Звезды Шамана. Философия Шамана - Серкин Владимир Павлович - Страница 6

– Что происходит?

– Перехожу на увеличение доли космической энергии.

– Было какое-то явное изменение?

– Нет, стал систематически упражняться.

– Сдерживаешь чувство голода?

– В лагере[23] ел иногда меньше, чем сейчас. Все мы там удивлялись, сколько ненужной вкусной пищи съедается на гражданке.

– В лагере вынужденно. А сейчас как справляешься с чувством голода?

– Не голода, а аппетита. Просто не ем, если не голоден.

– В этом суть твоего перехода?

– Начальный этап. Нужны некоторая самодисциплина и бесстрашие.

– В чем бесстрашие?

– Представь, что вечером ты осознал вдруг, что уже два дня ничего не ел.

– Хорошо.

– Горожанин пугается, думает, что слабеет-болеет или вообще спид, нет нужных веществ в организме и еще что-нибудь. И кидается набивать желудок.

– Есть люди – специально голодают-очищаются.

– А если не специально, просто вдруг осознаешь, что чувства голода нет и пища тебе не нужна?

– Да, тут испугаешься за организм. И какова твоя цель?

– Слышал про солнцеедов?

– На Севере? На северах это вряд ли, как ты говоришь.

– Космическая энергия везде.

– Можешь меня научить?

– Могу.

– С чего начать?

– Начни регулярно думать об этом. И обязательно действуй в этом направлении.

Свободен ли зверь? Их часто используют как символ свободы. Несущийся конь, парящий орел, одинокий волк, резвящийся медвежонок, рыба в океане… Наверное, в моменты, когда зверь резвится-несется или птица парит, у них ощущение, сходное с полной свободой. Но что определяет их жизнь?

Отсутствие размышлений о свободе? Это с нашей точки зрения. А они живут просто – поглощенные насущными потребностями. Мы даже этому завидуем иногда. Они кажутся себе свободными? Прирученное от рождения животное не хочет в лес, даже боится. И не страдает, и кажется себе свободным? Но мы-то можем видеть, что такой зверь живет неестественно. А сам зверь – нет. Может, так же и мы на своем уровне? Но в отличие от зверя мы можем иногда наблюдать за собой и своей жизнью и поразмышлять об этом.

– Свобода – то, что мы придумали?

– Свободен ли влюбленный?

– Кажется, нет. Он привязан к своей любви.

– А человек без любви?

– Кажется, свободнее.

– А у кого больше энергии?

– Почему?

– Любовь склеивает все, без нее Вселенная начнет разваливаться.

– То есть человек вообще без любви…

– Правильно, ненужный элемент.

– Вселенная его утилизирует?

– Задающий вопрос…

– Но как же монахи-отшельники, путешественники, лесники там, вообще без женщин?

– Некоторые все равно влюблены в женщин или очарованы природой, а продвинутые религиозные – во Вселенную и все, чем она представлена.

Ночь. Сижу, смотрю на костер. Прохладно, ветерок: вязаные шапочка и перчатки, капюшон. Костер греет только спереди. Чтобы спине не было холодно, надеваю пустой длинный рюкзак с разгрузочными полосами и смягчающей подкладкой. Так, положив несколько веток в рюкзак, даже можно опереться спиной о холодную скалу. Под задницей у меня теплый, нагретый у костра плоский камень, который я периодически меняю на другой такой же: пока один отдает тепло, другой нагревается.

Из-за холода и ветерка комаров нет, и я устроился встречать рассвет довольно уютно. С часу до трех – самое темное время. Редкие звезды между угадываемыми в темном небе облаками, пламя костра, и темнота кругом. Только шум обрушивающихся на невидимый берег волн, рокот катаемых волной камней и потрескивание дров. Иногда – попискивание дров, когда пар из разбухшего от дождя нагретого полена начинает выходить в какую-нибудь щель.

