История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3 - Яворницкий Дмитрий - Страница 29

О своих сношениях с Кошем гетман сообщил в Москву, причем присовокупил к тому известие о бегстве «здрайцы» Петрика в Запорожье и «о перейме превратного его злоумия письма», писанного из Сечи в Малороссию к какому-то канцеляристу[194].

В одно время с тем, как велась официальная переписка между Кошем и гетманом, шла тайная «через певных и секретных гетманских посланцев» переписка между гетманом же и кошевым атаманом. Гетман, соблюдая строгую тайну, извещал Ивана Гусака о скорой и непременной войне России с Крымом и советовал кошевому ввиду того собрать запорожское войско «укупу» на Коше. Не имея оснований не верить гетману, Гусак собрал все войско до Коша и ждал с нетерпением, когда гетман объявит о походе во всеобщее сведение. Но так как проходили дни за днями, и гетман не объявлял никакого похода, то кошевой очутился в весьма затруднительном положении и с трудом мог удерживать на Кошу войско, которое, получая ничтожное жалованье и не имея никакой добычи, стало уходить к польскому королю на службу. Положение кошевого сделалось еще более затруднительным оттого, что он в это же время должен был ладить с крымским ханом. Пользуясь печальным случаем захвата басурманами на какой-то реке, вместе с челном, казака Искры и желая вызволить несчастного пленника из неволи, кошевой атаман Гусак, сообща с добрыми молодцами, отправил в Крым несколько человек товариства с видимой целью заключить перемирие с Крымом, с действительной проведать о том, что делают в Крыму басурмане и сколько осталось их дома. Пребывая с гетманом в прежней дружбе, кошевой с возвращением в Сечь из Крыма посланного товариства немедленно известил о том гетмана, а пока наипокорно просил его сообщить секретным способом через щирых людей своих, как ему, кошевому, поступать с войском: если военного дела совсем не будет, тогда нечего войска и на Кошу держать, а нужно отпустить его на добычи, потому что до сих пор (до 5-го числа июля месяца) ни казаки, ни чумаки, согласно гетманскому указу, не имеют позволения оставить Запорожской Сечи и идти в города на промыслы[195].

Каков пришел от гетмана Мазепы на запрос кошевого атамана ответ – неизвестно, но в конце того же июля месяца Мазепа отправил к царям грамоту о запорожском казаке Куленке с его товарищами, которые «во время сражения с калгой-султаном взяли одного языка», а в начале августа месяца сам получил тревожные вести о настроении запорожского войска. Августа 13-го числа Мазепа послал из Батурина в Переволочну своего чедядника к дозорце Ивану Рутковскому с приказанием достать в Днепре живого осетра и, «осоливши его добре», доставить его, как можно скорее, в город Батурин, куда гетман «на сей час сподевается к себе гостя вдячного из Москвы».

Пользуясь таким случаем, дозорца Рутковский послал гетману Мазепе весть о делах и настроении запорожского войска. Жил за порогами Днепра, писал Рутковский, один «врельский»[196] человек. Понимая письмо, он находился при Божьей церкви; но потом, оставивши Запорожскую Сечь, вернулся к себе и от преданных гетману лиц, его гетманской особе слишком известных с некоторых пор, рассказал о «злостях и шаленстве» Петрика, убежавшего на Сечь[197]. Петрик «прибирает» к себе кошевого с товариством, в особенности казаков того куреня, в котором сам живет, и подбивает их идти войной на Русь (то есть Малороссию), пользуясь «теперешним миром». «Я, говорит он, пане кошовый, горло свое ставлю, и велю мене на составы порубати, коли тобе вся Украина, почавши от самой Полтавы, не поклонится; тилко хоть шесть тысячей озми (возьми) орди (орды) да пойдем в городи: мене пошли вперед с килко сот коими в Полтавщину, – я знаток, з якого конца зачати, да и дедусь мой не буде спати за свою зневагу, що его зкинули с полковництва, а гетман зараз на Москву утечет, бо там его вся душа, а тут тилко тень его, войску запорозкому; одни скарби(ы) в Польшу сестре отвез, а теперь на Москву другие почав возити, та и сам туди ж к чорту покрутится, одно (лишь только) с татарами перейдемо Днепр. Як був гетман на Москве, так рок (рек), щоб такий город посеред Сечи поставити, як на Самаре побудовав». В другой раз тот же Петрик в разговоре с кошевым атаманом говорил так: «Пане кошовый, не помогут (разве не помогут) нам братя наше, которих сердюки – арендаре да тие дуки (богачи), що им царе (цари) маетности понадавали, мало живих (вых) не идят (едят), едва почуют, що ты з войском рушишся з Сечи, то сами оны (они) тих чортув панув подавят, а мы же прийдемо на готовый лад, да и коло (около) самого гетмана есть там добрие люди, которых лепше (лучше) послухают, нежели его самого, не знаючи допустят утекати з Москви, и так ему мало одного часу од них не склалося лихо». На такие речи Петрика кошевой атаман Гусак различно отвечал ему, смотря по собственному настроению: коли был трезв, то журил Петрика и говорил ему так: «Покинь, Петре, не брыдь ледачого»; да и от стариков ему за такие речи доставалось в бороду. А когда кошевой был пьян, то и сам много ледачого говорил, и на тот час «стачечные и зичливые» казаки принуждены были по необходимости молчать[198].

