Страх, надежда и хлебный пудинг (ЛП) - Секстон Мари - Страница 24

– Ты хочешь сказать…

– Мы оставили их в тех немецких апартаментах, словно в умильном любовном гнездышке посреди холодной баварской зимы. Стоит ли удивляться.

Меня пробирало от одной только мысли, что папа занимается сексом. А уж от того факта, что он занимался им с Грейс…

– О, боже мой. Давай об этом больше не говорить. Страшно даже представить.

– Будь на ее месте другая, я был бы за него счастлив. Интересно, кто сделал первый шаг?

– Не знаю и знать не хочу. Все. Давай больше никогда не обсуждать эту мерзость.

– Если вдуматься, это даже смешно.

– Смешно? Я бы сказал «тошнотворно».

– Джонни, ну не будь так жесток. Ты что, намекаешь, что через двадцать лет у нас с сексом будет покончено?

– Надеюсь, что нет.

– Вот-вот. – Он усмехнулся. – Только представь, как оно будет ужасать нашу дочь.

Когда он подал это с такой стороны, мне тоже стало смешно. И все же… папа и Грейс? Я содрогнулся.

Раздевшись, я лег рядом с ним, и он положил голову мне на плечо.

– Так что ты собираешься предпринять? – спросил я.

– Насчет того, чтобы мы занимались сексом?

– Нет, остряк. Насчет своей матери.

– Даже не знаю. Что, по-твоему, мне следует сделать?

– Я тоже не знаю. – Я растерялся. Мне хотелось помочь ему, но я понятия не имел, что предложить. Было невозможно представить, что чувствует человек, когда на одной чаше весов лежит тяга к матери, а на другой – способность простить ее. Или когда ты уравновешиваешь свое одиночество и свою правоту.

Но я знал того, кто представить все это мог.

– Возможно, тебе стоит позвонить Анжело.

Коул с минуту это обдумывал.

– Наверное, он сможет посочувствовать больше, чем кто бы то ни было.

– В Париже Зак рассказал, что мать Анжело снова его разыскала.

Коул кивнул.

– Да. Ты прав. Он этих тем избегает, но…

– Но я уверен, что, если спросить, он ответит. Особенно, если его спросишь ты, и он узнает, почему ты завел такой разговор.

– У него другой случай…

– Да, другой. И, возможно, ответа он тоже не даст, но тебе станет легче, если ты поговоришь с человеком, который знает, каково это, по себе.

– Ты прав.

– Ого, – засмеялся я. – Неужели? Такое нечасто случается, да?

– Достаточно часто и гораздо чаще, чем мне хотелось бы признавать.

– Так ты позвонишь ему?

– Завтра. – Он повернулся, чтобы поцеловать меня. – Ну а пока…

– Да-да?

Его ладонь скользнула по моему животу вниз и приласкала пах.

– Давай займемся тем, что привело бы наших родителей в ужас.

– Я за.

Глава 9

28 января

От Коула Джареду

Ребенок должен родиться через неделю. Я так волнуюсь и нервничаю, что не могу усидеть на месте даже минуту. Джонатан с Томасом, естественно, постоянно твердят, чтобы я умерил надежды. В конце концов, после родов у Тейлор будет три дня на то, чтобы передумать. Она чудесная девушка, и ее намерения на наш счет самые искренние, но когда она увидит дочь, все может перемениться. Я знаю, что Джонатан непрерывно об этом переживает. Я же с другой стороны… Я парю. Хорошо, что рядом есть он, чтобы удерживать меня на земле.

Помнишь, я тебе говорил о том, что Джордж просит меня еще раз попробовать помириться с моей уважаемой матушкой? Он клянется, что она абсолютно искренна в своем желании наладить наши с ней отношения. Поначалу я колебался, но потом пообщался с Анжело, и разговор с ним все изменил.