В полчетвертого уже видны и силуэт ближней сопки, и белесые гребешки набегающих волн. Минут через двадцать «вдруг» замечаешь на фоне неба и силуэты больших деревьев на обрезе сопки, и полосу поднявшейся крутой волны. Все, темнота отступает.

Проснувшийся Шаман молча усаживается рядом. В плотном темно-зеленом брезентовом дождевике с капюшоном он похож в рассветных сумерках на темную неподвижную пирамиду. Сейчас говорить не нужно, и мы молча сидим несколько часов в потоке рассветной тишины.

Когда луч приподнявшегося из-за южной сопки краешка солнца осветил, наконец, вершинку зеленой брезентовой «пирамиды», вспененные волны уже переливаются сине-зеленным цветом, качая и выкидывая на камни принесенные вчерашним штормом бревна и коряги. Очарование рассвета проходит, и я начинаю разговор.

– Сколько не встречаю рассвет, силуэты деревьев всегда появляются вдруг. Никак не поймаю постепенность. Будто освещенность возрастает скачками.

– Солнце поднимается плавно. Это образ в сознании осознается «вдруг».

– Да, всегда осознается как бы после того, как он там уже есть[24].

– Может, он там уже и был?

– Шутишь? Ночью это был бы образ будущего.

– В каждой шутке…[25] Учись иногда видеть образ будущего.

– Как это делать?

– Пытайся, на простых образах. Например, это же дерево.

– Это не будет просто воображением или галлюцинацией?

– Всегда можешь сверить образ с реальностью через час-два. И так постепенно отсевать галлюцинации.

– Ты так можешь?

– Немножко.

– И про меня?

– Немножко.

– Страшно с тобой.

– Пятый раз это слышу. Если страшно, тогда ничего не делай, и ничего не будет.

– Страх ограничивает направления развития?

– Страх забирает свободу.

– То есть настоящая свобода в возможности развиваться?

Шаман кивнул.

Удивил и поэтому запомнился один магаданский «кофейный» разговор, несколько усложнивший в то время мои представления о бывших заключенных. Зато я лучше стал понимать психологию «сломанного» человека периода репрессий.

Один бывший сиделец, кажется, конца 40-х, по политической[26] (так он говорил), рассказал с некоторой житейской гордостью такую историю.

В середине 70-х он, работая научным сотрудником Института биологических проблем Севера в Магадане, проявил себя интересными и новыми тогда результатами. В итоге получил финансирование (сейчас это бы назвали правительственным грантом) на исследования по проблемам физиологии коренных малочисленных народов Севера (КМНС). Скоро к нему подошли люди, связанные с облисполкомом[27], намекавшие на то, что нужно бы поделиться (сегодня это называется «откат»).

– И что вы сделали?

– Ну, я же старый опытный зэк… Я сказал: «А забирайте всю программу вместе со всем финансированием».

– То есть вам эта тема была вообще никак неинтересна?

– Нет, тема интересная.

– И что?

– И все. И я ни при чем, ни во что не замешан, мне ничего не предъявишь (с гордостью).

Не хочу и не вправе никого осуждать. Мне кажется, что люди, отсидевшие за свои убеждения и сохранившие их, так бы себя не вели.

Но рассказывают и пишут, что много людей сидели просто за неосторожно сказанные слова, пьяную болтовню и анекдоты. Что же происходит с человеком, который за то, во что сам не слишком верит, просто потрепавшись, проходит через 10 лет лагерей, все эти годы упрекая сам себя за болтливость?

После жизни в пригороде Ярославля (начало 2000-х) Шаман привез семена и занимается огородничеством. Колыма – не Ярославль с длинным летом. Первые посадки Шаман начинает в проталинах на солнечных склонах числа 10-го мая, постепенно увеличивая их. Нередко бывает, что в районе 25 мая или 10 июня все всходы безвозвратно гибнут от ночных заморозков. Шаман не слишком расстраивается и с каким-то отстраненно-фатальным упорством начинает снова и снова.