Посылая в Батурин такую весть, дозорца Рутковский просил гетмана отнюдь не открывать там имен тех «особ, которые суть зичливые в Сечи вельможности гетманской», потому что раньше того, когда кто-то из Батурина в Сечь сообщил о пересылке от какой-то особы для гетмана цидулки, то ту особу едва казаки не убили, и она «выкрутилась только чернецством да священством», то есть через монахов да священников.

Но гетман Мазепа, помимо дозорцы Рутковского, получал вести и от своего казака Сидора Горбаченка. Сидор Горбаченко прислал в Переволочну «цидулку» с какой-то загадочной формулой: «Тот писал – хто читав, а где скрыто – мало хто ведает» и, по-видимому, давал ответ Мазепе по поводу его требования о выдаче «запорожца» (конечно, Петрика), которого казаки не желали выдавать гетману.

Запорожцы, ничего того не подозревая, показывали свое расположение гетману Мазепе и обращались к нему с просьбами о даровании им разных милостей. Так, осенью того же 1691 года от кошевого атамана Ивана Гусака и всего запорожского низового войска отправлены были в город Батурин два куренных атамана Ничипор да Яков с писарем, есаулом и с товарищами на 60 конях для поездки в Москву за получением там годового войску запорожскому жалованья. Гетман беспрепятственно пропустил из Батурина в столицу запорожское посольство в полном его составе и получил за то благодарность от всего низового войска. Выражая свою признательность за возможность войсковым посланцам «обачить монаршеские очи», запорожцы вслед за тем отправили к самому гетману двух казаков Петра Гука и Ваську Переяславского куреня с новой благодарностью за присланное белое железо для церкви и напоминали Мазепе о его обещании прислать для сечевой церкви «наместных» образов, белого железа на две «бани», то есть на два купола («железа того было 600 и 3 аркуши»), и на другие церковные потребы, а также доставить кресты, невод и за прошлый и настоящий год запасы. «И то вельможности вашей сообщаем, что в грошах великий барзо стался брак, так что за чехи ни в коем случае нельзя купить борошна: эти чехи находят гладкими и потому негодными. Мы же их не куем, и откуда они приходят, туда и отходят. Теперь же от приходящих к нам из Украины людей пущена, ради их наживы, такая молва, что как арендари, так и полковники принимают деньги только на выбор, а ватажане, понадавав нам чехов то за рыбу, то за иную добычь, потом за борошно вновь не хотят брать. У нас ходит монета, подобная той, какая ходит на Руси (то есть в Малороссии), и мы иной не имеем монеты – ни талеров, ни червонных золотых. Через это ватажане с Руси (Малороссии) перестали ходить к нам, и мы не знаем, сделано ли то по рейментарскому указу, или сталось то без рейментарского указа». Об этом кошевой Иван Гусак просил гетмана дать свой ответ войску, а пока благодарил его вельможность за какой-то «подаруночек» и извещал о том, что султан с ордой, лишь только станет Днепр, имеет намерение вторгнуться за Днепр[199].