Знак Гильдии - Голотвина Ольга - Страница 13

Ох, что-то тут не так...

Шенги медлил с письмом в руке. Юный Сын Рода догадался, что мастер не хочет его брать, и в отчаянии бросил последний довод, припасенный, словно кинжал за голенищем:

– И я уже убил Летучего Скорпиона!

Ого, вот это уже очень, очень серьезно! Такой победой мог бы гордиться любой Охотник.

– В самом деле, мой мальчик? И как же ты его убил? Расскажи-ка поподробнее!

Нургидан остановился, словно конь на всем скаку, яростно дыша. Когда наконец заговорил, в голосе зазвенели тоскливая безнадежность и злой вызов:

– Я... я не могу рассказать! И не скажу почему... Но клянусь именем отца, клянусь золой с костра моего деда, я убил эту летучую тварь! И это был честный поединок!.. Ты не берешь меня, Совиная Лапа? Ну и ладно! Все равно стану Охотником! В «Счастливом путнике» остановился Урихо, он возьмет, он научит...

Мальчик подхватил мешок и, резко повернувшись, пошел к воротам, прямой, словно пламя свечи. Голова высоко поднята – не для того ли, чтобы удержать слезы?

– Подожди, – негромко сказал ему вслед Шенги. Мальчик сразу остановился, но не обернулся.

Шенги еще не принял решения, но понял: он никогда не простит себе, если этот гордый, отважный паренек уйдет к пролазам.

Как же выбрать одного из троих? О, вот мысль! Еще одна проверка на смелость!

– Ребята, я забыл предупредить... Моему ученику придется жить под одной крышей со зловещим, недобрым призраком!

– Грайанский десятник, что ли? – презрительно отозвался Нургидан, все еще не оборачиваясь. – Слышали! По-ду-ма-ешь!

– Призрак? – восхищенно взвизгнула Нитха. – Ой, интересно! Как в сказке!

Серые глаза Дайру затуманились мечтательной дымкой:

– А разговаривать с ним можно? Он же, наверное, самого короля Лаограна видел!

Вот и пугай их, такую лихую команду...

Стоп! Что это он, Шенги, сам себе сейчас сказал?

Команду?

Очень, очень интересная мысль! А почему бы не вырастить команду Охотников? Тройку, которая с детства привыкнет действовать как один человек! Учил же Лауруш его вместе с Ульнитой! И как потом хорошо работалось с такой напарницей!

Конечно, денег понадобится уйма, ведь трое на шее окажутся... Ничего! Он все-таки не нищий.

– Ну, что с вами делать, настырная вы банда? Беру всех троих!

Грайанская башня лет триста не слыхала такого ликования. От пронзительных счастливых воплей призрак Старого Вояки, наверное, забился в самый темный угол.

– Ладно, уймитесь, горластые! Цыц, я сказал! Сегодня пойдем в храм и принесем клятву. Нургидан, взберись на ворота, сними решето, пока Серая Старуха на мою голову четвертого ученика не принесла!

Это только с парадного входа игорный дом «Путь по радуге» украшен большими светильниками из цветного стекла. Это только у главных дверей девицы в нескромных нарядах бойко жонглируют зажженными факелами, а поэт в пестрой одежде во весь голос читает стихи о лисе-удаче, что, вертя хвостом, бегает от игрока к игроку. Это лишь у порога, раскрашенного в семь цветов радуги, звенят струны в такт речам поэта и сквозь их напев прорываются хриплые крики сидящего в клетке наррабанского попугая: «Пр-риходите! Игр-раем! Игр-раем!»

А заднее крыльцо утонуло в зарослях калины и бузины, буйно заполонивших задворки до каменной полуразрушенной ограды.

Какой-нибудь рачительный хозяин мог бы упрекнуть владельца игорного дома в том, что тот запустил задний двор. Вырубить бы эту поросль, заодно ограду починить. Мало ли кто перемахнет через полуразвалившуюся каменную кладку, прокрадется сквозь спутанные ветви к заднему крыльцу...

Но владелец «Пути по радуге» знал, что делает. Не было в городе вора, который рискнул бы полезть за добычей в игорный дом. Конечно, от погребального костра никому не уйти, но зачем же самому себе поленницу складывать?

