Распутин целеустремленно брели по аллеям сквера. За ними двигался целый эскорт. Якуты крались кустами. После литра местной огненной воды их качало. Кусты трещали, будто сквозь них шли лоси. Экстрасенс Рыжов тайно следил за милиционером и хирургом, не сходя с дорожки. Он не прятался. После пива Игорь Николаевич вышел на пик биотоков, лишь иногда отлучаясь в кусты. Его внимание целиком поглощала аура объекта. Полбеды, что она играла серыми красками. Вдобавок у нее была красная кайма!
Шедший рядом Чегевара шпарил молча. Только тонкие губы борца за правду беззвучно шевелились. Он сочинял на ходу письмо в комитет общественного питания. По его мнению, такими чебуреками, как в «Старом Дятле», должна была заинтересоваться прокуратура. Следом за ним прыгал Коля-Коля. Красная майка «Трудовых резервов» полыхала сквозь дождь. От резких хуков свистел воздух. На воле ему было хорошо. Хотя пасмурным вечером исчезли все тени. То есть биться было решительно не с кем.
Подслушанный в кафе разговор позволил Мозгу заплести интригу. Кнабаух, тонко просчитав ситуацию, доехал до больницы на автобусе. Он прибыл раньше всех, избежав прогулки по раскисшим дорожкам. Это было очень хитро. Вот что значит развитой интеллект!
Да, противники у Алика были достойными. Тучи сгущались. Все ближе падали снаряды. Вот-вот должна была грянуть буря. А он даже не подозревал, как близка опасность. Не предупрежден — значит не вооружен. Знание — сила, незнание — счастье. И лишь Белый Олень простирал над ним свои большие рога, защищая нового сына от неприятностей.
Больница имени Всех Святых крепко сидела посреди кое-как облагороженного пустыря. Фундамент утопал в потрескавшемся асфальте. Пандус приемного отделения припал к земле, демонстрируя неразрывную связь пациентов с почвой, как намек на конечный результат лечения,
— Альберт, — сказал Распутин, — вот место крушения надежд!
Потрошилов остановился. Остроносые туфли казенного образца чавкнули, вкапываясь в глину. Капитан встал как монумент. Без очков больница казалась гробницей фараона. Окна приемного отделения светились глазами печального сфинкса. Здесь покоилась прошлая жизнь великого сыщика. Алик обнажил голову в память о наивных заблуждениях. Он стоял, держа фуражку на сгибе локтя, и многозначительно молчал. Потому что не мог говорить. Язык устал и не ворочался.
Неподалеку изумленно хрипел Рыжов. Внезапное и полное исчезновение серой ауры его потрясло. Таких казусов история паранормальных явлений еще не знала.
— Абзац! — наконец выдавил Алик. — Пойдем дружить с женщинами.
— Против кого? — озадаченно спросил Распутин.
— Против всех!
Двое разочарованных мужчин выдернули ноги из глины и зашагали к больнице.
Гардероб больницы имени Всех Святых никак не походил на ворота рая. Скорее, наоборот. Судя по наличию церберов. Охрану, несомненно, возглавляла гардеробщица.
— Куды-ы?! — встретила она появление грязных ботинок Потрошилова.
Отреагировав поначалу на рефлексах, старушка подняла голову. Дальше шла милицейская форма. Она осеклась, но было поздно. Потрошилов ощутил женское присутствие и двинулся к ней. Без очков он ничего не видел, а потому двигался на голос. Между пересохших губ вылез язык. Свежая красная слизистая, выращенная после ожога с помощью Люды и «Олазоля», завораживающе блестела. Плотоядное движение слева направо вышло на славу. Гардеробщица ощутила горячее желание нырнуть под стойку. И не только от испуга. Почему точно, ей не вспомнилось. Видимо, в силу возраста.
Альберт Степанович тихо заурчал и пошел в атаку. Но Клим Распутин был силен и проворен.
Он сцапал друга за плечо и гаркнул на весь вестибюль:
— Туды-ы! Со мной это!
Бабушка выдохнула с видимым облегчением и затаенным разочарованием. Алик недоуменно тряхнул головой. Чего он хотел от старушки, Потрошилов не понял и сам. Хотя какие-то приятные ощущения разливались по телу от груди до… колена.
- Предыдущая
- 48/87
- Следующая