Оборотни и вампиры - Вильнев Ролан - Страница 32

Такую некрофилию, безобидную и невинную, когда она проявляется в чрезмерном поклонении могилам, следует отличать от извращения, которому дал это имя бельгийский психиатр Гислен (Guislain). В самом деле, в XVI веке Жоост де Дамудер (Joost de Damhoudere) ошибочно считал в своем сочинении «Praxis» содомским и достойным костра то гнусное сладострастие, которое заставляет некоторых мужчин познавать мертвых женщин (casu incidit in memoriam execradus ille libidinus amor, quo quidam feminum cognoscunt mortuam). Некрофилия, встречавшаяся довольно редко, если судить по примерам, оставленным нам историей, впервые, вероятно упомянута Геродотом. В Египте, рассказывает он, жен знатных людей «после смерти не сразу передают в руки бальзамировщиков, так же, как и очень красивых и прославленных женщин; тела доверяют им лишь по истечении трех или четырех дней. Таким образом хотят помешать бальзамировщикам насладиться этими женщинами; дело в том, что одного из них застали, когда он насиловал труп только что умершей женщины; его выдал собрат по ремеслу». Кроме того, Геродот сообщает, что Периандр, коринфский тиран, который ненавидел своих сыновей и приказывал кастрировать детей, овладел своей женой Мелиссой, как только она умерла, сажая «хлеб в уже остывшую печь»

(KH.V, гл.92). Ирод, Карл Великий, Вальдемар IV, по преданию, поступали так же. Флегон, вольноотпущенник императора Адриана, рассказывает историю трактирщика, который плотски познал служанку по имени Филиниум через шесть месяцев после ее смерти. Наконец, Дюлор в своих «Исходных божествах» («Divinites generatrices») вслед за Арнобом («Adv. Gentes», издание 1671 года) и Климентом Александрийским излагает скабрезную историю Бахуса, в которого влюбился юный Полимнус. Смерть унесла юношу прежде, чем бог успел удовлетворить его желание, но последний, тем не менее, свое обещание выполнил: «Бахус построил для него гробницу; в честь усопшего он сделал фаллос из ветки смоковницы и водрузил его на вершину памятника... Бахус, желая непременно исполнить свои обещания, поместил деревянный фаллос на могиле умершего, уселся нагишом на его кончик и в таком виде полностью освободился от призрака обещания, данного им юному Полимнусу».

Разрозненные медицинские и юридические записи о некрофилии не представляют никакого интереса до начала XIX века. С этого времени ученые и специалисты по душевным болезням начали собирать подчас совершенно удивительные наблюдения:

«В 1787 году в Сито, неподалеку от Дижона, -рассказывает Мишеа, — один из моих предков, который был врачом этого знаменитого аббатства, как-то раз вышел из монастыря и отправился навестить в стоящей в лесной глуши хижине жену дровосека, которую накануне покинул умирающей. Муж, занятый своей тяжелой работой вдали от хижины, вынужден был оставить жену в одиночестве, рядом с ней не было ни детей, ни родных, ни соседей. Открыв дверь, мой дед был поражен чудовищным зрелищем. Монах, сборщик пожертвований, совокуплялся с женщиной, которая к этому времени была уже трупом».

Гарнье, который повторяет эту историю в своем труде, посвященном онанизму, коварно сообщает, что его дорогих собратьев, современных анатомов, не раз подозревали в том, что они проделывали то же самое в анатомических театрах. Может быть, мрачная шутка зашла слишком далеко? Но действительно правда, что в отсутствие врачей некоторые сторожа в анатомических залах совершали порой предосудительные поступки. На эту тему госпожа Нина Миковици (Micovici) из Бухарестского института судебной медицины рассказывает следующий случай: «Был обнаружен труп убитой молодой девушки. Осмотр трупа указал на недавний половой акт. Сначала подумали, что речь идет об убийстве, которому предшествовало изнасилование. Более позднее исследование позволило заключить, что половой акт был произведен посмертно. Подозрение пало на одного из служащих судебно-медицинского института; припертый к стене он в конце концов

признался...» Не так давно один из служащих Ноттингемской больницы был уволен за безнравственное обращение с останками закоренелой холостячки («Тайме» от 29 ноября 1960).

