Колдовской сапфир - Дельвиг Антонина - Страница 28

• Предыдущая
• 28/52
• Следующая

Летние ночи коротки - девочку разбудила ранняя птаха, напоминавшая светилу, что наступило утро. Но это в горах было темно; над степью солнце уже катило первые волны света, а скоро лучи пробились и в долину, окончательно пробудив всех ее обитателей. Радостный птичий гомон наполнил прозрачный воздух, но девочке было не до веселья. Сменив ящерицам подсохший за ночь мох на свежий, Сеня, не умывшись, не поев, снова побрела по хрустящей гальке.

Ночью незаметно для себя девочка одолела большой кусок пути; Одинокая, казалось, еще выросла, и ее крутые склоны вздымались теперь совсем рядом. Лес отступил дальше от реки, и открытая солнцу каменистая земля была сплошь покрыта ковром цветов. Сеня шла, равнодушная к этой красоте, не замечая по сторонам даже ярких алых цветочков, пламеневших огненными своими лепестками среди белых, голубых, сиреневых соседей. И вдруг!

- Что же ты не наберешь огневика? Он скоро уже спрячется! - раздался тоненький, такой знакомый голосок, и девочка, заслышав его, вздрогнула от радости.

Не смея еще верить своим ушам, она опустилась на траву - ноги не держали! Дрожащими руками развернула платок, в котором несла бездвижных своих друзей. На ладонь ее скользнула принцесса, и Сеня, проведя пальцем по серебристой спинке, проговорила с нежностью:

- Пина! Милая моя Пиночка, как я рада, что ты очнулась!

Филипп, сидя на платке, разминал онемевшие мускулы на лапках. Подняв серьезный взгляд на девочку, он сказал:

- Счастье, что ты не оставила нас в дупле… Больше всего я боялся, что ты не догадаешься, где мы. Решишь, что твои бедные друзья погибли, и, погоревав, уйдешь. У меня отлегло от сердца только тогда, когда я услышал удары по глиняной стенке. У-у-ух, чуть не оглох!

Сеня в удивлении смотрела на принца.

- Как это ты услышал?- непонимающе спросила она. Филипп улыбнулся.

- Ты же сама потом догадалась, что мы парализованы. Слышать-то мы все слышали, а пошевелиться не могли.

Я изо всех сил старался открыть глаза, и тебе, по-моему, удалось это заметить…

- Но если бы ты не додумалась приложить к укусам белый мох, не известно еще, чем бы все это закончилось, - добавила Пина.

Сенин нос наморщился от удовольствия - все-таки приятно, когда тебя хвалят! Она с улыбкой огляделась по сторонам. Какая вокруг красота! Какие повсюду чудесные цветы! Да!… А как же огневик? Надо поскорей набрать его…

Девочка сорвала дюжину цветочков - хорошо, что она так вовремя вспомнила! Там, где только что горели алые звезды, теперь остались лишь маленькие серые головки-бутоны, и они на глазах клонились к земле.

- Но какая все же странная птица, - пробормотала Сеня; страшные воспоминания еще не оставили ее.

- Обыкновенный каменный дятел, - объяснил Филипп. - Внутри клюва у него есть особый нарост, его называют ядовитым зубом. Птица прокалывает этим зубом пойманную жертву - и в дупло. Когда вылупится птенец, он съест все, что наготовили ему родители, мощным клювом-топориком разобьет глиняную дверь и уже взрослым выйдет из своего безопасного гнезда, - принц чуть помолчал и добавил: - Мне было так жаль тебя… Ты, бедняга, плакала без конца, и тебе никак было нельзя сообщить, что мы-то живы…

Брат с сестрой глядели на девочку своими круглыми черными глазками, и Сене подумалось, что они за ужасную ту ночь настрадались, верно, не меньше нее. Но теперь все позади!

Она набрала полную грудь воздуха и, с шумом выпустив его, замерла, наслаждаясь мгновением, стараясь запечатлеть в памяти все: и яркую мозаику цветов на серебристом ковре трав, и золотые струи воды, подсвеченные восходящим солнцем, и сверкающую голову Одинокой, водопадами льющую вниз свои ледяные слезы. Тонкий аромат цветов наполнял прохладный утренний воздух… Жизнь снова была восхитительной!