А вот от крыльца к ограде сквозь заросли часто скользили тени. Особенно во время визитов стражи. Десятники действовали расторопно и сноровисто, заранее ставили своих людей у входа и под каждым окном, но никогда – никогда! – на пустыре, который отделяла от заднего двора каменная стена. Неписаные правила – самые строгие.

На крыльце стояли двое – дышали ночным ветром, живительно свежим после приторного запаха благовоний, которым был густо насыщен воздух игорного дома. Мужчины не начинали разговор, наслаждаясь тишиной, чистой и ясной.

Наконец один из них, высокий, плечистый, в плаще с наброшенным на голову капюшоном, из-под которого виднелась седая бородка, сухо спросил:

– Принес?

Второй – плотный, коренастый, одетый как зажиточный торговец – похлопал по бархатному мешочку у пояса:

– Здесь. Все три. Деньги?..

Тяжело звякнули золотые монеты. Бархатный мешочек перешел из рук в руки.

– Сколько они у тебя лежали?

– Полтора года. Ты не бойся, ничего им от времени не сделается. Главное – в воду опустить, хоть в ледяную... Впрочем, кого учу, сам лучше меня все знаешь.

– Я? – деланно удивился седобородый. – Мне-то откуда в таких делах разбираться? Я просто посредник. Мне велели достать – я и нашел.

– Мог бесплатно найти, за Гранью. Эх, Урихо! Нацепил бороду из пакли – так тебя и не узнать? Сапоги бы сменил, вон какие приметные вырезные отвороты!

Глухо помянув Хозяйку Зла, Урихо откинул капюшон. Седая борода нелепо выглядела на красивом лице, искаженном гримасой досады.

Торговец с удовольствием наблюдал за произведенным впечатлением.

– Слушай, я не спрашиваю, зачем тебе понадобился такой поганый товарец...

– Вот и не спрашивай, – перебил его Урихо, который уже пришел в себя.

– ...но хочу сказать, что я продешевил.

Торговец остановился, ожидая возражений, но Урихо молчал. Нахмурившись, торговец пояснил:

– Не та диковина, чтоб перед соседями хвастаться, верно? Не знаю, зачем ее кто-то покупает, но скоро узнаю. И весь город узнает. Люди кричать об этом будут!

– Не будут. Заказчик на днях уезжает. Если и поднимется крик, то не у нас.

Торговец недоверчиво хмыкнул:

– Может, и так. Я в чужие дела не суюсь. Я скромный, тихий и неразговорчивый. Неужто такие добродетели останутся без награды?

– Особенно неразговорчивость, да? – усмехнулся Урихо. – Ладно, потолкую с заказчиком.

На самом деле он уже принял решение. Дурак торговец подписал себе смертный приговор.

Торговец, не подозревающий, что перед ним уже распахнута Бездна, вслушался в доносящийся из глубины дома женский голос.

– Это Черная Азалия поет?

– Нет, Шелковинка. Черная Азалия сегодня не выступает.

– Азалия – дрянь и ломака! – обиженно поведал торговец. – Я ее на днях в гости позвал, намекнул насчет красивого браслета. Все вежливо, благородно. А она... мало того что хохотала, как гиена наррабанская, так еще Гахтхору наябедничала. Ну, знаешь, торговец рабами. Такой детина, что если приделать к нему колеса – выйдет осадная башня. Кричал, что из меня потроха через глотку выдавит. Как же, испугался я! Не дождется!

Урихо быстро сообразил, что подворачивается удобный случай.

– Гахтхор? – переспросил он. – А я-то думаю, с чего это он сегодня такой мрачный? Сидит у дверей и вином по самую макушку наливается.

– Кто? Гахтхор? – изумился торговец. – Он же вчера... в Наррабан... домой...

– Задержался на три дня. Говорят, из-за Черной Азалии.

Это известие явно не сделало торговца самым счастливым человеком в Издагмире.

– Ах ты, привела же Многоликая! Знаешь, не буду возвращаться в дом, уйду через пустырь. А ты не забудь, потолкуй с заказчиком.

– Потолкую, – серьезно ответил Урихо, нагнувшись и поправляя подколенный ремень. Сквозь мягкую, прекрасно выделанную кожу сапога он нащупал за голенищем нож. На пустыре найдут еще один труп, не первый и, надо полагать, не последний.

Торговец пробирался сквозь кусты, пыхтя и треща ветвями. Урихо беззвучно двинулся за ним. Вот это ничтожество карабкается на стену. Метнуть нож в спину? Или догнать и ударить?