Люди, которые по роду службы имеют дело с безжизненными телами: могильщики, кладбищенские сторожа, смотрители моргов, чаще других страдают подобным извращением. Свидетельство тому - Александр Симеон; этот полупомешанный, нечистоплотный и умственно неразвитый человек, запертый в приюте Труа за оскорбление целомудрия, обманывал бдительность своих сторожей и во всеуслышание хвастался, что может удовлетворять свои нечистые желания.

«... Особое влечение он испытывал к самым грязным постельным принадлежностям, к телам, покрытым последним смертным потом, а больше всего

- к простыням, на которых только что умерла женщина. Симеон держался начеку, чтобы завладеть ими, пусть даже всего на мгновение. Как только свежие выделения основательно пропитывали ткань, он украдкой хватал ее и, если у него сразу не отнимали, наслаждался, жадно вдыхая ее запах, и выказывал желание завернуться в эти испачканные простыни.

Однажды его застали за этим занятием, и из его собственных признаний стало известно, что всякий раз, как в морг отправляли женский труп, он тайком пробирался туда и предавался позорным забавам» (Люнье, «Медикопсихологические хроники», 1849).

В заключении, сделанном для. Медицинской академии (том XXXIII, с.136 и далее), Байярже (Baillarger) утверждает, что Симеон, полный идиот, неспособный к последовательной работе и подверженный периодическим маниакальным лрипадкам, все же не предпочитал трупы прочим сексуальным объектам (в противоположность Бертрану, у которого инстинкт был явно извращенным). Мы разделяем это мнение; его можно было бы отнести и к Анри Бло, могильщику-эпилептику с Сент-Уанского кладбища, который «не постеснялся около 1886 года осквернить останки девочки, умершей от оспы. Все эти случаи «превосходят воображение, и мы ужасаемся, узнав о чудовищном пари, предложенном студентом-медиком, который повторил один из подвигов =Симеона в присутствии всех своих товарищей по факультету. Поспешим уточнить, что некрофилы «обычно ведут себя более скромно, и лишь случай (позволяет застать их врасплох. Следующие примеры послужат тому доказательством.

Первый из них взят из труда Тарновского и подсказан Бриером де Буамоном («Медицинская газета» от 21 июля 1849 года):

«В маленьком французском провинциальном городке умерла шестнадцатилетняя девушка из почтенной семьи. Ночью мать умершей услышала, что из комнаты, в которой лежал труп, доносится шум, словно там опрокидывают мебель. Поспешив туда, она увидела незнакомого человека в одной рубашке, он поднимался с постели, на которой покоилось тело. Мать закричала, сбежались люди, незваного гостя схватили. Тот, казалось, не обращал ни малейшего внимания на все, что происходило вокруг него, а на все вопросы, которыми его засыпали, давал совершенно невразумительные ответы. Осмотр трупа показал, что над ним надругались и что сношение с ним повторилось несколько раз.

Судебное расследование установило, что те, кому поручено было дежурить у тела, были подкуплены, что пленник был обладателем большого состояния, получил

блестящее образование, вращался в высшем свете и что он часто добивался, тратя на это огромные суммы денег и прибегая ко всевозможным уловкам, доступа к телам недавно умерших девушек, которых затем насиловал. Суд приговорил его к пожизненному заключению».

Второй пример приведен доктором Моро из Тура: он цитирует газету «Эвенман» от 26 апреля 1875 года. В заметке рассказывается об адюльтере post mortem, совершенном неким Л., женатым человеком и отцом шести детей, с трупом жены друга. Л. добровольно вызвался бдеть у тела:

«Было десять часов вечера. Л. отослал своего сына и остался один с покойной.

Муж задержался в типографии, где печатали извещения о смерти, и долго не возвращался. И тогда в голову Л. пришла невообразимая, противоестественная, чудовищная мысль. Он задул горевшие у ложа свечи; и холодный, застывший, уже начавший разлагаться труп стал добычей этого неслыханного вампира. Тем временем вернулся муж. Удивленный тем, что свет не горит, он окликнул друга. Через несколько минут ему ответил надтреснутый голос. Л. был бледен, сокрушен, в ужасном смятении; таким он показался при вновь зажженном свете, и первым его побуждением было бежать. Но муж увидел потревоженный труп, смятую постель. Обезумев от горя и не решаясь высказать догадку о подобном надругательстве, он вцепился в горло преступника, даже схватился за нож, стал громко кричать, и, не вмешайся сосед, расправа была бы скорой...»