По мнению Анжело согласие видеться с ней вовсе не будет значить, что прошлое волшебным образом прощено. Оно будет значить лишь то, что я не против подумать о будущем. Однако я изменил свое мнение только после того, как выслушал, через что он прошел. У меня часто возникало ощущение, что мать меня бросила, но, слушая его, я осознал, что годами себя обманывал. Когда тебя бросают по-настоящему, это гораздо больнее. Да, моя мать никогда не была идеальной, но, как заметил Джордж, идеальных родителей не бывает. Какими бы сложными ни были наши с ней отношения, я по крайней мере всегда знал, где она. Когда умер отец, мне было пятнадцать – еще не взрослый, но уже далеко не дитя, – и я знал о мире больше, чем большинство узнает за всю свою жизнь. У меня был свой дом (и не один), были средства на жизнь и, что важнее всего, было взрослое окружение, которое по-прежнему присматривало за мной. Я годами глумился над этим. В конце концов, то были просто няньки, домработницы и экономки. За заботу обо мне им платили. Конечно, мать забрала меня после его смерти к себе, но я был обозлен и по-детски заносчив. В то время, как Анжело отправляли то в одну приемную семью, то в другую, и о нем вообще никто не заботился. Жаль, нельзя вернуться назад и за эгоцентризм отхлестать себя по щекам. Знаешь, мне даже захотелось связаться со всеми своими бывшими нянями и сказать им «спасибо».

Может, однажды я так и сделаю.

Что до моей матери…

Что ж, сладость, это вновь возвращает нас к Анжело. Он теперь много читает и упомянул вот эти слова Марка Твена:

Через двадцать лет вы будете больше сожалеть о несделанном, чем о сделанном.

Эта цитата заставила меня задуматься о будущем. Я представил себя в восемьдесят или девяносто (до чего, слава богу, остается сильно больше двадцати лет). Грейс и Джорджа не будет. Что я скажу, оглядываясь назад? «Ох, как же я сожалею о том, что попытался после рождения дочери узнать свою мать»? Наверное, нет. Но вот «Жаль, что я не помирился с матерью, когда была такая возможность»?

Такую мысль уносить в могилу точно не хочется.

***

В начале февраля мы с Коулом отпраздновали год со дня свадьбы. Грейс должна была приехать на следующий день, и поскольку лишней спальни у нас больше не было, я предположил, что она снимет номер в отеле. Было немалым шоком узнать, что она будет жить у отца.

– Господи, папа! – не выдержал я. – Ты же едва ее знаешь!

– Я знаю ее достаточно хорошо.

– Что, после того, как вы неделю прокувыркались, как дети, в Германии?

– Все было не так. – Он поморщился. – Ну, не совсем.

– Ты ее любишь?

– Не так, как любил твою мать, если тебя интересует именно это.

– То есть, у вас просто секс? – Было отчасти забавно вести с отцом такой разговор. Я хорошо помнил, как он задавал те же вопросы про Коула.

Отец раздраженно вздохнул и потер пальцами лоб.

– Не то чтобы, Джон, тебя это касалось, но я люблю, когда мне помогают с кроссвордом, окей?

Я решил оставить эту тему в покое. Меня, правда, не отпускала мысль, что «помощь с кроссвордом» была эвфемизмом, однако я решил не расспрашивать отца о деталях. Кроме того, здесь, возможно, было нечто похожее на наши с Коулом отношения в те времена, когда такой же допрос вел отец. Не любовь. Но и не просто секс. А нечто посередине.

Чаще всего так оно и бывает, сказал тогда мой отец – и оказался прав. Самолет Грейс прилетал в семь часов вечера, отчего день растянулся, как никогда. Меня впечатлило спокойствие Коула. Частично это Анжело помог ему пересмотреть ожидания относительно матери, но настоящую помощь оказала простая надежда. Надежда на будущее. Надежда на то, что он станет отцом. Надежда, поселившаяся в светлой солнечной комнате в конце коридора. Дверь туда теперь стояла открытой. Мы были готовы начать новую жизнь.

И это давало ему всю необходимую силу.

Увидев Грейс, я первым делом удивился тому, насколько она изменилась. Строгий брючный костюм сменили свитер и джинсы – без сомнения, дорогие, но совершенно обычные. Плюс ее волосы теперь были распущены. Ее сходство с Коулом нервировало меня.

Как и в Мюнхене, Коул уклонился от материнских объятий и ограничился тем, что поцеловал ее в щеку.

– Проходи, – сказал он. – И садись. Я открыл бутылку вина. Ты голодна? После перелета еще бы. Сейчас кормят только на международных рейсах, ну а одними солеными крендельками там не наешься. У меня есть оливки и сыр, или же, если ты проголодалась по-настоящему, я могу сделать сэндвич…