Сеня по-прежнему держала в руках букетик огневика; цветочки закрылись и безвольно повисли на тонких, подсыхающих уже стебельках. Девочка с надеждой взглянула на принцессу.

- А когда ты сможешь приготовить увеличительный порошок? - спросила она, Ей хотелось, чтобы счастье было полным.

- Вечером, - ответила принцесса. - Это все же волшебство… Оно не любит яркого света.

Сеня присоединила букетик к связке сухих трав. Ящерицы сидели у нее по плечам - в мироздании, вчера чуть было не рухнувшем, все вернулось на свои места!

Девочка зашагала было по берегу реки, но Филипп, внимательно осматривавший горы, остановил ее.

- Пожалуй, нам нет больше смысла приближаться к Одинокой. Посмотри-ка сама.

Сеня огляделась. И в самом деле: вершина Толстой маячила теперь далеко позади, а здесь своим длинным пологим боком она прижималась к великанше, и, конечно же, переваливать через гору стоило именно здесь, в самом невысоком месте.

Склон горы с виду был некрутой, но взбираться по нему оказалось не так уж и просто. Никакой тропинки само собой не было и в помине, и Сеня поднималась напрямую, карабкаясь иногда чуть не на четвереньках, хватаясь обеими руками то за ветки, то за пучки травы, то за торчащие из осыпающейся земли корни. Она часто отдыхала, но все равно чувствовала себя очень усталой - бессонная ночь давала себя знать. Поэтому в полдень, когда опустилась жара, девочка отыскала тенистое местечко и улеглась спать. Ящерицы по просьбе Сени устроились внутри рюкзака и обещали не вылезать из него до тех пор, пока она не проснется.

Умывшись из фляги и таким образом взбодрившись, девочка продолжала свое восхождение. Теперь ее не тянуло посидеть через каждые три десятка шагов - что значат два часа спокойного сна! - но к вечеру она, конечно, снова выдохлась. В который раз она пыталась разглядеть вершину, но за деревьями ровным счетом ничего не было видно - поди догадайся, то ли ты у самой цели, то ли еще на середине пути!

- Да будет ли когда-нибудь этому конец? - особо ни к кому не обращаясь, пробормотала девочка. Филипп успокоил ее:

- Осталось недолго. Когда увидишь вдруг впереди горы - значит, ты уже на перевале.

И действительно, скоро глазам открылась совсем другая картина. Сеня одолела очередной каменистый уступ и внезапно, хотя и ждала этого каждое мгновение, увидела впереди скалистую рогатку - казалось, два исполинских растопыренных пальца уткнулись в небо. Это была гора Рогатая. За нею скрывалась долина Саттар. По правую руку высились крутые склоны Одинокой, а от Рогатой к далеким снежным вершинам уходил не-высокий хребет, густо поросший серебряным лесом. Некоторые из тех дальних гор могли быть даже побольше, чем Одинокая. За ними теперь будет каждый вечер садиться солнце, да и сейчас оно стояло уже над одной из вершин, больше всего походя на огромную сияющую игрушку, одетую на верхушку рождественской елки.

Сеня заторопилась - пора подыскать место для ночлега; еще немного, и начнет темнеть. С этой стороны гора была скалистой, лес начинался далеко внизу; правда, между скалами и лесом тянулись обширные заросли кустарника, но ночевать на камнях под кустом не хотелось.

Девочка запрыгала вниз по уступам и, спустившись на сотню метров, оглядела скалы снизу. Она нашла то, что искала, чуть в стороне и повыше от того места, где сейчас стояла; темная дыра наверняка была входом в пещеру. Сеня подобралась к провалу и осторожно заглянула внутрь. Пусто! Пещерка оказалась небольшой и уютной, с сухим земляным полом. Девочка поторопилась натаскать сюда побольше сушняка, и скоро в пещере запылал жаркий огонь. Ящерицы сидели на камешке неподалеку от костра и ждали, пока девочка покончит с делами.

Сеня нагуляла сегодня зверский аппетит и с удовольствием жевала совсем уже черствый хлеб с твердым, как резина, овечьим сыром. Ужин пришлось запить тепловатой водой из фляги - чай сегодня готовить было не из чего; воды оставалось едва на донышке.

• Предыдущая
• 28/52
• Следующая